***
Откинувшись на подголовник и положив одну руку на руль, Сапфир лениво косился на двери банка, ожидая в машине. Хотару задерживалась. Он бросил небрежный взгляд на часы… странно. Всё последнее время она немедленно после работы торопилась домой. Быстрый взгляд на окна её кабинета, пока Apple Watch выходил на связь. Гудок. Гудок. Гудок. Гудок. В углу окна мелькнула тень. Гудок. Хотару ответила на вызов: — Я уехала на служебной машине, — сказал её голосом наушник. Сапфир продолжал всматриваться в окно через боковое стекло. Тень не шевелилась, но никуда не делась. — Извини, забыла предупредить. Непредвиденные дела в Пенсионном Фонде. — Я сейчас подъеду. — Нет, не надо. Я не знаю, когда освобожусь. Позвоню позже, — и отключилась. Сапфир помедлил ещё две секунды и потянулся за своим аппаратом. Проверка местонахождения её телефона утверждала: мобильный находится в нескольких метрах от него. Подумав ещё три секунды, Сапфир в сердцах хлопнул по рулю и вышел из машины, направившись в банк. Пересёк зал с банкоматами и, воспользовавшись магнитным ключом, уверенно миновал охрану. За спиной запищал металлоискатель. Высокая мелированная в русый сотрудница службы безопасности выскочила вслед за ним, требуя остановиться и сдать запрещённые предметы, грозя применением силы и полицией. Её серые глаза горели гневом и потемнели от рвения. В другой момент Сапфир бы остановился прослушать лекцию на предмет знания устава и коллективного договора, но не сейчас. Не останавливаясь и не сбавляя шага, Сапфир бросил пистолет на пол и, не оборачиваясь, сухо отчеканил указание: — Живее жми свою кнопку, заблокируй двери и лифты, — и скрылся за дверью запасной лестницы. Впереди оставался лестничный пролёт в шестнадцать ступеней, поворот, коридор, вторая дверь направо — прямо напротив стеклянного холла с лифтами. Поднявшись на нужный этаж, он встретился с тишиной и едва уловимым гулом ламп. Повторно нажал вызов на часах… за дверью её кабинета заиграл рингтон… И Сапфир больше почуял, положившись на инстинкты, чем услышал возню и шаги. Магнитный сигнал не сработал, и Сапфир нарочито медленно открыл дверь кабинета запасным ключом, намеренно позвякивая связкой. Щелчок — ключ вошёл в замочную скважину. Второй — повернул связку. Опустил ручку. Успел открыть дверь и сделать шаг через порог, подавшись вперёд, как холодное дуло коснулось левого виска. Полуприкрытые веки зафиксировали приглушённость освещения и дрогнули от ударившей в него напряжённой атмосферы. Определённо, вечер с нарастающим ускорением катился к ебеням. Сапфир шире открыл глаза и посмотрел прямо перед собой, оценивая ситуацию. Хотару издала жалобный всхлип, переводя перепуганный взгляд на человека рядом с ним и испуганно сжалась. — Медленно заходи и закрой дверь. Без фокусов, — послышалось совсем близко. Коу-у, сукин сын, — подкатившая к горлу ярость никак не отобразилась бы на его лице, если бы Сапфир не побледнел. Удар сердца… Сапфир вытащил ключ из замочной скважины. Ещё удар… Небрежно крутанул связку в руке, перехватывая крепче. Третий… Этого времени хватило, чтобы заметить затравленный взгляд Хотару, привставшей из-за стола и вцепившейся в столешницу, отсутствие у неё видимых ран и кого-либо третьего в кабинете… Сапфир не видел Коу, только чувствовал его присутствие. Дьявольская ярость, застилающая глаза, окутала всё находящееся вокруг пространство. Мир потерял цвет, запахи и сузился до человека по левую руку от него, до металла, холодившего кожу на виске, до пульса, бьющегося в венах врага… Сердце пошло на четвёртый заход, а Сапфир одним резким движением отвёл пистолет, ударив левой рукой снизу и, стремительно повернувшись, с размаху нанёс следующий удар в грудь, сжимая в кулаке длинный ключ. Бронежилет сохраняет жизнь, но каждое попадание в него пули подобно удару с ноги. Он знал это на собственном опыте. И если попасть в солнечное сплетение, сбой в работе органов, иннервируемых нервами, неизбежен: нарушится передача сигналов в мозг, жертва испытает проблемы с дыханием и потеряет ориентацию в пространстве. Подобный удар прерывает сигнал от нервной системы к органам и обратно, в результате несколько секунд невозможно дышать, не говоря об оглушающей боли. Этого Сапфиру хватит. У него была одна попытка. Коу не успел среагировать на резкий выпад, уводящий его правую руку вверх. Как по нервам, раскатом пробила боль, сжимая лёгкие, горло и желудок, заставляя его кряхтеть… и, задыхаясь в судороге, он невольно сжал спусковой крючок. Раздался глухой выстрел, за ним второй и третий… Хотару взвизгнула, и её голос, словно издалека, донёсся до сознания Сапфира. Что-то треснуло. Возможно, это был его самоконтроль. Похолодевшие пальцы противника, крепко вцепившиеся в его правое запястье, не давали двинуть рукой. Широко распахнувшиеся глаза Коу — это первое, что сквозь пелену гнева различил Сапфир, осознавая, что достиг цели и попал в периферическую нервную систему… но, вопреки его ожиданию, на Коу не было бронежилета… А острый конец длинного ключа пробил тело, под давлением впечатав бывшего коллегу спиной в стену и выпуская липкую кровь. Подсечка левой ногой — и Коу, теряя равновесие, заваливается на бок, его хватка слабеет, и сверху ему немедленно прилетает удар локтем в шею. Сапфир вывернул Сейе кисть, вынуждая того бросить оружие. Схватил за длинные волосы и с остервенением потянул на себя. Нависнув над мразью, которая посмела напугать его Богиню, Сапфир как можно тише прошипел сквозь зубы: — Я придушу тебя твоим же хвостом. Коу свободной рукой вцепился в свои же волосы у горла и пытался оттолкнуть жертву, превратившуюся в хищника. — Тварь, — задыхаясь, прохрипел Коу, жадно хватая воздух: видимо, удар и ключ вызвали блокаду лёгкого. Его тело тяжелело и медленно опускалось ниже к полу. Изловчившись, боднул 'секретаря' локтем в грудь и едва не взвыл, чувствуя, как дикая боль вспыхнула от локтя к запястью: Сапфир наотмашь в ответ ударил коленом. Метился в бочину, но попал в лучевую кость. — Ты планировал выйти отсюда живым. А я готов был умереть при входе. Этим мы и отличаемся, — тихо шипел наёмник, петлёй затягивая хвост на его шее. Где-то далеко кто-то всхлипывал, что-то обрывисто говорил, но Сапфир не понимал слов и не различал звуков. В этот момент дверь резко распахнулась и комнату ворвались ещё трое сотрудников службы безопасности, кинулись разнимать обоих, с трудом оттащив секретаря от «начальника». Отбиваясь от явившейся «подмоги», Сапфир словил хук в корпус и пригнулся, уходя от нового удара. Во рту появился металлический привкус (прикусил губу) и, вывернувшись из захвата, он ответил ударом в висок, но смазал удар. Над самым ухом раздался окрик «Остынь!» — и его припечатали о стеллаж, удерживая некоторое время, чтобы пришёл в себя. Запахи, боль и звуки медленно возвращались в его мир. — Всё! — рявкнул Сапфир и рванулся из хватки: — Отпусти, я сказал. Он поморщился и обернулся по сторонам в поисках Хотару. Та стояла в паре метров, крепко прижимая собственные ладони к груди и не мигая смотрела на него. И показалась ему невозможно красивой. Неотъемлемой. Бесценной. Не помня себя, он рванулся было к ней навстречу, желая обнять и убедиться, что она не мираж и цела, в порыве протянул правую руку к ней и, заметив кровь на перчатке, замер в полушаге от Хотару. В душе всё скрутило узлом, но Сапфир очень быстро совладал со своими эмоциями: — Не поранилась? Цепкая хватка Коу оставила на правом запястье белые следы, и кисть отчаянно ныла. Крашеная блондинка замешкалась при виде того, как буднично секретарь разминает запястье в окровавленной перчатке, растирая кровь по рукам. И поёжилась. Официально, Коу был уволен по собственному желанию одним днём с выходным пособием за три месяца.***
«Рабочий» вечер затянулся. Короткий разговор с Алмазом ненадолго вырвал её из состояния паники, но сейчас в тишине одиночества мандраж накатывал с новой силой. Алмаз, как узнал, тотчас хотел приехать за ней, но Сапфир остановил, заверив, что всё под контролем и они скоро поедут домой, и попросил Хотару свести к минимуму лишнюю суету и отключить все устройства с доступом в интернет. Алмаз проглотил недовольство и, совладав с первым приступом беспокойства, согласился, ждал их дома. Оставив Хотару в своём кабинете, Сапфир удалился с одним из «коллег», что пару часов назад отдирал его от Коу. Когда Хотару увидела в дверях его спину, на мгновение показалось, что она видит Сапфира в последний раз. Окликнула, испугавшись гнетущего чувства. Сапфир обернулся, заверил, что ей не о чем беспокоиться, и пообещал вернуться через пятнадцать минут… ровный баритон не смог её обмануть, Хотару кожей почувствовала: его слова противоречили мыслям. Она впервые увидела в его глазах свирепое, не прикрытое ничем голое бешенство. С тех пор прошло полчаса. За это время Хотару раз пять успела прокрутить в голове события вечера, стараясь понять, где она ошиблась. В считанные мгновения просчитав, что от этой ситуации больше всего пострадает Алмаз, Хотару вела с Коу словесную пикировку, просчитывая дальнейшие шаги. К выводу, что он не намерен её убивать, пришла довольно быстро — хотя кто их знает, этих психов? Оставалось понять, насколько глубоко Коу увяз и сколько знает. И кто ещё может знать? Хорошо, что он пришёл к ней. Есть шанс предотвратить катастрофу. Забота Алмаза о её спокойствии привела в их жизнь человека с весьма непрозрачным прошлым. Не осознавать рисков муж не мог, Хотару слишком хорошо его знает. Однако ради неё Алмаз пошёл на эту жертву. Это Его решение сейчас могло враз перечеркнуть всё, к чему шёл муж: лишить должности и навсегда закрыть путь к креслу премьер-министра. Этой связью её и шантажировал Коу. Да, она не хочет быть Первой Леди, но отбирать у мужа его мечты и вынуждать его отказываться от них ради неё… Хотару никогда не пошла бы на это. И случись такое, чувствовала бы себя виноватой вечно. «Твоё спокойствие обошлось мне очень дорого, » — вспомнила Хот и невольно ощутила, что дело вовсе не в деньгах… Алмаз поставил на кон свою власть, репутацию и свободу. Звонок Сапфира был предсказуем, но добавил неприятных ощущений. Хотару была готова предложить Коу перенести разговор, но его безумные слова не оставили ей выбора. Понимала: Сапфир не послушает, но надеялась, что поймёт и не пойдёт за ней. Он понял… всё по-своему. И пришёл. Страх, объявший её при первых звуках вновь ожившего телефона, сковал волю, проник в каждый нерв. И до сих пор не отпустил до конца… Хотару помнила, как хотела кинуться наперерез Коу, который, выругавшись у неё за спиной, решительно пересёк кабинет. Неуловимо знакомый щелчок металла острым лезвием вклинился в течение её мыслей и вызвал волну могильного ужаса. И она, не в силах сдвинуться с места, наблюдала, как Коу замер у двери, держа на изготовке пистолет. Её смерть ему не нужна… насчёт остальных — большой вопрос. Ноги подкосились. Хотару оперлась о стол, не в силах ни отвести взгляд от двери — она казалась ей проёмом в ад! — ни произнести ни звука. А мысли проносились в её голове с запредельной скоростью, оживляя старые страхи и порождая новые. Намеренный шаг Сапфира к эскалации конфликта, о сути которого он ничего не знал, вызвал у неё негодование, гнев, страх перед будущим и опасения за его жизнь. Не то чтобы Хотару не верила в его возможности, но ситуацией он не владеет, и его упрямство снова ставит её в тупик, усугубляя и без того сложную ситуацию. Вторжение Сапфира воплощало в реальность все самые нежелательные и кошмарные варианты развития событий: его убьют, что само по себе крушение мира; в ходе следствия выяснится, кто он, и потерей кресла тут не отделаешься — это уничтожит её и Алмаза, а там и до расследования связи с трастами недалеко; или Сапфир окажется проворнее и хитрее, убьёт Коу… И даже если успеет сбежать из страны, рикошет по Алмазу будет неминуемый. Во всех вариантах она снова останется совершенно одна! Все эти выводы в её голове в тот момент перемешались с эмоциями, которые Хотару сама не успевала понять и систематизировать. Послышался нарочитый звон ключей. В эту минуту она искренне и всем сердцем ненавидела Сапфира. Ей казалось, что, прожигая дверь неистовым взглядом, она кричит во весь голос: «Нет. Не входи! Не смей!» Но пронзительную тишину нарушал лишь щелчок замка. Он принял решение и готов был на жертву. Её раздирали несколько противоречивых чувств, которые осознать и упорядочить у неё сейчас не получалось совсем… А красной линией через них все проходило: во что бы то ни стало! Сохранить. Ему. Жизнь. Принимай своё решение и ты, Хотару! — Сейя, остановитесь, я дам денег, — это меньшее, что она могла. «Мне надо стать сильнее. Если никто не пострадает, я буду Первой Леди. И откажусь от него». Она не понимала, кому дала обещание, но для неё это было её личной жертвой. Не в силах больше контролировать накопившиеся чувства, эмоции, которые она всё это время сдерживала в себе, Хотару обняла себя за плечи и уставилась в угол. Боялась даже пошевелиться, ощущая острые грани одиночества. Оно знакомым прелым смрадом пахнуло ей в лицо, и Хотару услышала заупокойную речь над прахом отца и надрывное рыдание матери: как сквозь слёзы, та долго повторяла: «Я одна. Одна. Одна». Хотару почувствовала себя восьмилетней девочкой, переполненной болью и обидой на родителей, самых дорогих для ребёнка людей, за предательство: они оба её так подло бросили… Оставили одну с безнадёжностью. «Мир принадлежит мужчинам. Хотару, ты должна быть хорошей девочкой», — много раз после говорила мать. Говорила, но что это значит? Не эти слова нужны были маленькой девочке, а внимание, понимание и безусловная любовь. -…тару… Хотару?! — Сапфир, сидя перед ней, несколько раз щёлкнул пальцами у неё перед глазами, и незримые оковы тягостного видения отпустили, позволив заметить, что он внимательно и тепло на неё смотрит. — Извини меня, я задержался. Она кожей ощущала вновь воздвигнутую им защитную стену. — Я хочу домой, — одними губами прошептала Хотару, продолжая крепко обнимать себя за плечи… С таким чувством, что если отпустит, то рассыплется на молекулы, растает. А если за миг до этого она шелохнётся, позволит себе превозмочь робость и разбить глухую стену между ними — тогда можно и умереть… Дурные мысли бродили в её голове, путаясь и сплетаясь в змеиные клубки. И лишь внимательные сапфировые глаза напротив, так непохожие на те синие, что сегодня буравили её ядовитым взглядом, заставили её бессильно улыбнуться и постараться взять себя в руки. Ей не стоило открывать дверь, в этом её ошибка, решила Хотару. «Я должна была спросить, поинтересоваться, кто»… С силой зажмурившись, опустила голову и почти сказала: «Ненавижу…» Сегодня он мог погибнуть из-за неё. На её глазах. — Поехали домой, Алмаз волнуется, — упоминание знакомого имени вырвало её из задумчивого оцепенения. Хотару глубоко вздохнула. Эти слова были ответом на её незаданный вопрос. «Всё правильно, Алмаз волнуется», — мысленно повторила за ним Хотару. «Все живы, — Хотару подняла голову и посмотрела на Сапфира, — Взамен, я устою перед соблазном, буду притворно улыбаться и отпущу тебя: Ζωη μου, σαν αγαπω.»* И ей показался край привычной маски, через которую вновь смотрели её глаза. Она разжала руки, отпуская плечи: — Да, поехали.***
Хотару уже собралась выходить из его кабинета, как Сапфир не выдержал и резко упёрся левой ладонью в полотно двери, не дав её открыть, а второй в стену совсем рядом от хрупкого плеча, заключая Хотару в своеобразный плен и… позволил себе секунду наблюдать, как горят в темноте фиалковые глаза, в которых только недавно плескалось дикое и тяжёлое беспокойство. Хотару инстинктивно прижалась к стене и с каким-то неясным испугом смотрела ему в глаза. Последние два с половиной часа Сапфир мучил себя одним вопросом, формулируя его в десятках разных вариантов, но всё сводилось к беспощадному приговору: Не доверяет мне. И сам не понимал, что было больнее: смириться с её недосягаемостью или со знанием о своей абсолютной ненужности ей. Не спросит сейчас — никогда не спросит, а вопрос битым стеклом продолжал бежать по венам, нанося тысячи царапающих ран: — Почему не позвала на помощь? — Сапфиру показалось, что Её потряхивало мелкой дрожью. Или это его трясёт? — Ты могла дать сигнал с laptop’a. Сразу сказать по телефону. Просто включить вызов на телефоне, и я сам бы всё понял! — Сапфир перечислял все уже сто раз перебранные им варианты, и рык рвался из горла. — Он говорил, что знает: твои документы — липа, и если я не хочу привлечения Интерпола… — Она продолжала строить из себя сильную, способную справиться с любой ситуацией. Будто его это могло обмануть! -… не хочу скандала, его устроит двадцать миллионов. «Глупые оправдания!» — хотелось выкрикнуть ей в лицо. Она, что, принимает меня за мальчишку?! Он сжал кулак крепче, опираясь локтем о стену, и ударил в неё, стараясь справится с нахлынувшим от досады гневом. -… и никто не пострадает. Я бы решила этот вопрос без постороннего вмешательства. «Постороннего», — колючей занозой царапнуло мозг. — Ясно, — ватным голосом выдохнул он, едва справляясь со взвившейся испепеляющей его злостью. — Министру не пристало нанимать кого попало, — жёсткие ледяные слова донеслись до неё, а злая ухмылка исказила его лицо. В одном слове «посторонний», он нашёл ответы на все мучившие вопросы. Это было больнее чем «Да» другому, больнее, чем слёзы о другом. «Я спасала вас!» — хотелось возразить в ответ, но слова застряли в горле, напоровшись на его полный болезненной злобы взгляд. Хотару не понимала, почему он злится. И почему в его словах она чувствует осадок боли. Чем вызвана и как остановить эту кипящую в его глазах ярость, прожигающую её? Каким-то чудом она ещё стояла на ногах, и только прохлада твердой стены в районе затылка, под лопатками и невыносимая синяя глубина в его пронзительных глазах держали её. Полы его распахнутого пиджака легонько касалась её груди — запретная близость. Мужской парфюм слегка отдавал запахом крови, отрывистое дыхание обжигало кожу… Его голос, звучащий совсем рядом, и этот неожиданный плен. Хотару показалось, что она вот-вот потеряет сознание. — Прости, — прошептала она, цепляясь за свой же голос, как за спасательный круг. Через силу заставила себя слегка провести подушечками пальцев по шершавой стене, чтобы справиться с охватившим её оцепенением, и устоять на ногах, и немного устаканить эмоции, чтобы помочь себе избежать соблазна схватиться за мужской пиджак и подтянуться ближе… Сапфир с шумом выдохнул и опустил голову, скрываясь за тёмной чёлкой. Что-то скорбное было сейчас в его облике: — Больше никогда так не делай, — нежность в его голосе заставила её задрожать, унося на небо. — Шантажисты всегда возвращаются, — хлесткой пощёчиной вернуло в реальность. Сапфир внезапно выпрямился, ещё раз посмотрел ей прямо в глаза — одуряюще-прямым, жадным, голодным взглядом: — Не пугай меня так больше. И, пожалуйста, доверяй мне хоть немного. Всего несколько слов… они резали по живому. Ей послышался треск, и с лица осыпался тонкий фарфор привычной, но опостылевшей Маски. «Я доверила тебе душу, бо́льшего не бывает», — чуть не плача, подумала Хотару. Но слова застряли где-то в груди, не давая возможности беспрепятственно вздохнуть, и согласно кивнула в ответ.