Ruler of the Sands

      Группа Яшамару возвращается из Страны Рек на день раньше, в полутьме, почти когда ночь уже заканчивалась, но утро ещё не успело наступить. Все они были уставшими и выдохшимися, от некоторых сильно разило кровью и антисептиком. Как и все группы, что возвращаются с миссий с северной стороны Суны, они остановились у северных ворот для инспекции. Тем не менее, когда Казекаге явился к воротам, чтоб оттащить своего шурина в сторону, его там не оказалось.       - Он может быть в больнице, сэр, - к нему обратился один из команды медиков, член АНБУ, одетый обычную гражданскую одежду, - Госпожа Чиё послала за ним.       И, опять же, Казекаге оставалось только удивляться, кого она пыталась обмануть, когда говорила, что ей наплевать на то, что произошло в Суне несколько месяцев назад.       «Увидим, согласится ли он» - сказал он сам себе, подходя к лестнице на восточной стороне больницы. У Казекаге есть веские причины думать, что Яшамару, скорее всего, согласится на это, но если нет…       Он толкает дверь в наблюдательную палату, и замирает прямо в дверном проёме.       Взгляд Казекаге сразу цепляется за знакомую копну светлых волос. Яшамару склонился над колыбелью своего самого младшего племянника, недвижимый и тихий, спиной к двери. Его руки с побелевшими костяшками крепко сжимают деревянные края колыбели. Сейчас он выглядит не живее статуй в Зале Совещаний. Чиё стоит возле него, её лицо на удивление безэмоциональное. Казекаге только может предполагать, что она уже предоставила Яшамару все объяснения, в которых тот нуждался. Так или иначе, Казекаге не думает, что это сделает то, что он собирается сказать, легче, чем бы это было без её объяснений.       И всё же он искренне рад, что не ему пришлось объяснять Яшамару, что произошло.       - Чиё, - Чиё поднимает голову, услышав свое имя, но Яшамару будто ничего не слышал. Он не оборачивает голову, не переносит вес с ноги на ногу, не делает ни малейшего движения. Принимая во внимания его тренировку как АНБУ, это как-то…волнует, - Я хочу поговорить с Яшамару наедине.       Чиё изменяется в лице (Казекаге представляет, как ранит её гордость подобное отношение кого-то, кого она считает за ребёнка, но опять же, Чиё считает ребёнком любого, кто младше неё хотя бы на десять лет), слыша такое безапелляционное заявление. Она обиженно дёргает свой шарф и, прихрамывая, отдаляется от колыбели.       - Хмф, я в любом случае собиралась уходить, - она останавливается в дверном проеме, - Ребёнка уже можно забирать. Постарайтесь, чтоб он прожил дольше недели.       Когда Чиё уходила, двое обменялись потухшими взглядами и скоро (слишком быстро) звуки её неровных шагов стали неслышимыми.       Тишина заполняет палату.       Казекаге точно знает, что он хочет сказать Яшамару, точно знает, что хочет спросить его. Он почти чувствует слова на языке. Но он не имеет ни малейшего представления о том, что сказать ему. Казекаге не часто может назвать себя лишенным дара речи, честно говоря, он терпеть не может, когда не может сказать и слова, но сейчас он имеет то, что имеет.       Они с Яшамару никогда не были лучшими друзьями. Яшамару ревновал сестру к её привязанности к Казекаге, сам же Казекаге находил чувства Яшамару к его сестре скорее…подозрительными. Насчёт этого, то Казекаге пытался говорить себе, что он просто придумывает вещи, которых нет; в конце концов, у него самого никогда не было братьев или сестёр, и, вероятно, ошибочно принимал совершенно невинную преданность за что-то другое. Каруру это не волновало, а учитывая то, что она совершенно не умела прятать свои эмоции (она, впрочем, даже не пыталась), Казекаге думает, что если бы её что-то волновало в поведении брата, то это сразу стало бы ясно. Это ещё было и серьезным внутриличностным конфликтом; Казекаге никогда не понимал, как человек, который прошёл тренировку АНБУ, может оставаться таким невероятно сентиментальным, после того, как пробыл в АНБУ больше недели.       Но он всегда был верным солдатом.       И сырое свежее горе не могло оставить его равнодушным.       В конце концов он приближается ещё ближе к кроватке. Глаза Яшамару – теперь это видно – сфокусированы на лице Гаары. Глаза ребёнка открыты, и он с интересом изучает новое лицо. Он выглядит таким настороженным, каким только может быть. Кожа Яшамару вокруг глаз и рта натянута и напряжена. Казалось, он сейчас заплачет, но его серые глаза сухие и пустые, словно поверхность неотполированной стали.       Яшамару был экспертом обмана ещё с момента подготовки АНБУ (или ещё до этого, а Казекаге заметил только с того времени). Но даже так, он был сентиментальным молодым человеком, он не любил показывать другим, что на самом деле ему больно, не любил показывать кому-либо свою ранимость. Под его улыбками прячутся раны. То, что Казекаге вообще замечает на его лице страдание, показывает, как улетучивается сейчас его контроль.       - Её срок был не раньше Мая, - наконец подал мёртвый голос Яшамару.       - Не раньше, - отвечает Казекаге тихо, сглатывая и смотря в сторону, подальше от родственника.       Казекаге рад, что Яшамару наконец говорит. В его груди поднималась тревога, когда взрослый, натренированный шиноби замолкал так, как молчал Яшамару, это был словно знак, что он почти решился сделать что-то предельно жестокое. Нет сомнений в том, чем закончится бой двух мужчин, но Казекаге хотелось бы, чтоб шум боя всё же не тревожил стены больницы. Это здание и без дополнительного ущерба было достаточно ветхим.       В то же время, это были не те слова, которых он ждал от Яшамару. Он ожидал, что Яшамару будет ругаться, кричать, бранить и обвинять его. На самом деле, Казекаге никогда не слышал, чтоб Яшамару вообще повышал голос на кого-либо – он бы был искренне удивлен, если услышал – но это мог бы быть первый раз.       Ему почти хотелось услышать обвинения. Он видел их в этих серых глазах месяцами, накопляющихся под слоями вежливости. На обвинения легче отвечать, вне зависимости от их характера. Легче, чем это. Взгляд Гаары отвлекся от изучения лица дяди и посмотрел в глаза отцу. Его бледные зеленые глаза выглядят как глаза человека, страдающего катарактой; внутри радужки совсем не видно зрачка. Это, вместе с кругами вокруг его глаз, его почти ненатурально бледной кожей и полным отсутствием бровей придает внешности Гаары что-то нечеловеческое. Он совсем не такой, как остальные, даже внешностью. Но он всё еще вытягивает крошечные ручки и ножки, тянет ладони вверх, к двум лицам над его кроваткой, абсолютно точно требуя чьего-то, чьего-либо внимания. Если бы Карура сейчас была жива, она бы не оставила ребёнка лежать одиноко в этой колыбели, когда он хочет тепла человеческого касания. Но её больше нет, и у Казекаге всё ещё есть что сказать своему родственнику. - Она назвала его Гаарой, если тебе интересно. - А… Да, я знаю. Госпожа Чиё сказала мне. - Мне нужно, чтоб ты позаботился о нём. Лишь теперь Яшамару наконец поднял взгляд. В нём, конечно же, присутствовала злоба, с которой Казекаге тесно познакомился в последние пару месяцев, но по большей части молодой медик выглядит сбитым с толку, его брови нахмурены, рот сжат в тонкую полоску. - Простите? – он неуверенно спрашивает. - Мне нужно, чтобы ты позаботился о Гааре, Яшамару, - снова повторяет Казекаге. Глаза Яшамару сужаются, но он, к счастью, не выказывает желания отказать прямо. - Что именно вы имеете ввиду под словом «позаботиться»? В итоге, он достаточно умён, чтоб задавать подобного рода вопросы. - Это значит, я хочу, чтоб ты взял на себя заботу о нём, - Казекаге объясняет так ровно, на сколько он только способен; ему неприятно осознавать, что ребёнок в кроватке наблюдает за всем с интересом, и он ничего не может сделать со своим ощущением того, что это неприлично – обсуждать будущее ребёнка напротив этого самого ребёнка. - Мне нужно, чтоб ты вырастил его. На мгновенье тень чего-то непонятного появилась на лице Яшамару. Затем он мягко спросил: - Зачем? (Зачем ты доверяешь своего ребёнка кому-то, кто явно ненавидит тебя?) – вопрос развертывается с одного слова, вопрос, которого он не произносил. Он сможет выдержать чужую ненависть. Быть лидером деревни и военным руководителем нации всегда значит быть ненавидимым. Конечно у Яшамару есть повод ненавидеть его. Если не за то, что случилоссь с Карурой, то за то, что было сделано с Гаарой, и за то, что ещё может случиться. Если это значить быть в силе сохранять людей в деревне в безопасности, Казекаге примет всю ненависть, которая ему предназначалась. Он также знает, что Яшамару, хоть и хороший врун, не сможет ничего сделать и оставит некоторые вещи в стороне. Он знает, что Яшамару не распространит свою ненависть и на Гаару; Яшамару не тот человек, который будет ненавидеть невинного, и он никогда не станет ненавидеть ни одного из детей своей сестры. И Яшамару, как он заметил раньше, до смешного сентиментальный для того, кто прошел тренировку в АНБУ. Это то, на что рассчитывает Казекаге. - Мне нужен кто-то, кому я доверяю, - с неохотой признаёт он, сожалея о факте того, что Яшамару пожалуй единственный, кто одновременно может и защитить и позаботиться о Гааре, и ему можно доверять, что он не убьет Гаару. У него должен быть элитный ниндзя, который смог бы позаботиться о своем младшем ребёнке, но вот правда как она есть: Яшамару – единственный, на кого можно рассчитывать. - Мне нужен кто-то, кто сможет позаботиться о Гааре, и сможет одновременно защитить его и себя от него, и не умереть во время этого тоже. Также мне нужен кто-то, кто точно не вырастит его психопатом-лунатиком. Яшамару скрещивает руки на груди, скептически хмурясь. - Я думал, твой план – вырастить Гаару живым оружием. Казекаге смотрит на него, будто тот специально притворяется тупым. Намёк, будто бы он хотел, чтоб Гаара вырос ещё и психопатом, жалит. - Да, таков план. И всё же, не помешает, если Гаара будет обладать хотя бы крупицей ментальной стабильности. Значительно легче управлять солдатом, чем контролировать монстра. Тебе ли не знать. Почти сразу Яшамару продолжает следовать запасному плану: - Я всё ещё нужен тебе на миссиях, - указывает он, - у АНБУ нет лишних шиноби и без того; они не могут позволить себе утратить кого-то на такой продолжительной миссии. И это правда. На протяжении нескольких лет, если ничего серьезного не случится и не будет ещё войн, наши силы восстановятся. Но до этого момента… - Ты будешь брать только краткосрочные миссии в пределах деревни. Яшамару кивает, его глаза мерцают, пока он смотрит в землю, размышляя. - Госпожа Чиё сказала, что Гаара не сможет спать. - Верно. - Вообще? – спрашивает озадаченно Яшамару. Я думаю, он не узнает. Личная информация о носителях хвостатого – информация, которую нельзя получить просто наблюдая за ними или слыша истории от тех людей, которые наблюдали, в любом случае – это обязательная информация. Яшамару не нуждался в ней никогда до этого. Казекаге думает о том, через что должен будет пройти тот, кто заботится о ребёнке, который не может спать, в тот период между рождением ребёнка и его достижением возраста, когда он сможет сам встать ночью и поесть. И морщится. И если честно, он ему вообще не завидует. Если он согласится на эту миссию. Казекаге вздыхает. - Да, вообще. Носитель Шукаку обычно не может спать, но есть исключения. Ты должен будешь быть уверенным, что он не уснёт. Иначе Шукаку захватит контроль и нанесет удар. Яшамару смотрит на него, безусловно обдумывая психологические последствия постоянной невозможности поспать. - Ты же знаешь, что хроническая бессонница вряд ли приведёт к ментальной стабильности да? Он встряхивает головой, поднимает руку и устало проводит ладонью по своему лбу. - Мы сделаем лучшее, что в наших силах. Яшамару открывает рот, вероятно, чтоб озвучить что-то ещё, но Казекаге обрывает его. - Яшамару, мне нужно, чтоб ты сделал это. Гаара не может расти со своими братом и сестрой. Он должен быть воспитан отдельно. Ты же понимаешь это? Слава Богу, Яшамару кивает, мрачное выражение появляется на его лице, подтверждая, что да, он понимает. Хорошо. В конце концов они оба понимают это. И всё же он до сих пор не сказал, что согласен. - Яшамару, твоя сестра не хотела бы – Глаза Яшамару вспыхивают. - Пожалуйста, не говорите мне, что хотела бы или чего не хотела бы моя сестра, Господин Казекаге, - он неровно возражает, с трудом сглатывая. Он будто излучает ненависть всем своим телом, но он не двигается, его руки все ещё крепко скрещены на груди. - Она не хотела такого для своего ребёнка, а еще она не хотела умирать. Упрекая его, смотря на него таким укоризненным взглядом, Яшамару так болезненно становится похожим на сестру, что Казекаге отводит взгляд. -Я… знаю. Тишина снова обрушивается на комнату. Ветер поднимается и барабанит в окно. Они оба смотрят в окно в этот момент – стук такой сильный что это может быть и ошибочно принимается за живое существо. Солнце пробивается из-за горизонта, проливая свет на крыши домов Суны. Глаза Яшамару стекленеют, когда он смотрит на песок, который, похоже, пытается ворваться через щель между окном и рамой. И тогда… - Хорошо, - Яшамару говорит на грани слышимости. Он решительно наклоняет подбородок, будто бы ещё убеждая себя, - я сделаю это. Казекаге никогда не узнает, что заставило его согласиться присматривать за Гаарой. Он никогда не узнает, что привело Яшамару от почти готовности отказаться от ухода за своим племянником до изменения почти всей своей жизни, основываясь на просьбе человека, которого он ненавидел. - Хорошо… Спасибо тебе. - Конечно, - Яшамару отворачивается от него к Гааре, будто Казекаге никогда вообще тут не было. Он слабо улыбается, его первая улыбка за всё утро, наклоняется, чтоб коснуться руки ребёнка. – Я знаю, что обязан сделать, - он говорит тихо. Они оба знают. Он уходит из палаты и из жизни своего сына.