Катя пыталась одолеть октябрь

Неир снятся сны, которых не должно быть. Она просыпается посреди ночи с мокрой от пота спиной и бездумно смотрит в темный потолок, пока в ее ушах свистят пепельные бури. Ей скоро шестьдесят. Когда она смеется, в уголках алых глаз появляются морщинки, выдающие ее возраст. Амулеты и кольца, и сотни заклятий и зелий не могут скрыть ее усталость от жизни. Как бы ни старалась. Пьяные голоса ее юных гостей не заменят тех, кого она потеряла и так и не обрела. — Почему они не исчезли? — спрашивает она Дивайта Фира, будто он должен знать. Он противен ей, и на ее сжатые челюсти отвечает с насмешкой: без понятия. Неир не любит Телванни. Пусть она и данмерка, в ней живет имперский дух; несколько лет в Морровинде не заменили ей целой жизни в Сиродиле. Но она обходит каждого мага, которого только может найти. Нелот говорит ей, что нет такого амулета, который избавит ее от кошмаров. И добавляет, когда она отсыпает ему горстку золота: это может быть Вермина. Проверь этот вариант. Но Неир знает, что это не происки даэдра. Под покровом ночи Ворин залечивает ее раны после долгой битвы. Он говорит: побереги себя, друг мой. Тебя ждет долгая жизнь, и нечего стремиться оборвать ее поскорее. Эшлендерские шаманки сочиняют небылицы. Неир держит перед ними лицо, но внутри нервно смеется: они не знают. Никто не знает. Говорят, что теперь так будет всегда. Чем дольше она будет жить, тем больше будет вспоминать свою прошлую жизнь. — Ублюдочная земля, — выплевывает она, забившись в угол Пещеры Воплощения. — Ублюдочные пророчества. Азура остается безмолвна. И в эту ночь, и много ночей после. Неир злится на нее, как злилась когда-то на свою мать, бросившую ее на пороге борделя. Она почти не спит. Пепельные бури в уголках ее глаз сводят с ума. Бесчисленные люди и меры, проходящие сквозь ее поместье, не замечают ничего. — Я думаю все чаще, мог ли… Могла ли я стать такой, как они, — произносит она устало, свернувшись на протертом кресле. Юный альтмер, один из ее частых гостей, глядит на нее с тревогой. Он не понимает и не поймет. — О ком вы? Неир моргает. Смотрит ему в глаза. Он боится ее. — О Трибунале. Могла ли я стать богом, как они. Она, пожалуй, боится себя тоже. — Отпусти его, — говорит она Ворину на рассвете. Пепельные бури закручиваются внутри Красной горы, оборачивают их фигуры в кокон. Ворин такой же, каким его запомнил Неревар. Не Неир. — Это было бы предательством. Его голос бесцветный, усталый. Они оба устали. — Я уезжаю, Ворин. Все закончилось. Все закончилось. Их Ресдайна давно не стало, и не о чем скорбеть. — Отдохни, друг мой, — шепчет Неир не своим голосом. — Ты заслужил. Пепельные бури затихают на пути в далекий Акавир.