Основное блюдо

Пилар в переливающемся в свете свечей вечернем платье спокойно листает что-то в смартфоне, пока Серхио нервничает, меняя четвёртый галстук на третий, а потом снова вытаскивая из шкафа первый. Пилар тщательно скрыв улыбку, интересуется: — Любовь моя, всё хорошо? Серхио кивает и продолжает вертеться перед зеркалом, поправляет причёску и чувствует себя чрезвычайно глупо. Он всё продумал. Но всё равно идея, звучавшая так хорошо, кажется всё более дикой. Серхио садится и тут же подхватывается, вытаскивая из ящика черную коробку без опознавательных знаков: — Я тут, ну... чтобы, если... — Милый. Я видела ту страницу. Хороший сайт, да и выбор неплохой. — Но я не знаю, нужно было наверное заранее... Пилар смеётся, откидывая голову, и Серхио залипает на длинной шее, чуть не пропуская основное: — Неужели ты думаешь, что я не умею пользоваться страпоном... Собственно, можно было и раньше, но лучше поздно, чем никогда. Пока Серхио открывает и закрывает рот, выясняется, что думать уже поздно. Пилар открывает дверь. Иван выглядит идеальным гостем. Вручает хозяйке дома почти чёрные розы на длинных колючих стеблях, целует руку, не задерживая губ ни на мгновение дольше, чем предписывает этикет, ухмыляется, когда Пилар хозяйски треплет его по затылку. Обнимает Серхио, отстраняется, держа его за плечи, и внимательно смотрит. Подмигивает и оглядывается, рассыпая комплименты дому, обстановке, столу, платью, костюму. Сам он в безупречно темной тройке и классическом галстуке (и наверняка в белоснежных боксерах — думает Серхио). *** Серхио представлял себе всё это как-то не так. Сейчас всё похоже на любую встречу с коллегой по клубу или сборной — разной степени ядовитости воспоминания о встречах на поле, немного напряжённый смех и ощущение, что они трое находятся на расстоянии как минимум ста световых лет друг от друга. Пилар встаёт, разливает по бокалам с заранее положенными оливками мартини, берёт один и подходит к дивану: — Мне кажется, время для аперитива. Каблук очень натурально цепляется за длинный подол, и Пилар, изящно взмахнув руками, падает на колени между ног сидящего Ивана, разливая на него большую часть содержимого бокала. Оливка попадает точно за воротник уже расстёгнутой на одну пуговицу рубашки над ослабленным узлом галстука. Иван успевает подхватить Пилар, мягко опустив её на пол. Она, приподнимаясь, качает головой и, не торопясь, расстёгивает пуговицы промокшего жилета. Мимоходом подмигивает Серхио. Тот огибает диван и массирует Ивану плечи, спуская с них пиджак до локтей. Массаж переходит в лёгкие поглаживания — Серхио ерошит русые волосы, поднимаясь против шерсти к вискам, скользит ладонями, чтобы закрыть глаза, как в детской игре. Пилар тихонько посмеивается, уже справившись с застёжкой рубашки, ловя губами оливку, которая скатывается всё ниже, задерживается во впадине пупка и окончательно останавливается у пояса брюк. — Упс... — произносит Пилар, оттягивая пояс, позволяя оливке провалиться, и берётся за пряжку ремня, поцеловав влажный след на животе. — Трудновато будет достать... Иван молчит, только дыхание его учащается, да ресницы щекочут Серхио руки. С тьмой перед глазами и стянутыми пиджаком локтями ему становится всё больше не по себе. Он чувствует, как одна ладонь осторожно накрывает его пах, чуть сжимая полувозбуждённый член, а другая отрывается от его лица и скользит вниз, отводит в сторону расстёгнутую рубашку, добирается до соска. Иван слышит вжиканье замка на ширинке и смешок Серхио над ухом: — Да... белоснежные... Мягкие губы обхватывают головку, в то же время Серхио дёргает его за подбородок вверх, прижимаясь в поцелуе, и Иван, непроизвольно выгибаясь, цепляется пальцами за обивку дивана: спущенный пиджак не позволяет запустить их в длинные чёрные пряди и короткие каштановые. В этот момент он действительно чувствует себя блюдом вечернего меню. Поцелуй требовательный и глубокий, движения кончика языка по головке едва уловимы, и чем нежнее его касания, тем жёстче вторгается в его рот Серхио. «Похоже на соревнование...» — мелькает в голове у Ивана. Он поводит плечом, и чувствует, как с него стягивают пиджак, рубашку, брюки и бельё. Серхио наконец отрывается от него и, обойдя диван, опускается рядом с Пилар перед Иваном. Они оба полностью одеты, и Иван машинально сжимает колени. Пилар бросает быстрый взгляд, Серхио же сейчас на него не смотрит: несколько мгновений он глаз не сводит с губ жены, а после наклоняется к ней и обводит их контур языком, точно слизывая вкус, втягивая носом запах. Возбуждаясь всё больше, он обхватывает ладонями её лицо и напористо целует, постанывая. Разорвав поцелуй, Серхио смотрит на Ивана расфокусированным взглядом, кладёт дрожащие руки на его колени, разводит их и говорит срывающимся голосом: — Закуски... Пилар садится на диван рядом, очерчивает острыми ногтями рельеф рёбер, скользит вверх, чиркнув по соскам. Иван дёргается и хватает её за запястье. — Ну-ну, мальчик... — смеётся Пилар, утыкаясь ему в шею и, освобождая руку, поглаживает по животу, опускаясь всё ниже. Иван чувствует поцелуи на внутренней стороне бёдер, подбирающиеся к члену снизу, опускает взгляд на каштановую макушку между его ног и залипает на движениях ладоней на его теле: с вытатуированной розой и изящной, с покрытыми алым маникюром длинными ногтями. Они гладят его, сталкиваясь, переплетаясь пальцами, Серхио целует, захватывая губами складку у мошонки, Пилар покусывает мочку уха — оба обжигают его дыханием, доводя до головокружения. Прикосновений так много, Иван чувствует желание обоих — это возбуждает, но он почему-то не может избавиться от навязчивой мысли, что больше похож сейчас на секс-игрушку в супружеской постели или мальчика по вызову для скучающей пары. В квартире Серхио всё было иначе, даже когда Иван на самом деле ощущал себя шлюхой. Серхио поднимает взгляд, и Иван словно видит в карих круглых глазах с расширившимися зрачками своё отражение рядом с целующей его Пилар. Серхио смотрит то на одного, то на другого, крепче сжимая его бёдра и облизывая губы. Он, дрожа от возбуждения, подаётся вперёд — точно тоже хочет поцеловать. Или ударить. Ивану трудно понять, кого именно. Серхио же, остановившись, облизывает свои пальцы, обильно смачивая их слюной, вводит в Ивана сразу два и сгибает, задевая простату. — Блядь! — стонет Иван сквозь зубы. Его выгибает, и он хватается за длинные чёрные волосы, потянув за них и отрывая от себя Пилар. Та, улыбаясь, даёт ему лёгкую пощёчину, и Иван чувствует новую волну возбуждения. И стыда. Серхио растягивает его умело, касаясь всех чувствительных точек, которые он знает, как свои, и Иван извивается, не в силах сдерживать стоны, насаживаясь на пальцы и мысленно проклиная себя за это. Серхио добавляет ещё один палец и совершает внутри изощрённое движение, а Пилар в это время сжимает зубами его сосок, и Ивана скручивает такой судорогой сладострастия, что он едва сдерживается: кончить сейчас было бы особенно позорно. — Majku li... ti jebem!.. — выкрикивает он, упираясь лопатками в диванные подушки и крепко зажмурившись. — Что он сказал? — слышит будто издалека Иван голос Пилар. — Ему нравится... — ухмылку Серхио можно увидеть даже с закрытыми глазами. — Хорватский звучит... — Иван чувствует лёгкое движение ногтя по кадыку. — Возбуждающе... — Хватит... — шепчет он, загнанно дыша. — Действительно, хватит, — соглашается Серхио, убирая пальцы. — Я и сам... — Он оттягивает ворот рубашки, на которой проступили пятна пота. — В общем, время для основного блюда... Он тянется к столику возле дивана, где стоит чёрная коробка, и Ивана начинает потряхивать. — Милый... — негромко произносит Пилар, внимательно глядя на Ивана. — Думаю, нашему гостю лучше самому предоставить выбор... Вдруг мы не угадали с кулинарными предпочтениями? Рука Серхио замирает на полпути. Он смотрит на Ивана, словно очнувшись, и, сглотнув, говорит: — Ты права, любовь моя... Выбор гостя важнее... Иван ёжится от взгляда карих и синих глаз, но губы его расползаются в улыбке. Он сжимает Пилар за плечи, поднимается с дивана, дёргает её вверх, смотрит насмешливо: — Мне всегда нравились острые блюда... Иван бросает взгляд вниз, на сидящего на полу у их ног Серхио, и одним пальцем медленно спускает с плеч тонкие бретельки блестящего платья. Сначала одну. Потом другую. Струящаяся ткань соскальзывает с Пилар, оставляя на ней только туфли на высоком каблуке: белья под платьем не оказывается. — Я так и думала, — улыбается Пилар. Иван скользит по её плечам до запястий, закидывает их себе на плечи, прижимает Пилар к себе, положив ладони на ягодицы и чувствуя взгляд Серхио, снизу наблюдающего за ними. — Buen provecho? — говорит Иван, подталкивая Пилар к столу, застеленному белой кружевной скатертью. Серхио заворожённо глядит на чёрные длинные волосы, змеящиеся на белых кружевах. Это выглядит чертовски красиво — как и алые лакированные туфли, тонкие каблуки которых впиваются в белую кожу на пояснице. В тон алым длинным ногтям, прочерчивающим дорожки на ходящих ходуном лопатках под стоны, которые он обычно привык слышать по отдельности. Серхио с усилием разжимает кулаки, смотрит на полукружия на коже ладоней, поднимается, делает шаг и останавливается, понимая, что что-то попало под подошву туфли. Он смотрит вниз. Раздавленная оливка... Отбросив её носком, подходит к столу и, стиснув запястья Пилар и потянув на себя, прижимается к спине Ивана, утыкаясь в ягодицы возбуждённым членом и выдыхая: — Десерт... *** — Спасибо, — улыбается Иван, целуя руку Пилар снова исключительно по правилам этикета, поправляет узел галстука и берётся за ручку входной двери. — Ужин удался на славу! — Согласна! — ерошит ему волосы Пилар. — Мне, как хозяйке, нескромно это утверждать, но да, удался. Серхио обнимает Ивана, чувствуя под ладонями его напряжённые плечи, говорит: — Увидимся! Иван не отвечает, улыбаясь, и, махнув рукой, выходит. Когда после душа Серхио заходит в спальню, Пилар, обнажённая, лежит на животе на широкой постели, распустив волосы и скрестив лодыжки поднятых ног. Она подпирает ладонью щёку и, оглядывая Серхио, спрашивает: — Милый, у тебя остались ещё силы на добавку? Она похожа на изображение на старинных испанских полотнах, поражающих изысканной красотой, но Серхио не может вытрясти из головы мысли о светлых волосах, утыкающихся ему в нос. Запах знакомого мужского парфюма, который он ощущает до сих пор, не возбуждает, а опустошает, и он отвечает: — Не уверен, любовь моя... — Ладно, нет проблем... — говорит Пилар и тянется к столику с чёрной коробкой, которую Серхио сперва не заметил. — Я всё сделаю сама...