Give an Inch, Run a Mile

Этот ночной сеанс начался почти как всегда. Пришла Ангела, уже традиционно перепроверила и сверила с статистикой показатели пациентки, занимая свое обычное место. Хотя она не комментировала то, как быстро заметила кажущуюся апатию Амели, тем не менее погруженность той в себя была так высока — казалось она вообще не заметила ее прихода. Сегодняшний день — годовщина той роковой ночи, после которой Лакруа овдовела, чтобы позже вернуться из небытия в роли «Роковой Вдовы», живого оружия Когтя. Так что, пожалуй, неудивительно, что атмосфера была донельзя мрачна. Тем более Ангела нисколько не собиралась лезть к брюнетке с расспросами и предложением помощи, но все равно она остро чувствовала тот шторм что сейчас творился на душе несчастной. О, конечно это не выглядело устрашающе, но аура хладнокровной убийцы словно возродилась в ту ночь, интуитивно пугая сопровождающих Циглер. Вот только интуиция самой медички была странно безмятежна. В отличие от других сеансов, где Амели не интересовалась разговорами и находила убежище в своем кресле у окна, сегодня вместо этого, та лежала свернувшись калачиком на кровати, отвернувшись от Ангелы и баюкая своё правое предплечье. Это была привычка, которую Ангела быстро заметила во время их сеансов, и к которой Амели имела склонность возвращаться, когда находилась под давлением. Уже не в первый раз ее охватило любопытство. Насколько она знала, на руке не было никаких повреждений, ничего плохого на первый взгляд. Единственное, что отличало правую руку от левой — это слово, вытатуированное на коже. Швейцарка видела фотографии татуировке в профайле — хотя теперь она поняла, что никогда не рассматривала ее лично. Амели носила исключительно рубашки с длинными рукавами, которые закрывали всю руку до ладоней. Блондинка мимоходом подумала, что это скорее эстетический вопрос, чем что-либо другое; можно ли винить кого-то за желание скрыть ото всех напоминание о столь неприятном прошлом? Но теперь, когда Ангела изучала свою тихую и замкнутую пациентку, начали всплывать вопросы… «Но «баюкать» — слишком мягкое слово», — поняла доктор, — Амели сжимала свое предплечье почти в тиски. Это выглядело достаточно сильно, чтобы Ангела вдруг забеспокоилась насчет состояния пациентки. Циглер встала, стараясь не делать слишком резких движений, случайно выдавая собственные переживания. Она медленно подошла к кровати. — Cauchemar… Cauchemar…— Амели говорила то с усмешкой, то с гримасой боли, и Ангела еще больше встревожилась, особенно когда увидела, как Амели жестоко впивается ногтями в свою руку. Да, ткань сглаживала воздействие цепких пальцев, но… Край кровати прогнулся под тяжестью присевшей Ангелы, прежде чем она успела сросить разрешения у лежащей девушки. И все же Амели никак не прореагировала на внезапное вторжение в личное пространство. Ангела молча досчитала до трех, наконец решившись: — Амели… можно взглянуть на твою руку?.. На мгновение доктору показалось, что пациентка еще больше замкнулась в себе, — но затем рука Амели опустилась, позволяя разделить с собой ее моральную боль. Ангела придвинулась ближе. Она ожидала, что Амели будет напряжена, но когда медик мягко взяла ее за руку, та сразу же ослабла, как шарик из которого выпустили изрядную долю воздуха. Швейцарка подождала еще немного, но когда ответа не последовало, продолжила свои манипуляции. Она осторожно закатала длинный рукав рубашки, обнажив черную неровную татуировку, покрывавшую большую часть предплечья француженки. «Cauchemar»… вот уж действительно «кошмар, который всегда с тобой»… Она всегда считала, что даже для Когтя это был слишком жестоко… вытатуировать слово «кошмар» на предплечье так, чтобы любая жертва, оказавшаяся достаточно близко к своему палачу, увидела это перед своей неминуемой смертью. Довольно драматично. Очень-очень нежно Ангела провела кончиками пальцев по обнаженному предплечью, потом почти забыла, как дышать. Под темными чернилами кожа была бугристой…жесткое, но неоспоримое свидетельство того, что рубцовая ткань просто прикрыта внешним видом татуировки. — «Cauchemar…» — повторила Ангела и на этот раз вдруг все поняла. Кошмар, от которого не было спасения, но не для жертв «Роковой Вдовы», нет, а для нее самой.… У нее перехватило дыхание, а пальцы замерли на рубцах, которые и составляли основу татуировки. Неужели Амели пользовалась своими ногтями?.. Столовыми приборами?.. Какие инструменты она могла найти, чтобы вырезать на своей собственной коже последний крик о помощи, когда террористическая организация сломала волю женщины и похоронила ее личность под существом, которое они обозвали «Роковой Вдовой»? Было ли решение покрыть доказательство своей беспомощности под чернилами каким-то последним остатком Амели, пытающейся достичь контроля над своим разумом, или это была «Роковая Вдова», пытающаяся скрыть первоначальное свидетельство ее прежнего «Я», которое уже сейчас безвозвратно запечатлелось в коже? Ангела пытливо смотрела на лицо Амели, и ужас пополам с сочувствием вскипали в ней от невысказанного откровения, от призраков, плясавших в золотистых глазах. Брюнетка отвернулась от нее, отказывая в зрительном контакте. — Лучше бы я встретила свою смерть вместе с остальными… — мрачно прошептала она еще больше закрываясь от Циглер. — Нет… Не говори так… Не смей так говорить! — на правах врача, и неожиданно даже для себя вскрикнула Ангела. Лицо Лакруа моментально перекосилось от злобы и ярости. В один миг, не такая уж и слабая блондинка была подмята под бывшего снайпера стальным захватом рук. Амели возвышалась над ней, держа руку на шее, хотя не настолько сильно, даже чтобы вызвать легкий дискомфорт. Она сидела сверху на швейцарке, зажав ее колени, прожигая удивленную Ангелу своим взглядом. Беспощадным и концентрированно-злобным. Руки доктора все еще были свободны. Она понимала, что у нее нет ни единого шанса опередить хорошо подготовленную оперативницу Когтя в одиночку, но можно было бы хотя бы попытаться дотянуться до своих часов, нажимая тревожную кнопку. Но она этого не сделала. — Как ты можешь так говорить? — взбешенно прошипела бывшая балерина, — Как ты можешь такое говорить? Откуда тебе знать через что я прошла?! Снова мнение ангелочка для самоуспокоения своей совести, а не реальной помощи окружающим?! На секунду убийца крепче сжала кулак, но Ангела так и не потянулась за часами. Она снова посмотрела вверх, пытаясь говорить максимально спокойно. — Потому что если бы ты реально хотела себя убить — ты это уже давно сделала. Значит, есть еще что-то, что тебя не отпускает… — настаивала бывший агент быстрого реагирования. Она сглотнула и почувствовала, как ладонь оппонентки впивается в ее горло. Но это было не важно… все будет неважно, если она не убедит эту фурию продолжать жить и продолжать меняться, отдаляясь от привычного ей образа «зомби с винтовкой», — Даже сейчас ты не собираешься сдаваться. Ты боец по духу, так борись! — закончила Ангела. — Ты правда так уверена? С чего бы это? Мы же даже толком не знакомы… И никогда не были знакомы… Наверно.Не помню. Это уловка?.. — Она замолчала на полуслове. Взгляд француженки стал острее, но, при этом, сместился куда-то не на доктора. Мерси не отводила глаз и терпеливо ждала… Пальцы на шее разжались. Но при этом, они начали движение вдоль сонной артерии, вверх по линии подбородка… От этого по коже Ангелы пробежали мурашки. Однако она ничего не сказала, закрыв глаза, когда Амели, казалось, шла по какой-то невидимой дорожке на ее коже, словно ища ответы своим внутренним вопросам. Что-то в душе Главной Няши приказывало ей оставаться спокойной. Оно говорило, что это поможет пациентке в поисках себя… Не то чтобы действия той были неприятны… Жар прокатился по телу блондинки. Она пыталась его проигнорировать и это работало, пока прикосновение холодных рук не пробежало по изгибу заалевшего уха, и из горла Циглер не вырвался тихий стон. Лакруа помедлила с ответом, а затем повторила движение медленнее и нежнее, а ее глаза практически не отрывались от женщины все это время. По коже Ангелы пробежала еле заметная дрожь, и ей пришлось закрыть глаза, чтобы не заерзать. Теперь явно заинтригованная, Амели продолжала играть с изгибом уха, пока девушка не приоткрыла рот, пойманная между выдохом и резким вдохом. Только тогда Амели остановилась и провела кончиком пальца по нижней губе женщины. Вправо и влево… Потом снова это движение… Очень медленно и нежно. — Ты… — брюнетка слегка нахмурилась, когда прошептала это слово, но не от неудовольствия, а почти от разочарования. Блондинка ждала… ждала и уже собиралась заговорить, когда Амели пошевелилась. Она опустила голову, уткнулась носом в шею Ангелы, а затем так легко прижалась губами к ее трепещущей ниточке артерии, что это едва можно было назвать поцелуем, скорее очень странными объятьями. Голубоватые пальцы скользнули вниз к ее груди… к бледно-алым соскам, прикрытых тонкой блузкой. Затем рука Амели опустилась еще ниже, и Ангела невольно передернулась. Ее спина выгнулась дугой, а голова упала на подушку. Тихий звук сорвался с ее губ, ее собственное желание было бесспорно ясным. «Что она делает? Что они обе делают?!» Ангела опустив руку, схватила Амели за запястье, прежде чем оно оказалось под поясом форменных брюк. — Амели… — ее дыхание было сбито, и потребовалось удивительное самообладание, чтобы сказать даже слово, и это в тот момент, когда губы янтароглазой все еще касались ее шеи, а их пальцы теперь осторожно переплелись. Чего она не ожидала, так это того, что Амели осмелилась перевести в слова то, что уже давно витало в комнате: — Пожалуйста… — её тихий голос отдавал практически мольбой. Ангела втянула воздух, оказавшись в тупике. — Я… Я не… Не могу… Я не Жер… — ее язык заплетался прежде, чем она успевала произнести эти слова, не зная, что они могут спровоцировать. «Я не Жерар!» — кричала совесть. «Я Ангела! И только Ангела! Или так — или никак!» — кричала неожиданно напомнявшая о себе давняя влюбленность, сражаясь с здравомыслием и совестью. Амели замерла над ней, отодвинувшись ровно настолько, чтобы Ангела могла встретить ее немигающий взгляд, наполненный бессловесной смесью желания, тонущего в печали и сожалении. Даже если она и не произнесла этих слов, они все равно были поняты. Снайпер поднесла руку к лицу любовницы, большим пальцем коснувшись ее щеки. — Я знаю. И ты не замена моего мертвого мужа. Я хочу сейчас именно тебя и точка. Ангела? Затем Амели поцеловала ее: сначала легко, испытующе. А потом снова, более страстно. Ангела перехватила инициативу ответ, позволив себе впасть в ту же отчаянную потребность в чем-то, о чем Амели, казалось, беззвучно кричала. Их поцелуй углубился. Циглер наклонила голову и приоткрыла рот, первое робкое соприкосновение языков заставило ее невольно вздрогнуть. Ангелу осторожно взяли за руку и повели вверх, под рубашку брюнетки. Блонди провела пальцами по теперь уже покрытой мурашками коже сосков любовницы, привлеченная еле слышными звуками страсти. Затем Амели опустила руку ниже, безмолвно ободряя Ангелу, полностью доверяясь нежности той. Доктор колебалась лишь мгновение. Она была почти удивлена такой страстностью Амели, которое ломало все привычные шаблоны и так не вязалось с ее обычно переохлажденной кожей, с ее типично не читаемым поведением… Это то, как она, казалось, на долгое мгновение, забылась в поцелуе, а затем судорожно глотнула воздух… Это было так по-человечески, так непохоже на привычный портрет вернувшейся Амели… И у Ангелы вдруг защемило сердце от того, что она больше может никогда не увидеть подобное у своей… пациентки? Любовницы? Подруги? Амели застонала, покачивая бедрами в такт прикосновениям Ангелы, молча прося большего и очень решительно возвращая внимание доктора к настоящему. Она подчинилась, разнонаправленно двигая пальцами и пыталась тактильно узнать это существо, сейчас тяжело дышавшее от ее прикосновений. Наконец, она нашла те движения и касания, которые особо возбуждали и разжигали «безчувственного снайпера», заставляя последнюю дрожать и ластиться как нежного котенка. — Не торопись, chérie… — прошептала Амели ей в губы, и Ангела почувствовала, как она задрожала, как легко было столкнуть ее в пучину оргазма… — Это у меня впервые за долгие годы и я хочу вкусных ласк красивой женщины, а не банальщины вроде мастурбации в школьном туалете… Ангела заставила себя не торопиться, не поддразнивать, а растягивать удовольствие, упиваясь тем, как затрепетали и расширились глаза Амели, как ее губы больше не могли сомкнуться для поцелуя. Она дегустировала страсть маленькими глоточками, растягивая удовольствие как можно больше… Несмотря на все свои попытки, Амели достигла конца слишком быстро, истощенно рухнув на свою любовницу. Ангела ничего не ответила, панически боясь испортить такой момент. Она лишь набралась смелости поцеловать Лакруа в макушку, не обращая внимания на испарину покрывшую её лицо, не обращая внимания на мимолетную мысль о том, как долго Амели обходилась без такого интимного прикосновения. Она также проигнорировала настойчивую тяжесть между своими ногами. «С этим можно будет разобраться позже. Сейчас важнее иное!» Она приобняла брюнетку, положив её голову к изгибу своей шеи, на плечо, и запустив пальцы в шелковистые пряди волос. Говорить сейчас было просто излишне. Ангела скорее почувствовала, чем услышала, как Амели прошептала ей на ухо несколько отрывистых французских слов, но смысл их был утерян. Как долго они так пролежали, доктор не знала. Она была довольна тем, что бывший враг медленно приходила в себя, пока та не заерзала, что-то нашаривая руками. «Она пытается меня раздеть? Как это мило…» Жар затопил и без того раскрасневшиеся щеки швейцарки. — Амели, тебе действительно не нужно этого делать… тебе нужно поспать. Все остальное — не важно. На этот раз Амели заставила ее замолчать поцелуем.  — Я хочу тебя сегодня вечером, Ангела. И только тебя. Пожалуйста… Циглер сглотнула, когда Амели уставилась на нее выжидающе, рисуя круги на ее теле, а затем кивнула. Она задохнулась, резко дернувшись от первого прикосновения этих прохладных пальцев, нашедших скользкий вход в горячую зону. Амели что-то тихонько напевала, явно довольная собой. Она не теряла времени на поддразнивания и развлечения — женщина легко нашла нужный ритм, двигаясь уверенно и целеустремленно. Это не заняло много времени. Ангела приподнялась с матраса, задыхаясь от слов, которые пытались вырваться из ее горла, и вцепилась в спину Амели, прежде чем та успела остановиться. Она билась в конвульсиях уже лежа на подушке, а вся энергия мигом покинула ее. Теперь уже Амели обнимала ее держа голову на своём плече, и даже сейчас продолжала водить кончиками пальцев по скулам молодой женщины, по ее бровям и скользя вниз по переносице. Блондинка, наконец, открыла глаза и увидела, что губы Амели чуть-чуть приподнялись, хотя ее взгляд по-прежнему был совершенно непроницаем. — Похоже, не я одна была очень одинока этим вечером. И не только я очень хотела быть любимой? Ангела покраснела, скорее из принципа, чем от истинного смущения. Она заметила, как глаза Амели то и дело закрывались — усталость явно брала свое. — Отдохни, Амели, — снова попросила Ангела, убирая с лица выбившуюся прядь волос, — Тебе это правда нужно. Действительно, та уже положила голову рядом со своим белокурым ангелом, смежа веки. Попытка подавить зевок успешно провалилась. — Возможно… — пробормотала француженка. Впервые с тех пор, как Ангела приступила к своим ночным наблюдениям, Амели крепко заснула еще до того, как часы пробили десять.