Основное блюдо

— А новые ваши костюмчики ничего... Иван бы ответил, что Серхио слишком быстро, чтобы успеть оценить мастерство дизайнера, снял с него пиджак, штаны и (здесь уже издевательски медленно) рубашку, оставив Ивана в одном галстуке, но сейчас конец галстука в ладони Серхио, он дёргает удавку на себя при каждом толчке, заставляя Ивана поднимать выше подбородок и выпрямлять напряжённые руки. Перед глазами пляшут мушки — не то от недостатка кислорода, не то из-за того, что Серхио как с цепи сорвался и у него уже сил даже на стоны не осталось. *** Серхио снова проехался прямо по простате, и Иван с вымученным хрипом кончил. Жалкие, почти прозрачные капли замарали пальцы Серхио. Тот сделал ещё пару успокаивающих движений по смягчающемуся члену и тоже достиг кульминации, вжимаясь в Ивана, тяжело дыша и постанывая. — Третий, — констатировал Серхио, когда они оба упали на постель, стараясь отдышаться. — Кролик. — А ты тогда кто? Крольчиха? — Я — жертва насилия и твоего неуёмного темперамента. — Кстати! — Серхио приподнялся на локте, а Иван округлил глаза в притворном ужасе. — Я решил заказать страпон! — А что, своего члена тебе уже мало? — А я не себе. Я для Пилар. Иван захлопнул рот в ожидании продолжения. Ему, пожалуй, было в этот момент немного не по себе... было бы, если бы остались хоть какие-то силы на эмоции. Ощущение было непривычным — по крайней мере, в постели у Серхио. И это Ивану не нравилось. Нужно было понять, откуда оно взялось, и Иван потянул за ниточку воспоминания о сегодняшнем вечере, медленно раскручивая их клубок. *** — Второй... — откинулся на подушки Серхио, оторвав ладони от бёдер Ивана. Сам Иван так и не смог бы объяснить — даже если бы мог в этот момент говорить, — как ему удалось возбудиться, кончив почти за минуту до этого, выкрикивая все известные ругательства на хорватском и парочку на немецком. Иван, постанывая от угасающих сладких вспышек в яйцах, попытался разогнуть спину, опираясь на дрожащие руки. Не то чтобы поза была непривычной, нет. В этот раунд она была то ли третьей, то ли четвёртой — Иван сбился со счёта, когда просто мысленно плюнул и, расслабившись, отдался рукам, переворачивающим его по своему хотению, словно готовящийся на обед бифштекс. В Серхио что-то неуловимо изменилось, а мозг, который после двух оргазмов, больше напоминал желе, чем, как утверждают учёные, грецкий орех, не мог этих изменений постичь. Единственная мысль, которая оформилась у Ивана сейчас в голове и которую можно было бы назвать относительно разумной, была «Давно меня так не ебали...». Иван даже раскрыл рот, чтобы её высказать: других не было, а молчать во время секса он не привык. Серхио будто только этого и ждал: он, словно на пробу, провёл пальцем по сухим тонким губам, прижался к ним во влажном поцелуе, по-хозяйски вторгаясь языком, а потом сгрёб Ивана за вихры и дёрнул вниз, к своему паху. «Ах ты ж блядь...» — мелькнуло в сознании Ивана, перед тем как ему в губы уткнулся упругий член. *** Серхио толкнулся последний раз, входя так глубоко, как может, и прижался всем телом, сгибая извивающегося под ним в оргазме Ивана почти пополам. Через несколько секунд Иван услышал его рычание над ухом. Это сейчас до него дошло, что Серхио прорычал: «Первый...», а тогда он мог слышать только собственные стоны, срывавшиеся то до хрипа, то до тонкого поскуливания. Перетянутые кожаными ремнями руки сводило, да и ноги, закинутые на плечи Серхио затекли, но Иван настолько ошалел от ворвавшейся в него стихии, что даже получал от будто впивающихся в плоть игл удовольствие. Стоны вырывались из него сами собой: словарный запас он растерял ещё раньше, когда его, уже полураздетого, шваркнули на постель и, дёрнув вверх руки, пристегнули к изголовью. Тогда Иван мог только прошептать: «Ах ты ж блядь...» и так бесстыдно податься навстречу растягивающим его пальцам, что в этот момент именно блядью себя почувствовать и с лёгким удивлением признать: ему это нравится. Хотелось, однако, реванша, чтобы теперь насладиться под собой дрожью Серхио, и Иван уже протянул руку к выбритому паху с татуировкой, но Серхио перехватил его запястье, сжал другое и, заломив обе руки назад, перевернул Ивана к себе спиной и уткнул носом в подушку. *** Дальше ниточка воспоминаний ведёт за пределы этого вечера, оставаясь, впрочем, в стенах этой квартиры и подозрительно напоминая витиеватый изгиб длинного волоса цвета воронова крыла на белой ткани, и Иван предпочитает остановиться и послушать, что ещё скажет Серхио. Тот, однако, не развивает тему, но незаметно придвигается ближе, его ладонь ложится на бедро Ивану, и он всерьёз думает попросить пощады. Но Серхио, будто растеряв агрессию, тщательно обходит все нестерпимо чувствительные сейчас эрогенные зоны, едва касаясь, ведёт рукой выше, исследуя рельеф груди, очерчивая дуги рёбер, прокладывая дорожку от пупка вниз — Иван вздрагивает от острого чувства дежавю, а Серхио подталкивает его, поворачивая на бок, прижимается и шепчет в ухо: «Ну-ну, мальчик...». Замолкает, проводя расслабленными губами по шее, а потом зарывается носом в отросшие волосы на затылке, звуча тихо и глухо: — У тебя приятный парфюм... Лёгкий такой шлейф... Я как чувствую, сразу ни одной мысли в голове, кроме... — Серхио подвигается чуть ниже, протискивая руку Ивану между ног. — И вот, представь... Ты же помнишь, какие у Пилар волосы?.. Иван машинально кивает, поневоле отзываясь на настойчивые ласки — он искренне считал, что в то странное утро ему приснился совершенно крышесносный сон. Но некоторые детали, в том числе длинный темный волос на подушке, царапины на плечах и использованный презерватив убедили его... Он пытается что-то сказать, объяснить, но пальцы Серхио оказываются у него во рту, а вторая рука поднимает и сгибает ему ногу... Невероятно, но Серхио снова возбуждён, голос его становится хриплым: — И вот в этой гриве, когда Пилар откинулась мне на грудь, когда мы... неважно... в общем, её волосы пахли тобой... Детка, я хочу без резинки, можно? Иван снова кивает, проходясь языком по подушечкам, втягивая пальцы глубже в рот. Серхио легко входит и, придерживая ногу Ивана, едва толкается, не прерывая рассказ: — И... я никогда... не был так... возбуждён... Иван стонет — тихо, на выдохе — Серхио движется резче и глубже: — И... я... мы... поду... подумал... ли... А что... если... мы... чёрт... если мы пригласим тебя... на семейный... ужин... — Он уже вбивается в Ивана в полную силу, ускоряясь, но замирает на секунду, добавляя: — В качестве основного блюда... Иван обнаруживает, что подаётся назад, прижимаясь к Серхио, тянется к члену, хотя ещё четверть часа назад мог поклясться, что не кончит в течение следующего года, что бы ни случилось... Картинка в голове: две пары уверенных рук стаскивают с него пиджак, расстегивают брюки, шарят под рубашкой, две пары настойчивых губ блуждают по шее, по груди... Его толкают на застеленный нарядной скатертью стол, смахивая тарелки с так и не тронутой едой... В этот раз оргазм накатывает неожиданно, почти вырубая Ивана: он действительно падает на пару секунд в темноту и выныривает от рычания Серхио. Без презерватива — вспоминает Иван, ощущая влажность между бёдер. Серхио подтягивает простыню, вытирает их обоих — душ позже, — и Иван рассматривает его, потного, с лихорадочно горящими глазами и полуоткрытыми губами. Всё же реванш не помешал бы... Иван улыбается изменившейся картинке в голове, кладет голову Серхио на грудь и сообщает невинным тоном: — Я согласен. На ужин. Только ты не удивляйся, если хозяйка дома позволит гостю выбрать основное блюдо.