His Dance with Dragons

— Ты думаешь, что я поступила неправильно, отправив с ними Дрогона? Я предпочту горькую правду, Миссандея. — Если я могу назвать себя Вашим другом… — Можешь, — строго перебила свою советницу Дейенерис. — Вы поступили правильно, отправив с ними Дрогона. Вы поступаете неправильно сейчас, оставляя свой край в такую минуту. — Я не бросаю свой народ. Пока Королева не может управлять страной, во главе державы будет стоять Таргариен, как и подобает. Более мудрого и рассудительного правителя, чем Визерис, нам не сыскать. Я вижу страх в твоих глазах, словно я для тебя больше не Дени, не близкая подруга, а что-то либо слишком ничтожное, либо слишком великое. Не хочу быть ни первым, ни вторым. Говори все, что тяготит твою душу. — Принцесса. Я уважаю Вашего брата и чту Ваш выбор. Но Визерис слаб. Простите мою наглость, но это так. И все это видят, Ваши недруги могут этим воспользоваться. — Поэтому я и оставлю с ним Визериона. Ничто так не удержит трон, как верный дракон за спиной. Забудь о своих волнениях. К тому же, с ним будешь ты. Наставишь на путь истинный, если вдруг что. Я отправлюсь сегодня утром им вдогонку. Война, которая надвигается с темными тучами Мордора, страшит меня гораздо больше, чем приверженцы Ланнистеров. Думаю, они получили неплохой урок. Полезный. Миссандея хотела что-то возразить, но взгляд лиловых глаз Бурерожденной был намного убедительнее ее голоса. Дейенерис приблизилась и обняла горячо любимую подругу, которая была рядом всю ее жизнь. Получив ужасную весть о случившемся с принцессой, Миссандея, оставив сына на попечение мужа, быстро направилась во дворец. И, хотя вид изуродованного лица столь близкого друга привел ее в ужас, девушка удержалась от громких рыданий и сожалений. Ведь вместо детской невинности она впервые нашла в Дейенерис силу и уверенность. Она вспомнила пророческие слова Короля Рагнара о том, что однажды его шалунья избавится от желания разносить все вокруг и больше никогда не будет просить Дрогона сжечь ее учителей. Сказанное когда-то в шутку сейчас обрело совсем иной смысл. Обнимая свою маленькую девочку, Миссандея думала о сцене в тронном зале, которой она была свидетелем рано утром. Дейенерис, раздающая приказы повелительным, властным тоном, — то еще зрелище. Миссандея не испугалась старого друга, но прониклась некой гордостью, что она приложила руку к воспитанию и судьбе будущей Королевы Драконьего Камня. Рано утром, собрав только необходимое в походе, Дейенерис оседлала свою Златогривку, прекрасную лошадь, подаренную когда-то Визерисом, и двинулась в путь. Никто не провожал ее, ведь Дени с раннего детства была сторонницей всякого рода прощаний. Визерис знал, что после отъезда сестры ему нужно взять на себя роль регента, и еще вечером прибыл во дворец со своим маленьким семейством. Во время разговора с принцессой Визерис испытывал и негодование, и сочувствие, и ненависть к тем, кто обидел его дорогую сестру. Все его чувства, все слова были столь чисты и искренни, что Дейенерис чуть не разрыдалась вовсю. Но, увы, в душе ее светловолосого брата поселилось еще одно чувство, не менее искреннее, чем все остальные. Возможно, в тот момент даже сам принц не подозревал о его существовании. Еще одна вещь, которую вам нужно запомнить о Таргариенах, черта, о которой сама Дейенерис тогда забыла, но верная Миссандея прекрасно помнила. Таргариены любят власть, очень любят, и больше всего на свете они не любят ею делиться. Она отставала от них всего на сутки. Не такой уж долгий путь, когда мчишься на Златогривке. Дейенерис нагнала Братство, когда они пересекали границу Драконьего Камня. — Если бы я знала, что вы двигаетесь как маленькие черепашки в ливень, я бы выехала недели через две и настигла бы вас спустя полдня возле Лориэна, — закричала Дени, иронично улыбаясь, заставляя путников обернуться. Лицо ее прикрывала вуаль из плотной ткани. Хотя Бурерожденная и сказала тогда эльфу, что шрам будет символом ее силы и прощания со слабостью, но все же чувствовала она себя словно не в своей тарелке. Эти взгляды. Столько ядовитого сожаления, оно так больно бьет по гордости. Быть девушкой — любить красоту. И ужасно страдать, если в тебе этой красоты нет. Братство тепло поприветствовало обретенную спутницу. А Гимли был рад больше остальных, ведь он весь путь боялся, что «парящее в воздухе, неконтролируемое никем чудище может сжечь их в любую минуту». Поэтому он с такой благодарностью смотрел на девушку, словно она была каким-то спасителем. — Я знал, что Вы пойдете с нами, принцесса, — заметил Гэндальф. Он шел очень быстро, словно отталкиваясь, подбрасывая себя посохом вперед. — Вы просто хорошо меня знаете. Я бы не бросила любимого в жерло войны без своей поддержки и защиты. И Дейенерис кивнула Гэндальфу на парящего над ними Дрогона. Но идущий далеко впереди лихолесский принц немного исковеркал в своем понимании ее слова. Понял более, чем просто превратно. «Не много же ей нужно, чтобы влюбиться. Женщины. Горстка мази и три слова — и она твоя. Слишком уж дешево продала свои чувства, хотя отец заверял, что Таргариены обожают золото и бриллианты. Действительно дешево.» Надо сказать, что в чувствах Леголас смыслил не больше, чем младенец в боевых искусствах. После не совсем удачного любовного опыта, приключившегося с ним сотню лет назад, он считал всех девушек легкомысленными и слишком «простыми», чтобы тратить на них свое время. Да, действительно, опыт был ну очень неудачным. Ведь даже очарование драконье принцессы не могло заставить его сердце биться чаще. А лихолесские девы, обиженные его холодностью, и вовсе судачили, что это сердце кануло в Лету вместе с Тауриэль еще тогда, сотню весен назад. Но это было не совсем так. Тогда, во дворце, резкость и величие дочери Рагнара произвели на него некое впечатление. Дейенерис смогла разжечь в нем интерес, которого он давно не испытывал, но погасила его так же быстро столь слащавым и фальшивым словом «любимый». Зачем дочитывать загадку до конца, если разгадка написана огромными буквами? Хранители спешили так, будто их гнали кнутами, несмотря на четыре пары коротких ножек и еще не затянувшуюся рану Арагорна. Долг был важнее. Уже через два дня и две ночи они должны были добраться до лесов Лориэна. Но отдых нужен даже самым бравым воинам и, спустя сутки после прибытия Дени, Арагорн дал команду устроить перевал. Хоббиты сразу же взялись готовить ужин, который по времени был уже на пятьдесят процентов завтраком. Арагорн, Боромир и Гимли о чем-то оживленно беседовали, усевшись на земле подле огромного камня, на котором расположился маг. Леголас был в своем натуральном состоянии — стоял на холме и загадочно смотрел вдаль, будто в этом тумане был шанс что-то увидеть. Он занял стратегическую позицию, которую так жаждала занять Дейенерис. Ей так хотелось стать где-то отдаленно. Болезнь улитки без ракушки — лишь бы где-то спрятаться. Потерпев поражение от «остроухого», как принца любовно нарек Гимли, Дени твердо решила быть полезной в этот вечер и начала помогать хоббитам с приготовлением «трапезы». Получалось, мягко говоря, не очень. Дейенерис умела делать все то, что должны уметь принцессы, но приготовление пищи не входило в этот длинный список. Поэтому она два раза подожгла рукав, ставя и убирая с костра котелок, разрезала палец, чистя грибы, которые нашел Пиппин и в которых она была не очень-то уверена. Хоббиты смеялись, словно дети, с ее жалких попыток что-то предпринять и Дени смеялась над собой вместе с ними. — Я пойду осмотрюсь! — выкрикнул эльф и поспешно удалился. А меж тем среди друзей воцарилась легкая и теплая атмосфера. Арагорн, Боромир и Гимли подошли к костру, как только Сэм известил о том, что ужин готов. Гэндальф уснул, опираясь на посох, и никто не посмел будить старого мага. Сначала говорили о всяких пустяках, а потом Дунэдайн затянул веселую песню, чтобы подбодрить уставших хоббитов, а опосля дал всем команду спать. Эти несколько часов отдыха были более, чем просто необходимы. — Я побуду на страже, — сказала Дейенерис, — я привыкла мало спать и мне это не в тяжесть. После нескольких фраз негодования, произнесенных Гимли, все согласились с решением Дейенерис, с упрямостью которой было очень трудно спорить. Она слышала, что все хранители в мгновение ока уснули, слышала их спокойное дыхание. Она вдруг вспомнила об эльфийском принце. И куда он запропастился? Словно особенный, ну! Ни есть ему не нужно, ни спать. Как только эта мысль пронеслась в голове Дени, за спиной ее послышались шаги, она медленно положила руку на кинжал и была готова к нападению, если приближался враг. Аранен был ловок и очень быстр, он понял намерение принцессы, видел, как ее рука опустилась на кинжал. Леголас в мгновение ока оказался неприлично близко и схватил руку Дейенерис, держащую кинжал, подавляя ее атаку в зародыше. — Ваше счастье, что с Вами дракон, принцесса, а то с такой реакцией, как у Вас, я бы остался без невесты спустя две минуты боя, — прошептал он, опаляя горячим дыханием шею девушки. — Каков наглец! О, Эру! — процедила сквозь зубы Дени, не желая разбудить кого-то из хранителей. Она пыталась освободить руку, но тщетно. Одна рука принца была сильнее за ее обе. — Если сможете высвободить свою руку самостоятельно, я признаю, что без драконов вы протянете в бою минут двадцать. Дейенерис выводили из себя не так его слова, как тон, которым они были сказаны. Такой самоуверенный идиот. Одного слова будет достаточно, чтобы оставить от его самолюбия горстку пепла. Но Дени решила сама выкарабкаться из сложившейся ситуации. Свободной рукой она сорвала с лица вуаль и укусила наглеца за руку так сильно, что ощутила горьковатый привкус его крови на зубах. Трудно представить, какого труда стоило ему не заорать вовсю от боли. Ее зубки были еще острее языка. Но принц сдержался, отпустил ее руку и отлетел назад метра на три. Девушка посмотрела на него с такой яростью, что, казалось, еще секунду и из ее глаз полетят искры и сожгут эльфа ко всем чертям. Он раскрыл рот и, знают боги, принцесса ожидала услышать все, но точно не это, точно уж не это. — Не скрывайте Ваше лицо под этой тряпкой, выбросьте ее. Вы прекрасны, принцесса, и ни один шрам это не изменит. А я обещаю позаботиться, чтобы и следа от этого досадного пореза не осталось. Вот оно. Тучи любят воду. Птицы любят петь по утрам. А сильные мужчины — когда нам ними доминируют. Но у Дени совсем не было времени на то, чтобы поразмыслить об этом в минуту ярости. Воздух разрезал рев Дрогона. Дени не видела уже несколько часов, и начинала испытывать по этому поводу материнскую тревогу. И, как оказалось, не зря. Дракон, вынырнув из тучи густого тумана, приземлился перед Бурерожденной. Он наклонил к ней голову и Дейенерис заметила два копья, воткнутых возле глаза ее любимого. — Кто посмел?! Кто? Посмел?! Дейенерис закричала так пронзительно и громко, что у хранителей, пробужденных от короткого сна криком Дрогона, что-то кольнуло возле сердца. Дрогон опускался ниже, ложась всем телом наземь, и взглядом прося Дени залезть на его спину. Это означало лишь одно — он пытается спасти любимую девочку, унести ее отсюда, а значит — что-то грядет. Что-то намного опаснее кучки орков или гоблинов. И с этим хранители будут обязаны сразиться.