Infinitesimal

Курт знает, как его щеглы выглядят, когда ищут себе третьего – или третью; эти переглядывания, полуулыбки, молчаливый диалог через чужие головы, через весь зал, и в конце – сошедшиеся на ком-то хищные взгляды. Еще никто им не отказал. Никто, кажется, и не думал об этом: сын принца и племянник принца, одновременно? Большая честь, большие последствия. Аристократия ничем не отличается от стражи, когда дело заходит о деньгах. К чему он оказывается совершенно не готов, так это к тому, что однажды эти взгляды сойдутся на нем. Прямо посреди тренировки – лучше времени не нашли, щенки; он не позволяет себе отвлечься, но в первые мгновения сердце гулко ухает в желудок – больше от неожиданности, чем от чего-то еще. – Сразу нет, – заявляет он, когда Константин подходит к нему через несколько часов – отмывшийся, переодевшийся в свой обычный камзол, еще и – надушившийся? Серьезно, что ли? Константин всплескивает руками: – Но я ведь еще ничего не сказал! – Но я знаю, что скажешь. Повторяю: сразу нет. Константин уходит, пожав плечами – чуть опустив плечи, чуть опустив голову, чисто пнутый щенок; Курту даже становится немного стыдно. На этом как будто все заканчивается – только вот с милующимися щеглами он теперь сталкивается в разы чаще; иногда Константин смотрит на него из-за кузенова плеча, хитро прищурившись, ловит его взгляд. Курт проходит мимо. Ему все равно. Ему все равно ровно до тех пор, пока однажды вечером, вернувшись вымотанным в край, он не застает щеглов в своей кровати. – Подъем! – рявкает Курт, и кузены вскакивают, вытянувшись по струнке – кажется, даже раньше, чем осознают, что происходит. Совести выглядеть испуганными или хотя бы смущенными не хватает ни у одного. – Тридцать километров по плацу бегом марш! Этой ночью не спит никто из них, но явно не в том смысле, в каком это представляли щеглы.