Give an Inch, Run a Mile

Как бы то ни было, прошло почти две недели, прежде чем Ангела смогла снова навестить Амели — это был первый из их вечерних сеансов за последнее время. Жизнь в качестве члена Overwatch давала о себе знать, и как это обычно бывает, док провела на Балканах примерно с неделю, возможно немного больше. Они вернулись в штаб-квартиру в Швейцарии только ближе к вечеру. Давно уже стемнело, когда светловолосая девушка только выходила из машины. Нет, конечно она могла бы пойти в свою комнату и отдохнуть там до утра, что казалось довольно логичным, но интуиция безошибочно тянула ее к пациентке. Они уже проводили несколько вечерних сеансов — это была идея, предложенная Ангелой вначале, когда ее дневной график был слишком занят. Амели, казалось, была вполне согласна с таким раскладом, и, учитывая, как мало та спала, согласно ее записям, это давало интригующую возможность понаблюдать в другой атмосфере, увидеть будет ли различаться ли их взаимодействие в зависимости от времени суток. Учитывая двухнедельные отлучки с ее стороны, доктор, конечно же, попросила охрану сообщить о ее визите заранее, — Ангеле не особо хотелось врываться без предупреждения. Тем не менее, она чувствовала, что почти сделала это, когда открыла дверь в палату пациентки, и первые темно-оранжевые полосы света фонарей хлынули в окно. Амели ходила по комнате, явно ожидая ее, и резко остановилась как только вошла Циглер. Ее руки были скрещены на груди — точно определенный Ангелой, жест беспокойного нетерпения. Мерси обнаружила, что у нее неожиданно перехватило дыхание. Неужели она практически бежала, чтобы добраться сюда? Потупив взгляд она опустила голову, как бы извиняясь.  — Прости за несвоевременное предупреждение, но после всего времени, проведенного на задании, я хотела проверить, где мы остановились в последний раз. — Где ты была? — спросила Амели, и в ее голосе безошибочно угадывалось раздражение, хотя и не совсем обвинительное. Нет, под ним было что-то еще. Что-то что доктор не сразу смогла распознать, — Здесь тебя не было. Никто мне ничего не сказал. Я думала, что вы были…что ты больше сюда не придёшь. Той не нужно было вдаваться в подробности, чтобы Ангела поняла, что именно она недвусмысленно пытается сказать. Тем не менее, даже пусть и не такое открытое признание своей степени уязвимости для Амели, было и стало огромным шагом вперед от их молчаливых бесконечных сеансов. Внезапно Ангелу захлестнуло чувство вины за то, что она не проявила хоть каплю предусмотрительности. Конечно, ей следовало по крайней мере уделить время тому, чтобы сообщить Амели о ее отсутствии, а не ошибочно полагать, что кто-то из других сотрудников объяснит француженке причину. — Мне очень жаль, Амели. Ей действительно было жаль. Ангела ведь даже не задумалась о том, как повлияет ее решение уйти без предупреждения, особенно когда у них установился такой регулярный график занятий. Эту ошибку она не совершит снова. — Я обещаю, в дальнейшем… — Док замолчала, потому что ее внимание резко захватило что-то позади девушки. Огромные куски акварельной бумаги были разбросаны по столу, приклеены к стенам, каждая из них была заполнена пятнами угольных мазков пастельных тонов. Ее прежние мысли полностью улетучились, и Ангела не смогла сдержать восторга, в одну секунду вспыхнувшего на ее лице. Она сделала несколько шагов вперед, прежде чем резко остановилась, словно вспоминая что-то. Это была не ее комната, а все же личное пространство Амели, и она была бы никем, если бы не продолжала уважать ее. Поэтому она повернулась к хозяйке апартаментов, безуспешно пытаясь подавить собственное восхищение. — Могу я? Аме отвернулась, издав неопределенный звук, который Циглер приняла за разрешение продолжить. Она прошлась вдоль стен, рассматривая приклеенные к ним картины, почти что дотрагиваясь пальцами бумаги. Внимательно осмотрела незаконченные скетчи, что лежали на столе рядом со все еще открытым набором угольных палочек и пастельных мелков. Некоторые были фигурами, всплесками движения и красок. Другие представляли собой абстрактные мазки и беспорядочные линии оттенков черного, сливающиеся в головокружительные завихрения. От увиденного у нее перехватило дыхание, и Ангела долго смотрела на эскизы, прежде чем нашла нужные слова.  — Они прекрасны, — на одном выдохе сказала Ангела и была удивлена, когда Амели, вместо того чтобы пожать плечами или остаться привычно незаинтерисованной, переступила с ноги на ногу, многозначительно глядя куда угодно, только не на нее. Ангела предпочла не замечать этого, понимая, что не стоит акцентировать свое внимание на явном дискомфорте, который она вызвала своим комментарием. Вместо этого док мягко улыбнулась, слегка наклонив голову. — Спасибо, что позволила мне их увидеть, — Это были искренние слова благодарности со стороны Ангелы, — Я рада узнать, что вы получили необходимые художественные материалы, — закончила она. Вот теперь Амели чуть безразлично пожала плечами. — Это пустяки. Приятное разнообразие вместо чтения скучноватых книг все дни. Ангела хмыкнула в знак согласия. Очевидно, это больше, чем просто «приятное разнообразие», и хотя она пока ничего не скажет по этому вопросу, на следующем заседании совета, несомненно, сделает заметку о преимуществах ослабления некоторых ограничений на тему разрешенных Амели предметов. Удовлетворив на время свое любопытство, доктор Циглер вернулась к обычному ритуалу — контролю показаний и их записи. Записывая цифры, она беспечно произнесла:  — Врачи, которые осматривали вас, пока меня не было, с радостью отметили, что за последние несколько месяцев вы заметно поправились. Это было правдой. Даже если Ангеле еще предстояло сесть и поговорить с ними по-настоящему или прочесть отчеты, то заметки, которые она быстро окинула взглядом, и так были вполне ясны. Амели усмехнулась, когда ей измерили пульс. — Эти врачи все идиоты. Их нужно всё время тыкать и подталкивать словами, думая, что у них есть своя тонкость и стиль в мире, когда они словно, как же та фраза…как быки в лавке тонкого фарфора. — Чувствуешь, что тебе нисколько не лучше? — пробормотала Ангела. Она смотрела, как эти слегка синие пальцы наполовину сжались в кулаки, а затем снова расслабились. Сердце Амели звучало так же, как всегда в ее стетоскопе: медленно, но совершенно нормально и здорово в остальном. — Что вообще значит «лучше»? Что это вообще значит, если только…если только я не та, кем они хотят меня видеть. Если только я не вернусь к ним той Амели, которую они знали раньше, — Она издала слабый, болезненный смешок, и Ангела резко подняла голову. — А как я смогу стать прежней, если даже не помню, кем была тогда. Ангела закончила записывать последние статистические данные в свой планшет. Она невольно прикусила губу. — Это знание так важно? Изменит ли оно что-нибудь? Вопросы должны были быть риторическими, но, к ее удивлению, Амели заговорила: — Я…Я не знаю. Иногда я помню слишком мало. Иногда даже слишком много. Все, в лучшем случае разбито на фрагменты, бессвязные эпизоды, — услышала Ангела, и любопытство все больше поглотило ее, когда она более ясно вспомнила, о чем они говорили во время последнего сеанса. — Слушай, а ты вообще помнишь меня? Хоть немного? — ее мягкий голос заставил Лакруа немного замяться. Амели долго смотрела на нее, в ее глазах плескалось явное замешательство, но в то же время они смотрели испытующе и всегда словно ища что-то. В конце концов она медленно проговорила:  — Иногда… Я не уверена.