Save my life

Уложенный в его постель Джек Воробей казался неживым. Его побледневшее личико, казалось, уже тронула торжественная, холодная и потустороняя печать смерти. Создавалось впечатление, что пират уже не принадлежал миру живых. Салазар, несмотря на то, что чувствовал по его ауре, что он пока ещё жив, всё равно не мог отделаться от этого жуткого ощущения. Поэтому не смог удержаться. Торопливо протянул руку, осторожно прижал кончики пальцев к тому месту на шейке пирата, где под нежной тонкой кожей пряталась его сонная артерия. Позволил себе вздохнуть облегченно, когда явственно почувствовал под пальцами слабое, но ровное биение пульса, звучавшее в унисон с биением воробьиного сердечка. Мертвец мягко провёл пальцами по щеке Джека, выдохнул, позволил магии управлять его действиями на уровне инстинкта, и вновь притронулся к лицу пташки. На этот раз ко лбу. Полубеззвучно, но твёрдо, прошептал несколько слов на языке мертвых, заклинанием заставляя и без того бессознательного пирата погрузиться в ещё более прочное и крепкое состояние сна, подобное больше летаргии. Так будет лучше самому Джеку — убрать такую сильную порчу, не причинив ему при этом новой боли, было бы невозможно. Так что не стоит ему просыпаться в процессе «лечения», так скажем. Армандо взглянул ещё раз на расслабленное и спокойное лицо пирата, казавшееся сейчас таким серьезным, даже залюбовавшись им на пару мгновений. Мелькнувшую на миг на лице Салазара влюбленность сменило почти тут же выражение крайней сосредоточенности и решимости, рот нечисти приобрёл жёсткое, почти опасное выражение. — Я о тебе позабочусь, — пообещал испанец в тишине и темноте каюты. Затем взялся за это сложное и столь ответственное дело, не отлагая его больше ни на миг. Он вновь посмотрел своим новым нечеловеческим зрением на тело пташки, видя одновременно в двух измерениях и самого Джека, и гнилые тонкие «ветви» порчи. Армандо презрительно сощурился, и мысленно просунул руку прямо внутрь груди Джека, непостижимым образом минуя кожу, плоть, и хрупкие косточки ребер. Магия подчинялась ему, выполняя всё то же самое. Салазар прикрыл глаза, чтобы не видеть сейчас Воробья в реальности — происходящее выглядело довольно жутко, к тому же мертвец справедливо полагал, что вид побледневшего до какого-то почти зеленоватого оттенка милого лица Воробья будет лишь мешать ему сейчас, делая испанца неуместно-сентиментальным. Теперь Армандо смотрел лишь дополнительным взором, со тщательно сдерживаемой пока ненавистью рассматривая и изучая расходящуюся почти по всему тельцу пирата багрово-зеленоватую, отдаленно смахивающую на гнилостную венозную сеть, пульсирующую паутину проклятия. Мертвецу словно диктовал беззвучно кто-то невидимый, подсказывал, что делать. Мысленно испанец принялся по очереди отцеплять, действуя аккуратно, практически ювелирно, кончиками пальцев, эти мерзкие тончайшие «щупальца», испускающие волнами энергетику разрушения и злобы. Непрерывно, полунапевно бормоча древнее, мощное заклинание, Салазар аккуратно, очень стараясь не навредить самому Воробью, но решительно, выдергивал по очереди смертельные корни того, что почти довело его Воробья до мучительной смерти. Будь Джек в сознании, ему было бы очень больно расставаться с присосавшейся к нему смертью. «Корни» поддавались тяжело, неохотно, но Салазар, воодушевленный стремлением спасти Воробья, был всё же сильнее их... Мертвец даже не испытывал удивления от понимания, что у него медленно, постепенно, но получается. Не испытывал и радости. Сейчас слишком рано давать волю эмоциям. Сначала необходимо закончить... Справившись по очереди с «корнями» (они обжигали пальцы Армандо, словно ядовитые растения), Салазар принялся, максимально сконцентрировав свои магические силы, за центр этой дряни. Наконец, мертвец плавно, но сильно, потянул, неотвратимо вырывая вместе со всей «паутиной» эпицентр порчи из груди Джека. Послышался тихий отчетливый треск наподобие того, какой бывает перед тем, как во время грозы после молнии грянет оглушительный раскат грома. Видимо, это было слишком больно, ибо пират, несмотря на своё состояние искусственного сна, явственно вздрогнул и тихо пискнул (Салазар успел увидеть это, открыв глаза и взглянув на пирата на секунду обычным зрением). — Ничего. Это ничего... Скоро тебе полегчает, обещаю, — вновь нарушил тишину Армандо, несмотря на то, что Воробей сейчас не слышал его. В кулаке нечисти, крепко стиснутая им, отвратительно извивалась, то сжимаясь в плотный ком, то вновь расправляясь, эта дрянь. Салазар злорадно оскалился, затем ещё раз сконцентрировался, чтобы отправить порчу к тому, кто наслал её. Зло вернётся к «отправителю», многократно усиленное, и меньше, чем за несколько часов, убьет ту тварь, что попыталась так подло отобрать у Салазара эту пташку. Кое-что Армандо успел считать, почувствовать о том, кто всё устроил: женщина, тоже из Испании. Отправив к ней обратно её «подарок», в несколько раз усиленный им, мертвец мысленно пожелал ей как можно скорее сдохнуть. Потом выдохнул, позволяя злобе, овладевшей им было, пока оставить его сознание. Сейчас нужно до конца помочь своему пирату... Испанец вновь положил руку на его лоб, который прикрывала довольно милая, чуть завивающаяся на концах челка (бандану Армандо снял с него ещё гораздо раньше), заставляя часть своей магии перетечь в Воробья. Она прямо сейчас поможет пирату избавиться от остаточной боли, укрепит, поддержит, подействует целительно. Салазар довольно вздохнул, чувствуя сильную усталость, и вздох этот прозвучал почти в унисон со вздохом Джека, сквозь сон устраивающегося поудобнее, сворачивающегося в калачик. — Молодец. Поспи ещё... — вновь вслух прокомментировал это Салазар, перебирая длинные каштановые волосы, и гладя пирата по голове. Теперь можно было радоваться, можно было праздновать победу, можно было отпустить тревогу за пташку... Мертвец влез на постель полностью, аккуратно, чтобы не потревожить, устраиваясь рядом со спящим Джеком, и нежно обняв его. — Поспи, теперь ты в порядке, Воробей. «Я самая счастливая нечисть в мире.» *** Чувство, подобное ощущению полного умиротворения и счастья, вливалось в полусонного пирата вместе с нежно согревающими лучами утреннего солнца, ещё не обретшего полную силу. Он даже не сразу осознал, чем вызвано это счастье. «Боже, как же хорошо себя чувствуешь, когда исчезает боль!» — подумал Воробей, с удовольствием потягиваясь, глубоко вздохнув, и сонно жмурясь на ясные лучи дневного светила. Каюта показалась ему очень даже уютной и родной сейчас, залитая чистым светом, делающим всё вокруг таким радостным и безопасным. Джек устроился поудобней, поворачиваясь на бок, подложив ладошку под щеку, и глядя на словно танцующие в свежем воздухе крохотные полупрозрачные пылинки, внимательно прислушался к себе. К своим ощущениям. И в самом деле, боль, кажется, отчего-то исчезла: не ломили кости в ногах и руках, словно от ледяной воды, не рвало-растягивало мучительно внутренности в животе, не жгло в груди, не тошнило, и не раскалывалась тяжело, как от сотрясения мозга, его измученная голова. Пират удивленно потер виски, даже не веря в своё внезапное счастье. Боясь поверить. Ничего не болит! Вместо привычного головокружения и ощущения, что он сейчас вот-вот упадёт, донимавших Джека уже давно, он ощущал вернувшийся присущий ему детский интерес к жизни, жажду заняться чем-нибудь новым... Джек вспомнил, как если бы открыл вдруг страницу забытой, но очень любимой ранее книги, как мама учила его мастерить плетеные украшения: серьги, ожерелья... Почему бы не поделать что-нибудь руками, не вспомнить давний навык? Воробей умиротворенно улыбнулся, довольно сощурившись на чистый, яркий свет. На его красивом женственном лице после сна появился даже легкий румянец, тронувший щеки легкими клюквенными румянами. Воробей задумчиво провёл ладонью по своей талии и бедру. И только сейчас почувствовал удивительно чётко чужое присутствие. Каким-то шестым чувством... — Салазар?! — тонким от волнения голосом вскрикнул пират полуобиженно-полуиспуганно. Он моментально вспомнил события вчерашнего дня, и его окончание, когда он сам, устав от «дивного» сочетания преследования мертвецами и разноплановой боли во всём теле от порчи, сдался Салазару, рассчитывая на, хотя бы, сравнительно быструю смерть. Отдыхавший рядом с ним Армандо плавно, моментально открыл глаза, словно и не спал — при свете солнца они не казались светящеся-янтарными, и были скорее голубовато-серыми, блеклыми, как у... мертвеца. Придержав хотевшего было попытаться отскочить от него Джека, испанец почти проворковал, желая успокоить: — Проснулся, милый? Не бойся, не бойся, я лечил тебя не для того, чтоб мучить. Уж меня ты теперь можешь не бояться, Воробей. После того, как мертвец увидел его практически при смерти, обреченного на смерть, он действительно и думать забыл о мести Воробью за Треугольник Дьявола. — Подожди... Ты заявляешь что... спас меня? — удивленно пробормотал Джек, аккуратно отстраняя руку мертвеца, и медленно принимая сидячее положение, спустив свои изящные, с приятно-округлыми кончиками пальцев, босые ноги на пол, и коснувшись стопами прохладных досок. Салазар в это время тайком любовался на его миленький румянец со сна. Одновременно с тем, как Джек задал вопрос, в голове пирата возникли дополнительные воспоминания о вчерашней ночи. Кажется, Салазар и в самом деле проявлял себя вчера с неожиданно-заботливой стороны. Возможно, действительно можно не бояться? «Можно больше не бояться, он тебе не враг» — Джеку показалось, как в нём в ответ на его мысли отозвалось что-то незнакомое, непривычное, но дарующее такую приятную веру в собственную безопасность, несмотря на близость Морского Мясника... а может, именно благодаря ей. — Да, спас, — просто, без лишней гордости и важности ответил Армандо. — Разве я мог поступить с тобой иначе. Джек хотел ответить легким сарказмом, но догадался, что это был риторический вопрос. Салазар слез с кровати, чтобы подстраховать решившего попытаться подняться пирата. Воробей принял его помощь, неуверенно опираясь на надёжно-сильную руку нечисти. Салазар с вниманием — но не с цепким вниманием, присущим охотящемуся хищнику, а с участливым вниманием, преисполненным приятной заботы — наблюдал за ним. Воробей одернул свободной рукой край своей длинной льняной туники, доходящей до середины между бедрами и коленями — он инстинктивно чувствовал, что в таком полураздетом виде он нравится Салазару, и это пока что смущало. И, посмотрев снизу вверх на лицо мертвого испанца, искренне поблагодарил: — Спасибо... Спасибо, что спас меня от этой «болезни». Не представляю, как ты вообще смог... — Пустяки, — улыбнулся Салазар, подмигнув своему пирату.