Четвертый период

Кого-то толкнули возле соседнего столика, и он пролил сок. Следом за тихим плеском послышался оглушительный вопль. Нанаба поежилась, оглянулась, но чья-то спина загораживала обзор. Столовая, как обычно в обеденную перемену, полна была народу. На улице сегодня моросило и даже любители обедать на заднем дворе хоть зимой, набились под теплую крышу. — Яблочный, — сказала Пик. — Сок яблочный. — Ну и нюх у тебя, — Нанаба вспомнила Майка, скажи он такое, она и не удивилась бы, а Пик феноменальным обонянием раньше не отличалась. Но Пик кивнула на стол с прозрачными контейнерами, куда перед обедом повара разливали соки: — Мы забрали последний ананасовый, а апельсинового не было ещё до нас. Вырвиглазный морковный один-единственный стоял нетронутым, томатного в школьном меню не появлялось уже неделю, хотя он, считала Нанаба, самый важный и есть. Что за обед без томатного сока, здесь же не кондитерская. Десятиклассники разобрались быстро. Скандала с мордобоем не состоялось: толкнувший сгонял за новым стаканом сока, и они с пострадавшим сели за один столик. Нанаба наблюдала исподтишка, потому пропустила приближающихся к их с Пик столу и дернулась, когда её плеча коснулась рука. Она задрала голову. Майк высился над ней, и Нанаба подумала, что он невозможно красивый, когда улыбается так ясно и радостно. И опять не добрил щетинку в уголке челюсти. Одной рукой Майк перебирал мелкие складки её тонкой шерстяной кофты, надетой поверх футболки с длинным рукавом, другой, как заправский подавальщик на французских гравюрах, держал поднос. — Мы присядем? — спросил он, не прекращая улыбаться, и Нанаба, выглянув из-за него, увидела, что тут же стоят Эрвин Смит, Леви Аккерман и Нил Доук. Она быстро поглядела на Пик, но та ковыряла капустный салат в плошке и только быстро отвела плечо назад, почти дернула. — Или нам, — продолжал Майк, — придется есть стоя. Все места в столовой действительно оказались уже заняты, но даже если бы нет, отказывать просто невежливо, правда? — Рассаживайтесь, — дала отмашку Нанаба, и Майк уселся на стул по левую руку от неё так быстро, словно она могла передумать и этой самой рукой выпихнуть его из-за стола, мол, вали, носатый. — Привет, — сказал Майк, оказавшись ближе, и Нанаба подумала, как он с этой широкой улыбкой будет жевать. — Привет, — ответила она и подставила щеку. Майк поцеловал её дважды. — Привет, — поздоровался Эрвин, кивнув Нанабе и попытавшись поймать взгляд Пик, как делают вежливые люди, чтобы убедиться, что их услышали, но та накрутила ниточно нарезанную капусту на вилку и быстро сняла её губами. Воспитанные девушки не говорят с набитым ртом. Нестройно, но внятно поприветствовали их и Леви с Нилом, быстро сняли еду с подносов, подносы составили один в другой и убрали на край стола, Эрвин с Майком последовали их примеру. Съестной набор у всех оказался почти одинаковый: курица в соусе, запеканка с цветной капустой, витаминный салат и яблочный сок. У Леви было ещё яблоко, у Майка — банан. — Может, Ханджи ещё подойдет, но это не точно. — Не, — пропыхтел Нил, набив рот запеканкой, Нанаба на него посмотрела, и он быстро прикрыл рот салфеткой. — Она в химлабу пошла, с этим, мелким, как его, который за ней таскается. — Моблит Бернер, — подсказал Майк. — Точно! — И ладно, — буркнул Леви, Нанаба почти не видела его из-за майкова плеча, — вечно разводит срач. — Исследовательская натура, — смягчил Эрвин. Леви бросил на него взгляд, но ничего не прибавил, снял пленку с салата и с сосредоточенным лицом принялся перемешивать. — Ну так и что там насчет твоей Мари? — спросил он, очевидно продолжая прерванный разговор. Нил зыркнул сперва на него, потом на Нанабу и Пик, ткнулся носом в тарелку и бросил что-то вроде: потом, а Леви закатил глаза и сказал: — Боже мой, какие тайны! Эрвин, пни его. — Он подавится, и мы останемся без раннинбека. — Заменим Копоном. Они препирались, одновременно жуя, и Нанаба подумала, что они выглядят со стороны как популярные школьники с кучей друзей, эдакая крутая компания, в которой никто не коротает пятничные вечера в одиночестве и всегда есть кому позвонить, написать и с кем прогуляться в кино в выходные. И главное, все ребята очень приятные. Майк распилил тупым ножом кусок курицы, наклонился к Нанабе, втиснувшись в её плечо жестким своим, и тихо-тихо сказал: — Я соскучился. Горячая волна поднялась из живота к сердцу, Нанаба опустила голову и впервые посетовала на свои короткие волосы, не спрячешься, как, например, Пик. Щеки покалывало, а значит, на них уже проступил заметный румянец. Не только из-за его слов. С самого утра, после утреннего разговора с мамой (ну как разговора, перебрасывались репликами во время завтрака, кому охота болтать в восемь утра?) Нанаба так и этак прикидывала, как бы написать Майку, и в итоге протянула до самого обеда. Вечером родители отправляются играть в покер. Не каждую пятницу, но не реже одной в месяц, они собирались с друзьями у кого-нибудь дома (на этот раз, к счастью, не у Бенаров) и резались в карты до полуночи, а то и за полночь, если игра идет. У бабушки, в свою очередь, ещё за месяц запланирована поездка к подруге в соседний город. Поездку нельзя отменить, юбилей у миссис Морган именно в этот день, а у старушек давняя традиция поздравлять друг друга, не откладывая. Теперь всё это Нанаба и поведала Майку, склонившись над тарелкой и прилипнув кожей лба к его лбу. Подмышки у неё взмокли, наплевав на хваленый разрекламированный антиперсперант. — Ты понимаешь меня, Майк Закариас? — и тронула его щеку кончиком носа. Майк покусал губу, и уже по этому Нанабе стало ясно, что ни черта у них сегодня не выйдет. — У нас сегодня удлиненная тренировка с теорией, Кит предупредил только сегодня с утра. Прости, булочка. — О, — только и выдавила Нанаба. Сердце кольнула обида, она быстро подавила этот укол. Ну что теперь, на тренировку ему не идти? Что сама Нанаба сказала бы, предложи он ей свидание вместо, скажем, японского или, лучше, чего-то, где решает не только она одна, а замешано ещё много других людей. Групповой вид спорта, понимать надо. Надо. Но обидно-то как! Ч-черт. Майк сидел с виноватым видом и возил по тарелке последний кусочек цветной капусты, Нанаба метко и быстро наколола его на вилку и оправила себе в рот. Майк только глаза вытаращил. — Ладно, — сказала она, прожевав и успокоившись за это время. — Посижу дома, почитаю книжку. Или вон кино в чате посмотрим с Пик. Пик? Пик сидела, как на иголках, тарелка её опустела едва ли наполовину, зато стакан из-под сока даже просохнуть успел. — Забыла кое-что сделать, — сообщила она и, тронув Нанабу за плечо, поднялась. — Надо успеть за перемену. Я пойду. — Подожди, — вскинулась Нанаба и заторопилась собрать грязную посуду на поднос, Нил, Леви и Эрвин подняли головы, но тут же опустили их и не пялились. — Я с тобой. Пик снова коснулась её плеча: — Да всё в порядке, в классе увидимся. Она взялась за край своего подноса, но Майк остановил её мягким голосом: — Да оставь, мы захватим заодно со своими. Нанаба так и замерла, привстав над стулом, но Майк потянул её за рукав, и она села. Пик посмотрела Майку в лицо, они были почти на одном уровне, и сказала: — Спасибо, но мне всё равно по пути. Поправила рюкзак, который всегда носила (не сумку, сумка соскальзывает с плеча и сбивает центр тяжести), взяла поднос и медленно направилась к двери. Каждый раз, становясь на левую ногу, она словно замирала на долю секунды, и шаг её от этого выглядел рваным, будто видеозапись тормозила на каждом кадре. Разрываясь между тем, должна ли она догнать Пик или всё на самом деле в порядке и она ей только помешает (ну куда Пик могла пойти так внезапно, разве что в туалет, а чем Нанаба ей там поможет?) Нанаба так и продолжала сидеть. И только когда Пик приостановилась не на долю секунды, а на целых две, увидела, кто сидит за столиком около несчастной столовской пальмы, которую каждый день поливают теплым чаем, противным подогретым молоком и прочим невкусным питьем. Там, не один, но в окружении таких же ни с кем не общающихся одиночек, сидел Зик Йегер. Пик кивнула ему, а он, через паузу, довольно долгую, надо сказать, кивнул ей. — Твоя подруга, — послышался голос Майка над ухом, — похоже, стремается обедать с футболистами. На столике Зика, прямо на краю его подноса с тарелкой салата и стаканом апельсинового сока (кто-то пришел в самом начале перерыва, сразу видно), лежала бейсбольная перчатка, похожая издали на древесного краба. Мячик он, видно, держал в кармане. Если бы футболисты таскали с собой мячи и шлемы, это выглядело бы странно, да? Бейсбольная перчатка успела стать визитной карточкой Зика Йегера, и вряд ли Нанаба вспомнила бы, когда видела Зика без неё. Даже на уроках она лежала у него на коленях. — Всё было бы проще, если бы вы не отнимали поле у бейсбольной команды. Наверное, Нанаба сказала это достаточно громко, потому что Нил вскинул голову и хотел было что-то сказать, но Майк остановил его жестом, и голосом, в котором угадывалось трудно скрываемое кипение, сказал: — Ты ничего не знаешь о том, что творится на поле. Бейсболистам отдали среду полностью. Как, по-твоему, какого черта нам ставят внезапные тренировки в пятницу? Да именно вот поэтому! И всё остальное, — добавил он тише сквозь зубы, — из этого вытекает. Он высказал это всё так быстро и резко, что Нанаба ждала: сейчас поднимется, сгребет подносы своими ручищами и уйдет. Но Майк остался сидеть, и она, растерянная и смущенная, сидела тоже. Остальные дожевывали обед и даже не сразу снова стали негромко переговариваться. Через минуту Майк нашел нанабину руку, пожал пальцы, рука у него была теплая и очень ласковая. — Я этого не знала, — сказала Нанаба еле слышно. Майк кивнул: проехали. Повернулся, подался к ней, и они, на виду у всех (время обеда подходило к концу, в столовой стало свободнее и их больше не загораживали плечами и спинами) потерлись носами, а потом Майк поцеловал её в уголок рта. Хитч Дрейс, сидевшая через столик, пялилась во все глаза. Нанаба едва сдержалась, чтобы не показать ей язык, а вместе этого прижалась лицом Майку к шее. Жалко, что сегодня у них ничего не выйдет, ну да ладно, не последняя же возможность, да? После обеда ветер разогнал тучи так быстро, точно там, наверху, кто-то врубил сверхмощный пылесос и всосал их, как клубки кошачьей шерсти с линолеума. В середину неба выкатилось неожиданное жаркое осеннее солнце, и к тому времени, как Нанаба вышла на школьное крыльцо, придерживая двери для Майка, который, как оруженосец с мечом и щитом, следовал за ней со стопкой библиотечных книжек, жар уже успел просушить голые древесные веточки и забор. На крыльце, крутя на пальце металлическое колечко с ключом, стояла Пик. — О, — сказала она, легко улыбаясь, — да ты уже с провожатым, напрасно я жду. Майк стоял с таким выражением лица, словно ему совершенно всё равно: тащиться с этой бумажной горой до Нанабиного дома или возвращаться обратно в школу. На факультативе Карлы он пару раз садился рядом с Нанабой, но очень скоро оказалось, что до обсуждений ей тогда особого дела нет, и один раз она даже не смогла ответить на простейшие вопрос (что-то вроде выбора между да и нет), потому что просто его не слышала. В классе послышались смешки, Карла прекратила их постукиванием карандаша по столу и повторила вопрос, а перед следующим занятием Нанаба попросила Майка сесть рядом с Эрвином. — Я смущаю тебя, булочка, да? Когда на другой день они, прогуливаясь по парку, свернули с дорожки, и Майк прижал её к широкому стволу клена, крона которого, хотя и почти облетевшая, высилась над ними, как огромный зонт, Нанаба, пригнув Майка к себе, укусила его в шею. Само собой он отвлекает её от всего на свете. Так что она снова сидела рядом с Пик, но та сегодня — после инцидента в столовой — была не особенно разговорчива. На перемене сидела, уткнувшись в телефон, и оправдалась тем, что не успела дочитать книгу к занятию Карлы. На этой неделе разбирали «О мышах и людях», которых сама Нанаба прочла перед сном (а потом ворочалась и встала разбитая), но она усомнилась в правдивости отговорки разве что про себя. Ну не хочешь пока говорить — не надо. Хотя в груди зудело: они с Пик ни разу не ссорились по-настоящему. И не надо. — Пик меня подвезет, а ты как раз успеешь перекусить перед тренировкой. Майк пожал плечами, проводил их до машины, как покорный носильщик, потерявший где-то свою тележку, и наклонился, чтобы Нанаба чмокнула его в нос. — Вечером, — шепнула она, — я всё равно одна. Напиши хотя бы. Если не вырубишься. После сопряженных с лекциями по футбольной тактике тренировок Майк выключался ещё до десяти вечера, часто на середине сообщения, и у Нанабы долго ещё мигало в строчке набора, что Майк что-то пишет ей. Первый раз думала, целую поэму катает, но вместо этого получила с утра: «Прости. Уснул» и заспанную физиономию с измятой щекой на фото. — Извини, — сказала Пик, когда они остались одни и Майк, помахав на прощание, скрылся за воротами школы, — я с чего-то решила, что сегодня ты одна добираешься. — Это ты извини, — Нанаба, переложила сумку к себе на колени и поверх сумочного ремня пристегнула ремень безопасности. — Я не подумала, что тебе будет неприятно сидеть с ребятами. Пик развела руками и легонько стукнула пальцами по рулю. Её маленькая машинка походила на уютное гнездышко на колесах, Нанаба всегда чувствовала себя здесь, как в маленькой комнатке на чердаке, не хватало только пледа и чая. — Отказать было бы невежливо, — Пик повернула ключ, мотор заворчал разбуженным котиком и заурчал ровно, будто этого самого котика стали гладить между ушей. — Мы сидели за большим столом, кому угодно могло понадобиться место. Тем более, — она улыбнулась, сдавая назад и поглядывая в зеркало заднего вида, чтоб не сшибить ненароком чей-то велосипед, и улыбка от этого казалась рассеянной, — вы с Майком встречаетесь, было бы странно отсылать его за другой стол. Я повела себя импульсивно. Но мне правда надо было в одно место. — Я бы сходила с тобой, — с облегчением проворчала Нанаба. — Мы же не первоклассницы, чтобы портфели друг дружки держать. «Жук» вырулил, наконец, на дорогу, и Пик уверенно повела его в направлении нанабиного дома. Нанаба решилась спросить, просто не желая, чтобы между ними остались какие-то недомолвки: — Зик что-то сказал тебе по этому поводу? — Мне? — Пик вскинула брови и тряхнула головой, завязанные в свободный хвост волосы подпрыгнули и шлепнули её по затылку. — Мы не так… дружим, чтобы он мог высказывать мне какие-то претензии. Я сама додумала за него недовольство. — Не помню, видела ли я его когда-то довольным. — Ну, — отозвалась Пик, — у него на то есть причины. — Причины? Да ладно! Бейболистам отдали среду. Из-за этого Шадис ставит своим дополнительные тренировки, когда придется, но уступил же он, в конце-то концов. Дорога свернула на тенистую улочку, Пик сбросила скорость до черепашьей: за углом располагалась детская библиотека. — Ну, во-первых, не уступил, среда и раньше была у Ксавьера, скажем так: отступился от притязаний. — А во-вторых? —Во-вторых — это не порыв благородства и признания, что все спортивные секции школы равны. Пик замолчала, сохраняя на лице всё ту же рассеянную улыбку. — Ну уж нет! — рассмеялась Нанаба. — Знаешь что-то — выкладывай. Если бы Пик болтала о своих наблюдениях направо и налево, её феноменальная наблюдательность давно стала бы школьной легендой. Её способность не просто смотреть, а видеть можно было сравнить разве что с обонянием Майка. Не раз и не два Нанаба чувствовала себя абсолютной тупицей (и вины Пик тут не было, она никогда не подавала информацию снисходительным тоном и не изумлялась, как этого можно не знать), потому что смотрела на то же, что Пик, слышала то же, что и она, но там, где Пик делала точные выводы, не могла элементарно связать два логических конца. Это потом уже, после того, как Пик объяснит, думалось: ну как можно было об этом не догадаться?! У Пик, насколько Нанаба знала, не было дополнительных источников информации, все знания о происходящем вокруг она получала на основе своих наблюдений. И не сказать, чтобы Пик была охотницей за сплетнями. Нет! Просто так находил сам себе тренировку острый аналитический ум. Если бы Пик сплетничала (а сплетни её всегда были бы чистой правдой), за ней повсюду таскался бы десяток охочих до подробностей чужой жизни прилипал. Пик повернула руль и «жучок» мягко вписался в поворот. — Карла, — сообщила она, — на прошлой неделе долго беседовала с Китом Шадисом. Нанаба приняла эту новость молча и следующие полминуты лихорадочно пыталась раскрутить это сообщение хоть до какого-то вывода, но в итоге сдалась. — И? Карла уговорила его не отнимать поле у Ксавьера? — Судя по всему, да. Шестеренки в голове крутились с натугой, Нанаба почувствовала, что у неё вот-вот заболит голова. — Это связано с Зиком? Он ей дома мешает, она хочет, чтобы болтался хоть где-нибудь? — Нет, не похоже. Я думаю, всё ровно наоборот. Ни Зик, ни тренер Ксавьер не могут никак повлиять на Шадиса. А Карла может. — Да каким образом, с чего ему уступать её просьбам? Она его потерянная во младенчестве сестра, что ли? Или он в неё тайно влюблен? Пик улыбнулась шире, хотя и как-то недобро. — Издеваешься! — выпалила Нанаба. — Нет. Карла и Шадис — ровесники, на сайте школы у них один год рождения. Оба они местные, и учились, надо думать, в этой же школе. А может, в другой, но в этом же городе. И сейчас-то трудно разминуться, чтоб не попасть с ровесниками в одну школу, все так или иначе столкнутся, а раньше и подавно, школа, как мама рассказывает, была одна. — Ну ладно, они бывшие одноклассники, и что? — Ничего, — Пик снова пожала плечом, дескать, просто болтаем же. — Но её просьба для него, по-видимому, не пустой звук. Может, они просто давние друзья. Ты же не откажешь мне в просьбе лет через пятнадцать, а? — О, да! Приводи ко мне детей, разучим с ними хирагану. Пик, крепко держа руль обеими руками, чуть откинула голову и звонко расхохоталась, пока Нанаба, загородив руку сумкой, впивалась себе ногтями в бедро. Дура! Девчонка стабильно еле ковыляет на костылях, в самый раз планировать будущие беременности. Но Пик, похоже, совсем об этом не думала и не обиделась. Она затормозила около дома, и Нанаба спросила: — Зайдешь? Я сегодня одна. Родители заедут на час, а потом у них покер на целый вечер у Роджерсов. Бабуля уехала. — О-о-о, так у тебя больше чем провожание сорвалось! — Перестань! — А кто у нас тут цвета спелого помидора? — А-а-а, прекрати! Немедленно! — Нанаба быстро приложила тыльные стороны ладоней к щекам, и Пик поспешила подтвердить её мысленные сетования: — Да, ты блондинка и краснеешь мгновенно. Есть отчего, м? Есть? Лицо горело от смущения и от смеха, Нанаба попыталась остановиться и не смогла, наружу рвались смешки. — Делай сама свои грязные выводы. — У меня слишком бурная фантазия. Рассказать? — Молчи! Нанаба ущипнула Пик за плечо, та подняла руки и заголосила, что убивают, и обе хохотали, пока хватало дыхания. — Нет, — сказала Пик, отдышавшись, — не зайду, обещала маме быть пораньше. У нас сегодня семейный вечер. Ну вот, вздыхала Нанаба, выгружая из машины себя вместе с книжками. Ладно, в первый раз, что ли? Сегодня сделает домашки побольше, может быть, даже всю, и будет у неё два свободных дня. Ещё не стемнело, но уже стояли густые сумерки, когда Нанаба спустилась в кухню, и Хэм, пыхтя, скатился по лестнице следом за ней. — Голодный? Собачий корм хранили в кухонной кладовке вместе с пакетами круп, муки и упаковками консервов. Иногда, если бабушка бывала слишком занята, чтобы готовить на всех, родителям было лень, а Нанабе тем более, семья устраивала вечер «туристической кухни». Грели готовые блюда, вроде риса с овощами из банки, и никто не вредничал. Поняв, что сейчас его будут кормить, Хэм сел около миски, составив лапы перед собой так ровно, словно его специально учили этому и на уроках клали линейку и, постукивая хвостом, ждал. — Слюни подбери, — посоветовала Нанаба и высыпала в миску коричневые шарики корма, они приятно шуршали пару секунд, а следом раздались хруст и задорное чавканье. — Приятного аппетита. Телефон пиликнул, Нанаба быстро выудила его из кармана, но это писал Оньякопон, спрашивал, где взять задания по истории, он прослушал. Нанаба бросила в него ссылкой. Пролистала диалоги: Пик была оффлайн, и правда семейный вечер, на котором неприлично сидеть с телефоном в руках, как бы скучно ни было. Хотя Пик с родителями не скучно. Они у неё молодые. У Нанабы, впрочем, никогда не было повода завидовать чужими отношениями с родителями, собственные её вполне устраивали. Плюс у неё есть бабушка! Бабушка, которая всегда на внучкиной стороне. Не так давно представился случай подтвердить это. Стоял вот такой же вечер, только все были дома и толпились в кухне после ужина: Нанаба загружала посудомойку, отец убирал в холодильник баночки с соусом, сыр и недоеденный салат, как вдруг ни с того ни с сего заговорил о Майке. Дескать, миссис Харрис сказала, что он опять заходил. Не просто провожал, а был в доме. — И что? — отозвалась Нанаба. — Разве я не могу приводить друзей? — А этот парень твой друг? Мама дернула отца за рукав домашней футболки, но папа сказал: — Что? Мы с дочерью разговариваем. — Разве не все отношения, — сказала Нанаба, — должны быть уважительными и дружескими? — Ты понимаешь, что я хочу сказать. — О да! — Нанаба грохнула чашку на решетку, уши горели, и она вдруг поняла, что страшно зла и на папу, и на себя из-за того, что он ещё ничего обидного не сказал, а она уже завелась, потому что есть от чего заводиться. — Я понимаю! — Не кипятись, — предупредила мама, расставляя чашки, хотя чайник ещё не щелкнул. — Папа беспокоится о твоем благоразумии. — Я благоразумна. И папа уточнил: — А твой друг? — выделив слово «друг» такой интонацией, словно это было что-то настолько постыдное!.. Словно Нанаба и без того не понимала что он имеет в виду. — Майк ещё благоразумней меня. Папа сказал, что последнее во что он верит — благоразумие старшеклассника со спермотоксикозом. Так и сказал «спермотоксикоз», и что единственные мозги, какие в их, с позволения сказать, паре есть, это мозги нанабины, и пускай она об этом не забывает. Нанаба грохнула дверцей посудомойки и, бросив на ходу, что чаю ей расхотелось, вылетела из кухни, но не успели ноги донести её до лестницы, когда она, притормозив у первой ступеньки, услышала, как бабушка отчитывает отца. Голос был властный и требовательный. Осторожно ступая на цыпочках, Нанаба вернулась. —…я не понимаю, что тебе не так, Томас? Отличный парень, очень воспитанный. — Это сын Хелен Закариас, я хорошо её знаю, — вдруг подала голос мама. — Очень приличная семья. Отец — инженер в электрокомпании. Отец, смущенный напором матери и жены, пробурчал, что ещё ни одна приличная семья удержала молодого пацана от всякого разного. Бабушка остановила его, но не затем, чтобы защитить Майка. — Нанабушка не дура. — Это, — веско сказал отец, — случается и с очень умными. — Я говорила с ней о контрацепции и ответственности, — вставила мама. После её слов повисла долгая пауза, во время которой Нанаба буквально видела, как отец меряет её тяжелым взглядом. — Мне было бы спокойнее, — сказал он, наконец, — если бы она просто училась и проводила досуг с подружками. — Что же, — спокойно и даже как-то отстраненно сказала бабушка, — придется тебе какое-то время пожить в волнении, если не можешь взять себя руки, дорогой мой. А девочке нервы зря не мотай. Вечером папа заглянул к Нанабе и извинился. — Я очень люблю тебя, милая, и хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. — Я знаю, па, — заверила Нанаба, обнимая его, и чувствуя себя совсем как в детстве, когда папа перед сном сажал её на коленки и укачивал, прежде чем укрыть одеялом. — Всё будет в порядке. Будет же? Тем более у них с Майком дальше, кхм, рук дело никуда не зашло. Нанаба и до сих пор, хоть прошло уже больше недели, просыпалась наутро горячая от снов, ныряла ладонью под одеяло и так напрягала бедра, даже не замечая этого, что мышцы потом звенели. Вязкая теплота на пальцах и стон Майка, такой глубокий, что Нанабу проняла дрожь. Так вот как это чувствуется. Вот чем мальчики отличаются от девочек, да? Понравилось ей или не понравилось — как понять? Майку было приятно, и Нанаба в конце почувствовала что-то вроде гордости от того, что сделала ему хорошо. Это любовь, да, когда тебе хорошо оттого, что хорошо другому? Она как раз достала припрятанное на вечер пирожное как, словно обличая её в потреблении жиров и углеводов после захода солнца, по занавеске и подоконнику кухонного окна скользнули фары. Родители? Рановато. А бабушка вообще с ночевкой уехала. Нанаба приникла к стеклу, приложив руку, чтобы загородить себе свет. Бросила пирожное, рванула, чуть не убившись о распластавшегося на пороге Хэма, и выскочила на крыльцо прямо в комнатных тапочках. — Ты! — она повисла у Майка на шее, он поднял её, взяв под ягодицы, и занес в дом. — Я решил, что не так уж сильно и умотался, а если не поцелую тебя сегодня ещё раз — мне точно конец. — Дурак, — сообщила ему Нанаба. Майк промычал ей в губы, что, конечно же, ей виднее. — Мы, наверное, не успеем. — Да, — опять согласился Майк, — не стоит второпях. Ничего, что я так? Может, надо было оставить машину в конце улицы? — Да плевать, миссис Харрис всё равно донесет, ей делать нечего, круглосуточно пасет улицу. А мне, вообще-то, не запрещено приглашать друзей. Руки сами оказались на ширинке у Майка. Под ширинкой было туго и выпукло, словно он шутки ради запихнул в штаны недозрелое манго. Но нет, Нанаба-то уже в курсе, что никакое это не манго и не банан. — Э-эй, — Майк мягко взял её за локоть, рука у него была горячей, а его самого ощутимо потряхивало. — Тихо. Да, подумала Нанаба, разгибая полусогнутые колени, если вернутся родители — а они с Майком по законам жанра этого не услышат — это последнее зрелище, какое они хотели бы видеть. Но руку Нанаба так и не убрала. Так, нестройно перебирая ногами, они добрели до дивана. В гостиной было темно, падал сноп света из кухни. — Хэм, — сказала Нанаба, наткнувшись на что-то слишком высокое и слишком мягкое для коврика, — свали. Член Майк был скользким, Нанаба, припомнив свой прошлый опыт, провела по нему рукой и накрыла головку. Майк резко выдохнул, обхватил нанабино запястье двумя пальцами и вытащил её руку из своих штанов. — Моя очередь, — сказал он, но Нанаба подумала, что дело не только в этом. Оставь она руку, всё снова закончилось бы за минуту. Наверное, член и должен быть таким твердым, но вряд ли он должен натурально звенеть в руке. На домашних штанах была мягкая растянутая резинка, и рука Майка нырнула туда безо всякого сопротивления. Ну уж в этом-то, подумала Нанаба, цепляясь за его плечо, у него точно есть какой-никакой опыт, может даже не врать. Майк повозился, отставляя локоть, другой рукой обнял Нанабу и притиснул к себе. — Расслабься, — сказал он, и Нанаба развела колени пошире. Видно ничего не было, только пальцы Майка там, где раньше трогала только она сама. — Как тебе нравится? — Я точно не знаю, — призналась Нанаба. — Ладно. Давай пробовать.