~~~~~
Охрана исправно доносила об отсутствии каких-либо подозрительных связей или физического контакта с наёмником, но покоя в душу министра это не приносило. Чтобы не делать поспешных выводов и развеять свои подозрения, Алмаз стал чаще звонить Хотару, едва сдерживая напряжение, если она не брала трубку к третьему гудку, и старался больше времени проводить с ней, внимательно прислушиваясь к атмосфере и ловя каждый жест, звук, взгляд. Одним звонком на фирму сменил кухарку и горничную. Кажется, жена этого даже не заметила. «Возможно ли, что я всё себе выдумал? Сказалось постоянное напряжение или пережитая операция…» — тщательно рассматривая сводные отчёты и выписки, размышлял Алмаз. «Или июльский инцидент оставил не просто след в женской душе?» — косясь на кадры записей видео наблюдения, задавался министр очередным вопросом. «Действительно, ни разу не дотронулся». Говорят, жертвы зачастую очаровываются своими спасителями. Этим феноменом объяснили волну разводов среди пострадавших в теракте Всемирного торгового центра в сентябре 2001 года. «Не дотронулся, а глаз положил… этого нельзя исключать — и при этом с его стороны ни одного намёка, никаких двусмысленных фраз!» «Нет, сокровище моё, что бы ты себе ни напридумывала, Я тебя никогда никому не отдам».~~~~~
Министр успел к самому началу финального турнира. В просторной VIP-ложе было человек пятнадцать: одни, уставившись в монитор, смотрели повторы интересных моментов вчерашних игр, другие беседовали, парочками рассевшись по мягким диванам. Хотару Алмаз обнаружил практически сразу. Она стояла у панорамного окна спиной ко входу и что-то изучала. Цепкий осмотр периметра — и следующим он обнаружил наёмника у стола с напитками и закусками. Мимо Алмаза прошёл официант, разносящий аперитив. Министр подхватил стопку и залпом опрокинул в себя кампари, на ходу возвращая на поднос пустой стакан. — Ставь на россиянок в парном и Словакию в одиночном. — Пылко обнял жену за талию, и его горячее дыхание коснулось её щеки, шеи и уха. Почувствовал, как она вздрогнула, то ли не ожидая услышать его голос, то ли от прикосновения, и поспешно обернулась, перестав изучать программную таблицу: — …? Ты? — с нескрываемым изумлением выдохнула Хотару, и ему почудился отголосок испуга. Анализируя произведённый эффект, он наблюдал, как на мгновение колыхнулись тревожные тени в её тёмных глазах. — Как…? — Я задержался, и самолёт улетел без меня, — безразлично ответил министр, продлевая вызывающую близость и продолжая дышать ей в шею там, где чёрный камень на длинной серьге почти касался её плеча. — Я таак соскуучился… — нараспев прозвучали его слова. Прижался теснее, обнимая второй рукой и поглаживая Хотару под самой грудью: — Так больно, когда что-то пытается нас разорвать — дела, города, конкуренты… — слегка повернулся в сторону Сапфира и одним взглядом буквально зафиксировал, пригвоздив того к месту. Зрачки сверлом въелись в отблеск на ли́сточке нагрудного кармана сине-серого поло. «Побрякушка… от коллег». Весь воздух в ложе стал вязким, плотным, обращаясь в липкие паучьи сети. И мотыльки притихли, ещё не понимая, что попали в ловушку. — Но… Таиланд… король, — неслышно прошептала ему в ключицу Хотару, послушно прильнув затылком к мужской груди в месте, где узел галстука был небрежно ослаблен. Торопясь по коридору спортцентра, Алмаз расстегнул несколько верхних пуговиц, враз уничтожая деловую строгость тёмно-серого костюма: спортивное мероприятие не похороны, излишний официоз здесь ни к чему. Сама Хотару выглядела очень нежно в персиковом платье без рукавов и с узким вырезом-лодочкой по плечам. Летящая юбка едва прикрывала колени, а чёрный узкий пояс так и манил расстегнуть, чтобы позволить струящейся ткани свободно двигаться под его ладонями. — У меня есть более важные вещи, — мягко тронув губами её оголённое плечо бархатисто прошептал Алмаз. — Я гений, а не волшебник. Воскрешать не умею, зарыть и без меня смогут. Он немного отстранился, неслышно ступая, обошёл жену, и замер, загородив собой наёмника. Матовый картон программки в руках Хотару служил хрупкой преградой между ними, неприятно шаркнув по ткани его пиджака, а глаза Хотару на фоне светлого образа, казались двумя провалами в бездну. В заполненной гостями комнате повисла жужжащая тишина, голос спортивного комментатора растворился в невесть откуда взявшейся серости. — Знаешь, а мне, оказывается, нравятся длинные волосы. — Как ни в чём не бывало, Алмаз протянул руку и заправил ей прядь за ухо. — А билеты? Ты как сюда проник без билетов? — Проигнорировав попытку мужа сменить тему, Хот ненадолго прикрыла ресницы, отходя от шока. — Брось, — накрывая её пальцы свой ладонью, усмехнулся Алмаз, — пустяки. — Позвонил бы заранее — я бы подождала. Приехали бы вместе. — Она машинально попыталась привести в порядок его галстук, но Алмаз перехватил её кисть, останавливая, и, придвинувшись чуть ближе, поднёс к губам и поцеловал кончики пальцев: — Ставь, говорю, на русскую пару, отобьёшь все затраты на мой билет… — смахнул выпавшую у неё ресничку, коснувшись большим пальцем кожи почти у самого глаза. — Взятку дал? — несколько сурово спросила Хотару. — Ну что ты… просто до невозможного захотелось увидеть собственную жену и порадовать её. Почивший король мне совершенно не интересен, — с таким привычным надменным пренебрежением снисходительно усмехнулся Алмаз, что Хотару внезапно стало не по себе. — Сокровище моё, ты мне не рада? — вкрадчиво спросил он, притягивая девушку к себе с явным намерением поцеловать. Да, он намеренно пропустил рейс. К чему ему мёртвые короли чуждых держав? Живые интереснее… и опаснее. Вот на коронацию следующего он обязательно прибудет, а сейчас в приоритетах собственная империя, чья Королева запамятовала, кому она принадлежна. Ничего, он напомнит и спасёт её саму от неё же. Ведь для охраны сокровища подходят любые методы. В тот октябрьский вечер вместе улетели в Таиланд. Хотару настояла, беспокоясь за последствия для репутации мужа. Устроившись на его коленях, тревожно сжимая край мужского пиджака, она на миг прикрыла веки, подбирая слова, потом прильнула ближе и, оправляя ворот рубашки, стала тихо перечислять возможные неприятные последствия: — Тесные экономические связи могут дать трещину, если наследный принц проявит свой вздорный характер: обидевшись на министра, отыграется, когда займёшь пост премьера. Спустя время «оправдание тоской по жене» не покроет финансовых убытков граждан всей страны. На что, расслабленно устроившись в кресле, поглаживая её упругое бедро и косясь одним глазом на игру, а точнее, в верхний глянцевый угол экрана, в отражение которого попадал бок наёмника, Алмаз ответил, что одному ему лететь лень! По Ли и пресс-секретарю он соскучиться не успел, и никогда не питал к ним нежности, чтобы в выходной променять «своё сокровище» на их постные мины. Кроме того… совершенно не хотелось прерывать такой прекрасный вечер: немка уже уступила Доминике 6-3, 6-4; первая партия парного турнира закончилась 7-5 в пользу русских блондиночек. Алмаз ценил свою чуйку на бабки и, как только на табло высветился промежуточный итог, отсалютовал ей личный «гран мерси» очередной стопкой аперитива. Внутренне министр торжествовал: Хотару на лету схватывала информацию и совершенно верно выстраивала логику происходящего. Сам понимал верность каждого её слова… а интимность, с которой Хотару доносила до него свои мысли, нравилась ему безмерно. Очень хотелось оголить её грудь, стянув с плеча лёгкую бретельку. Он бы с огромной радостью вышвырнул всех из ложи, наплевав на ранги и положение… но подозревал, что в этом случае Хотару может рассердиться и они точно никуда не полетят. Поэтому, стоило придерживаться плана. — Я остаюсь дома и заработаю тебе на… Чего ты хочешь? — Вопросительно развёл руки, мол, заказывай! — А все лавры достанутся Ли, — поучительно воздев указатальный палец в потолок, изрёк: — Компромисс — это искусство разделить пирог так, чтобы каждый был уверен, что лучший кусок достался ему. На последней фразе он улыбнулся, правда, улыбочка вышла так себе… из разряда намёка, что в каждой шутке — только доля шутки. Задумавшись, Хотару потупилась, в тёмных глазах то и дело вспыхивали огоньки смятения и тревоги: — Хорошо. Тогда полетим вместе. Министр сдержал ликование — абсолютная власть несомненно, пьянит и волнует, — изобразив на лице почти детское удивление: — Вообще-то я хотел сказать, что ты слишком хороша и на твоём фоне Ли и вся тайская линия суверенов выглядит не так… — поморщил тонкий нос, -… привлекательно. Доверительно накрыл её ладонь своей и потянулся поцеловать. — Не уверен, что они выдержат такую конкуренцию. Но если ты настаиваешь вместе… Конечно, поехали! До аэропорта их довёз Сапфир. Прямой дорогой со стадиона, всего двадцать минут, и вот, ощущая в себе истинное сосредоточение величественной мощи, силы и хитрости, Алмаз наблюдает, как в бутике аэропорта Хотару выбирает себе подходящий к трауру наряд. И губы бесстыдно растянулись в сулящей опасность улыбке, таящей одновременно мёд и яд. Он украл собственную жену у её же фантазий. Не принуждал, не настаивал и не требовал! А вырвал для себя одного на целых три дня.***
Ежегодная партконференция на этот раз проходила в концертном зале «Star Vista», позволяющем вместить пять тысяч человек. Размещаясь в своей ложе, министр думал, что с теми темпами, с какими эта тусовка набирала масштаб последние три года, в следующем году придётся договариваться со стадионом SportsHub. Заунывные речи о пройденном пути и планах на будущее растянулись на два часа. Алмаз рад был бы сбежать сразу после начала, как только в зале погас свет, а лучше и вовсе не тратить время на этот чёрно-белый балаган чопорных сопартийцев, но министр был в числе «отмеченных заслугами» — не мог избежать участи «принять похвалы». В обязательную программу входило подняться под софиты на сцену, чтобы толкнуть проникновенную речь, обещая усерднее работать во благо всея. Выступление его было ожидаемо кратким, серьёзным, запоминающимся. Алмаз выделялся даже своим безупречно-белым костюмом, не позволив себе слиться с массами на однотипных фотографиях и видеосюжетах. Сегодня не было музыки, не было помпезности, смеха, мехов, и даже блеск бриллиантов был ограничен. Зал, где после ежегодного отчётного мероприятия в честь годовщины основания правящей партии был организован строгий фуршет, заполняли монотонный невнятный гул беседующих людей, поделившихся на группы, и тоска… до духоты сгустившая воздух. Инновационная технология естественной вентиляции, воплощённая инженерами в ТРЦ «Star Vista», нисколько не спасала ситуацию. Украдкой бросая взгляды в сторону дверей, присутствующие негромко беседовали о разном, но думали об одном — как незаметно покинуть этот приват-кружок и завершить бесконечно нудный день. С затаённым вопросом всматривались в лица собеседников в надежде найти в них того самого, кто первым решится попрощаться. Прожевав сырный канапе, министр иностранных дел не в меру озабоченно сокрушался о последнем официальном заявлении Тана. Старательно надувая щёки, ему вторил член парламента. Два депутата согласно кивали в ответ, сосредоточенно изображая озабоченность, старались перещеголять один другого. Прошло более десяти дней с того объявления, а члены правительства до сих пор перетирали очевидную Алмазу новость об отказе президента баллотироваться на следующий срок; министру наскучила эта тема уже к вечеру восьмого ноября, а к концу прошлой недели стала вызывать рвотные позывы, и Алмаз вынужденно отвлёкся на людей, кляксами расползшихся по залу. Отвернулся от окружавших его мужчин и, окинув быстрым взглядом помещение, практически сразу обнаружил жену. Последние полчаса она стояла на одном месте, с учтиво-сдержанной полуулыбкой приветствуя любого, кто подходил к ней ближе. Сейчас она отвернулась от публики, и её залитый светом силуэт, словно рисунок тушью, чётко выделялся на фоне окна. Длинные волосы были забраны наверх и уложены в сложную причёску, открывая возможность убедиться в идеальности линий лопаток: вырез заканчивался острым углом на талии и был почти благопристойным. Высокий бокал белого сухого ни разу не коснулся её губ и играл роль аксессуара, позволяющего занять руки. Чинность мероприятия и формируемый Хотару имидж будущей «Первой Леди» придавали образу аристократическую строгость. Жена впервые сопровождала его на партийное сборище; как и все, скучала, но смотреть на неё было куда приятнее, чем на любого из присутствующих. А ещё он категорически не хотел выпускать Хотару из виду. Во время совместной короткой «командировки» в Таиланд Хотару практически всё время была рядом. Её телефон разрывался от рабочих звонков, и она с поразительной выдержкой отклоняла все входящие, находясь с ним в компании иностранной делегации. А вечером, забравшись с ногами на постель и сидя рядом с мужем, перезванивала каждому, кого вынужденно отклонила днём. Никогда ранее он не задумывался о её загрузке. Да, Алмаз знал: жена — специалист экстракласса и в своей области ей мало кто может составить конкуренцию, но с момента начала их совместной жизни Хотару была только его. Только для него. А в те вечера, лёжа рядом и слушая её ровный, порой обеспокоенный голос, Алмаз отчаянно не хотел признавать, что, помимо него, вокруг Хотару существуют и другие люди. Крадут её время, юзают её мозги… Поглаживая длинные волосы жены, Алмаз чувствовал неприязнь к голосам в её трубке, к каждому «безликому», и очень хотел её отвлечь. А ещё попросить, чтобы Хотару выбросила серьги. За три дня он ни разу не услышал имени наёмника, ни одного упоминания или рабочего звонка от него. Но это украшение… Вызывало у него болезненную судорогу. Алмазу казалось, что сапфиры в её серьгах и тёмный камень на лацкане наёмника связаны. Не понимал как и чем, но злился при одной мысли и взгляде на тёмные камни. Хотару вела себя рядом с ним, как раньше: свободно и без тени сожаления, а Алмаз еле сдерживался, чтобы не вырвать из её уха камень на длинной цепи и швырнуть не глядя. Как же так получилось, в какой момент он стал беззащитен? Разве может он показать свою слабость? Благодаря малоприятным обстоятельствам, в этом году Алмаз и Хотару поразительно много времени провели вместе. Министр с горечью подумал, что наверное мог бы назвать это время «драгоценным». Каждую ночь во сне его руки гладили её волосы, и Алмаз чувствовал себя не то что счастливо — правильно. Всё было правильно. Именно так, как должно было быть. Но упрямое подозрение, засевшее в подкорку не отпускало. Вдруг все эти безликие знают о ней больше, чем он? В виски стрельнуло колючей яростью. Сердце навылет пронзила огненная стрела ревности и бешенства, заставляя министра вернуться в реальность гулкого фуршета. — Сокровище моё… — позвал Алмаз, подходя ближе, — устала? — Нет, — качнула головой Хотару, — надоело. Его жена до эталона совершенна, и плевать на партийную этику. Министр притянул её ближе к себе, обнимая за осиную талию. И хотя выражение его лица так и оставалось презрительно-отстранённым, в сиреневых глазах искрилось задорное лукавство: — Ты имеешь все рычаги, чтобы подтолкнуть меня уехать, — прижимаясь щекой к её высокой причёске, прошептал Алмаз. Хотару приподняла голову, с удивлением взглянув на мужа. Подумала, и улыбнулась, выпутываясь из его рук… Мурлыкнув: «Я сейчас», — направилась к выходу. Когда через семь минут она вернулась, с обворожительно магнетической уверенностью пересекая зал, подошла совсем близко и молча сунула тонкую руку в его карман, Алмаз не понял, что бы это значило, и полез следом: проверять. Пальцы нащупали тонкое кружево… практически запутались в нём. Полусекундное замешательство отразилось на лице министра, и, сообразив, он покосился на людей по сторонам и передумал извлекать на свет содержимое кармана. — Я имел в виду, что ты можешь просто попросить, и мы бы сразу уехали отсюда, — стараясь сдерживать нахлынувшее желание, тихо пояснил министр, а блеск в глазах совершенно не скрывал вираж его мыслей. Его жена — настоящий вулкан безбрежного, колдовского шарма. Ведьма! Которая ему по нраву. — Но твой вариант… Способен вытащить меня даже из президентского кабинета. — Я не прошу, — приторно-сладкий взгляд в своей откровенной податливости столкнулся с его многозначительным и нетерпеливым, — я утверждаю, — выдохнула она, приподнимаясь на цыпочках, чтобы получить пряный, как глинтвейн, поцелуй. — Дай мне две минуты, вызову такси. — Не трать время, — останавливая его порыв, Хотару сразу потянула мужа к выходу, — внизу на парковке нас ждёт машина. Проигнорировав чьи-то попытки заговорить с ним, Алмаз послушно двинулся следом и уточнил, что прибыл сюда на такси, так что на его коня рассчитывать не стоит. — Знаю. Внизу мой секретарь. Министр разом помрачнел и его взгляд, обращённый на неё, стал испепеляющим, но Хотару как будто этого не заметила. — Это не рабочее собрание, и использовать министерский автомобиль сегодня чревато публичным порицанием, — вслух рассуждала она по дороге к лифту. — Здесь несколько тысяч человек, меньше чем через минуту они массово побегут вслед за нами, на ходу вызывая машину. А значит, такси будем ждать не меньше часа. Так что я заранее попросила Сапфира приехать и подождать. У самого лифта Хотару достала из крохотной сумочки телефон и дала короткий сигнал. Алмаз молча шёл рядом с ней, выражение его лица было суровым и властным. Игривое настроение резко испортилось. «За что ты меня мучаешь?» Долбящий его третий месяц вопрос в одночасье вернул напряжение. Когда зелёная Audi выбралась с паркинга на солнечный свет, на улице уже громоздились, пытаясь разъехаться, десятки машин такси. Посетители ТРЦ толпились на площади у входа, иногда мешали проезду, выскакивая на дорогу в поисках своей машины; суета ширилась, расползаясь в разные стороны. Хотару оказалась права, но Алмаза ела злость и досада: «Попросила?..» … его Королева, прозорливая, самостоятельная женщина, но с каких пор она полагается на другого?.. «Рыцарь!.. в сияющих доспехах», — сверля затылок водителя, злился Алмаз, сам не понимая, отчего так реагирует. «Что тебя в нём зацепило?» — В глазах — яростный зверь. Но сосредоточенная на своих мыслях Хотару не заметила обращённый к ней взгляд мужа. Министру хотелось узнать, о чём она задумалась, но выдавить из себя слова — всё равно что обнажить тайное и выложить на всеобщее обозрение. «Только я могу занимать твои мысли». Отвёл взгляд от жены и с легко читаемой усмешкой продолжил смотреть в зеркало заднего вида. Коснулся её бедра ладонью и погладил, медленно расстёгивая от колена скрытую молнию платья. Хотару попыталась остановить мужа, накрыв его руку своею… Вздрогнула, когда его прохладные пальцы обожгли оголённую кожу. Добиваясь своего, Алмаз решительно проник под ткань, и, поглаживая, медленно пополз вверх. Схлестнулся с прямым взглядом наёмника в отражении… и, не думая отводить глаз, давил, врубая на максимум свой талант к подавлению… Бедро Хотару напряглось, и она попыталась плотнее сдвинуть ноги, но с нажимом требовательное движение Алмаза не позволило ей воспротивиться. Возмущённая Хотару метнула на мужа упрёкающий взгляд. Он сделал вид, что не заметил, и не шелохнулся, с упрямым выражением лица продолжая смотреть перед собой. С удовольствием отмечая первые признаки бешенства в отражении глаз водителя. Пальцы добрались до чувственной цели, победив в борьбе с неловкими протестами жены, и с жадностью развивали начатую игру, дразня, поглаживая, нажимая… Алмаз ощущал ответную пульсацию и жар. Слышал, как неровно задышала Хот. Его действия не оставляли никаких сомнений… он хочет именно этого. Хочет её стонов, ужимок, подчинения и оргазмов. Они и раньше так игрались. — Давно не бывали на набережной. Давай прокатимся вдоль, дорогая? — неожиданно сказал Алмаз, когда Хотару снова попыталась остановить его кисть. — Надо повернуть после светофора, — тоном, привыкшего к безусловному подчинению, закончил блондин. Время до дома увеличилось на пятнадцать минут. Чем дальше… тем горячее ощущалось тепло её тела. Превозмогая желание немного приподняться, чтобы открыть, дать мужу больше свободы действий, Хотару медленно втянула носом воздух… и вздрогнула, напрягаясь каждой клеточкой. Алмаз ненадолго остановился, а потом, словно перебирая нежные струны арфы, прошёлся по трепещущей коже. И будто весь пульс сосредоточился под его пальцами. Хотару крепче сцепила зубы, а её глаза свирепо сверкнули от возмущения. Министр ненадолго перестал яро сверлить зеркало над лобовым стеклом машины и нарочито медленно повернулся к жене, обдав её опасной волной из похоти и права: «Я не прошу. Я утверждаю!» Позволил ей немного передохнуть, словить губами невыносимо холодный воздух. Лёгкая судорожная пульсация, ощущаемая пальцами, была ему ответом. Часто и мелко дыша, Хот смотрела в ответ и ждала от него… снисхождения? А влага по пальцам лишила её спасения, Алмаз неумолимо погрузился глубже и ласкал… лишая малейшей надежды от него ускользнуть, раз за разом касаясь и разрывая нарастающую близость. Вцепившись в ручку дверцы, как в последний оплот спасения, Хотару кусала нижнюю губу, стараясь сдержать стон. Сладкая месть… затопила министра и — ни одной мысли, позволяющей остановиться. Неожиданно заиграло радио: чеканя слова, диктор отстреливал выверенный новостной текст. Алмаз едва удержал усмешку, переводя внимание на лобовое стекло. За несколько минут он раз десять пересекался в зеркале с прямым взглядом наёмника, упивался пониманием, как ощутимо близко и достижимо желание разрушить, сделать по-настоящему больно.***
Въехав на территорию дома, Сапфир не заглушил мотор и молча сидел, ожидая, когда Алмаз уберётся из машины. Яростно сжимая руль, свирепел, жаждя выкинуть заказчика из салона и пинать… Беспощадно пинать, пока его тело не превратится в одно кровавое месиво. Он почувствовал неладное, когда Хот напряжённо шевельнулась, отражение в углу зеркала заострило линии её лица, исказило гримасой садистского наслаждения, и Сапфир, проглатывая тягостную неловкость, поторопился отвести взгляд, чтобы не дай бог она не заметила и не узнала, что он всё понял. Включил радио, сразу увеличивая громкость. В надежде, что хотя бы оно послужит ей ширмой и, пролетев на красный, гнал авто на дозволенном максимуме. — Приехали, сокровище моё, я помогу тебе выйти, — властно целуя жену в губы, прошептал Алмаз и неспешно выгрузился из машины. «Сорок семь… Сорок восемь… Сорок девять», — отсчитывал Сапфир секунды, пока входная дверь не закрылась за заказчиком и Хотару, а после, яростно моргнув дальним светом, приказал открыть ворота и с остервенелым дрифтом стартовал с места. Голос диктора сменился на музыку, но он ничего не слышал. Голову заполнял сплошной дым и ненависть. Куда летел? Зачем? Дорога без цели и смысла. Понял, что хотел этим сказать Алмаз. Он и так это знал! К чему эта низкая демонстрации власти? Добивался, чтобы Сапфир и в мыслях не смел присваивать Хотару себе: даже в минуты между домом и рабочими планами.***
Гул ревущего огня почти пробился в уши, преодолев пробку от оглушительного взрыва. Отсветы пламени плясали по коже, отражаясь в синих глазах… Или прорывались из его скованного тела на волю, в жизнь. Оплавилась от жара непослушная чёлка, опалило ресницы. А он стоял соляным столпом, не в состоянии шелохнуться, и смотрел на догорающий автомобиль. Вот с резким хлопком лопнуло очередное стекло. И, кажется, из салона, из самого эпицентра огня, на него смотрел Алмаз и, запрокидывая голову, громогласно смеялся. Ветер с моря прибивал пламя к земле, и оно с воем снова выпрыгивало из-под днища машины, вздымаясь ввысь. Сильнее закладывает уши. — Сэр, у вас всё хорошо? Вам требуется помощь, сэр? Кто-то трогает его, трясёт и выводит из оцепенения. Сапфир медленно повернул голову. Рядом с медицинским ящиком в руках стоял пожарник. Из темноты показались другие люди, тянули брандспойты, заливали густой пеной искорёженный жаром каркас ни в чём не повинного авто. Он сам не смог бы больше к нему прикоснуться. Сразу не вышел, охваченный твёрдой уверенностью, что не сможет заставить себя сесть снова в эту машину. И допустить, что кто-то другой коснётся её… От этой мысли всего корёжило не хуже, чем корпус от пламени взорвавшегося бензобака. Ему ничего не стоит отнять жизнь. Никаких угрызений и мук совести. С вещами ещё проще. Всего-то и надо под завязку заправить бак и кинуть в салон, на место, где сидел Алмаз, зажжённый клочок бумаги. На виллу вернулся вместе с рассветом. Пешком. И в первые минуты рабочих часов позвонил в прокат: — Я хочу купить Ауди, ту, что арендовал пару недель назад. — Простите, сэр, мы не занимаемся продажей нашего автопарка. Это возможно сделать через торги… Раз в год мы выставляем откатанные машины. — Ладно, — устало выдохнул Сапфир, понимая, что деталей не избежать. — Давайте иначе. Я разбил арендованную машину. Восстановлению она не подлежит. Это полностью моя ответственность, и я хотел бы решить вопрос без лишней возни и шумихи. Какая вам разница, страховая заплатит после расследования или я сам, сейчас? На том конце его выслушали с изумлённым молчанием и пообещали вскоре перезвонить. — И ещё, мне нужен новый автомобиль. В аренду. — Какую марку вы бы хотели на этот раз? — с неуверенной осторожностью поинтересовался менеджер. — Неважно. Главное — не зелёного цвета. Ненавижу зелёный.