Деньги не пахнут.

На широком балконе зала-ресторана, кроме них, было ещё три человека и выдрессированный официант, практически сливающийся со стеной. Высокие часы с маятником в простенке у выхода на балкон пробили 10:30. Странный выбор, решил Сапфир. Что-то знакомое и траурное было в этом торжественном «бооомммм». От прослушивания приближающихся одиннадцати медных ударов Сапфир бы воздержался, но сколько они проведут здесь времени, не знал. И знать не хотел. В дороге меж домом и шумным городом Хотару была только с ним, разрушать эту иллюзию он не собирался… тем более сейчас, меж двух её реальностей: дом уже позади, до суеты города ещё надо было доехать. Утреннее солнце по-январски пекло макушку и настырно липло к тёмной одежде в надежде раздеть упрямых людишек, но прохладный ветер с гор набегал неожиданно и неприятно холодил загривок. Где-то на четверть пути к банку Хотару срочно понадобился стабильный интернет, и Сапфир свернул с петляющей дороги к отелю, видневшемуся на возвышенности. Щурясь через тёмное стекло очков на солнце, Сапфир сделал очередной глоток зелёного лимонада и мысленно выругался, вспомнив, что оставил автомобиль на открытой площадке. Поставил бокал на край стола и, слегка потянувшись, посмотрел вниз, за край балконного парапета, — так и есть, на лакированном бампере машины отражалось солнце и, казалось, слепило ярче оригинала. Дал сигнал официанту и добавил к заказу пару бутылок минеральной воды. Хотару чихнула, и он подумал, что совсем некстати придётся включать климат-контроль. И невольно задумался, задержав взгляд на объекте. Через тёмные очки наблюдать за ней было проще. Многим проще. И когда она сосредоточенно смотрит в монитор своего ноута — тоже. Ветер слегка растрепал её укладку, и она щурилась, сидя напротив солнца. Обманчиво расслабленный больше по привычке, чем по велению души… Сапфир отлип от перил и, обогнув рядом стоящий стул, загородил её своей тенью от прямых лучей. Отсюда открывался шикарный вид на склон, и через силу Сапфир заставлял себя смотреть на линию горизонта. Но видел её синюю блузку, больше похожую на ночную сорочку. Она совершенно не скрывала тонкие ключицы, декольте и отсутствие лифчика. Хорошо, что на ней был белый пиджак. Иначе бы утром он не сдвинул машину с места, пока она не наденет что-нибудь менее вызывающее. Слишком напоминающее о её Дне рождения. В то утро она неслышно поднялась к себе сразу, как Алмаз ушёл. Часам к 10 звонок в дверь вдребезги разбил тишину дома. И так продолжалось весь день. Букеты, открытки и подарки начали заполнять поверхности комнат: корзины фруктов, конфеты, вино. Курьеры шли нескончаемым потоком. К полудню Сапфир отключил сигнал звонка: достали до зубовного скрежета. Охрана звонила от ворот, и горничная выбегала к очередному курьеру. Алмаз попросил исполнить любой её каприз… но Хотару ничего не просила. Чувство виноватой причастности саднило где-то под печенью. В его представлении, как-то иначе проявляют себя женщины, получающие ворох подарков и право на реализацию капризов. Но Хотару не было — и все эти ленты, игрушки, яркие и не очень упаковки, расставленные всюду, составляли странную картину одиночества. Он опасался, что мог не расслышать голоса, зовущего его, пропустить звонок, и часто смотрел на Apple Watch, проверяя заряд батареи. К обеду он уже невольно начал думать, что совершил грандиозную ошибку. А корзинки, букеты, подарки продолжали прибывать. Горничная скрупулёзно складывала открытки на отдельную полку, куда обычно собирала почту Алмазу. Отчёт хозяину. Понятно, почему Хотару не спускалась. Мало приятного получать все эти знаки внимания, понимая, что она — не более чем предлог. Истинным адресатом большей части этого барахла был Алмаз. Все об этом знали. К обеду дошло и до него. Хотару до вечера не показывалась и не выходила из комнаты. Достаточно было окунуться в память того дня — и Сапфир сразу почувствовал напряжение в каждой мышце, сухожилии и нервах. Вдох — выдох… Медленно прикрыть веки и отвести взгляд от мерцающих прозрачных камней… Горизонт, облака, птицы, небо. Он помнил, как по потолку и стенам пробежался отсвет фар, и резкий сигнал клаксона послышался следом. Она выпорхнула из дома в сгущающийся вечер, неся с собой жизнь и пламя. Всем своим блеском изничтожая сонливую грусть, царившую весь день в доме. Тысячи мелких искр пробежали следом за ней по стенам, подаркам, драпированной парче на окнах. Как проскользнувшая мимо мечта, обжигающее видение… Темнота вечера сама отступила от Хотару, проигрывая её платью в извечной войне темноты и света. …Ангел.       Светлый ангел порока… Дьявол искушал его смиренное любование, впрыскивая яд вожделения в кровь. Сапфир невольно протянул руку, как тянутся молящие к святому образу, и напоролся на холодное стекло. Эта грань…       Слабая,             Прозрачная,                   Тонкая… В тот момент казалась прочнее всего на свете. Она вернула его в реальность, напоминая Сапфиру о его месте. По ту сторону Божество, по эту — первосвященник, ревностно хранящий чистоту и святость образа. Привалившись к откосу, Сапфир ловил каждое движение: как она кладёт кисть на плечо супруга, и тот властно обнимает её за талию, что-то говорит, она улыбается; как, стоя у раскрытой дверцы, она на мгновение задержалась и, вскинув голову, посмотрела прямо в его окно, на него, точно в глаза, и пробралась куда-то вглубь, в самые тёмные места подсознания. Два крыла прозрачным светом рассекли мрак тёмной ночи…       И застыли на её шее. Чтобы защититься от этого несанкционированного взлома и проникновения, Сапфир вздрогнул, улыбнулся и подмигнул ей из темноты комнаты. Не могла же она увидеть, в самом деле! Возможно, он себе всё это нафантазировал. Из темноты он наблюдал, как Хотару садилась в машину рядом с водителем. И меж лопаток неприятно заныло, сдавливая лёгкие. Раскатистый медный звук часов вспорол пространство и вернул его в реальность. Сапфир понял, почему он показался ему неуместно знакомым. Церковь Святого Варфоломея в Болсбридж… Каждую четверть часа её колокола вот так же размеренно отмеряли время. Траурно. Неминуемо. Всё его детство. Она не сказала ему ни слова по поводу подарка, но уже двадцать четвёртый день он видел колье на ней. Словно нарочно подбирая гардероб так, чтобы шея оставалась открытой, Хотару провоцировала и дразнила его. Он знал, что она знает. И оба играли в дурацкую игру, — кто кого перемолчит. Сапфир каждое утро упрямо напоминал себе, кто он на самом деле. Есть женщины, которых достойны лишь короли и распорядители судеб. Сколько бы ни было у тебя денег, воли, амбиций, но если ты исполняешь приказ и работаешь на дядю, ты только и можешь, что издали любоваться ими. Потому что ей нужен равный. Рядом с Богиней — Бог, а не первосвященник. Он думал, что ему будет достаточно сделать ей подарок. Приятно, если она хотя бы раз его наденет. Но он не представлял, насколько мучительным окажется сдерживать себя, чтобы не коснуться её шеи, не поправить слегка сбившиеся и съехавшие чуть на бок крылья. Ему стоило огромных усилий избегать смотреть на свой объект, но глаза сами собой цеплялись за тонкий серебряный блеск на её шее. Сапфир силой воли одёргивал себя, до хруста сжимая руль, когда в зеркале заднего вида искал не возможность для манёвра, а два крыла, мерцающих на светлой коже. И осознание, что каждую ночь заказчик впивается губами в нежный изгиб, приводило его к мыслям об убийстве. Он ещё ни разу не устранял заказчика. «Всё когда-то бывает в первый раз», — этот порыв щекотал нервы, даря приятное чувство облегчения. И контракт сгорел бы дотла, не оставив после себя и пепла… Его Первый год подошёл к концу пару дней назад. На счёт, как по часам, поступил задаток второй половины контракта. Шёл пятый месяц 7524 года по юлианскому календарю византийской эпохи, или 29 день високосного 2016 по современному летоисчислению. В Саудовской Аравии казнили проповедника и разорвали дипломатические отношения с Ираном; КНДР объявила об успешном испытании водородной бомбы; ВОЗ заявила об окончании эпидемии Эболы; Моралес вступил в должность президента; по Буркина-Фасо прокатилась серия террористических актов; на Тайване президентом избрали женщину; Калифорнийский институт объявил об открытии в солнечной системе новой планеты; а вчера, по обвинению в преступлениях против человечества, перед Международным уголовным судом предстал Лоран Гбагбо, бывший президент Кот-д’Ивуара. На какой хрен он всё это знал? Куда важнее, что до свободы оставалось 364 дня, а годик уже начинался паршиво. Триста шестьдесят четыре дня… В каждый из которых, Сапфир был уверен, он по-новому узнает, насколько до безумия сложно бывает уйти.