Вновь, как тогда...

      Было много крови, слишком много крови. Раны наслаивались одна на другую; словно чёрные дыры искажают пространство, они искажали его тело. Нести этого человека было невозможно тяжело, ведь в каждом месте он был исполосован как минимум трижды и не за что было ухватиться, чтобы не трогать ранения. Руки и грудь Рафаэля были залиты кровью умирающего юноши. По дороге к убежищу он очнулся, было понятно, что ему мучительно больно — его мышцы свело, руки были сжаты в кулаки, спина выпрямилась, он сильно вжимался в Рафаэля и хрипел что-то отдалённо напоминающее мелодию. От этого несущему его стало жутко и он заметно ускорился, ведь они почти добрались. Но добрались до чего? Даже если они успеют его доставить, то что тогда? Он встанет, поблагодарит их и они все вместе пойдут пить чай? Нет, как только они переступят порог своего дома, он, скорее всего, скончается, если ему повезёт, проживёт ещё пару минут, хотя можно ли назвать везением мучительную и долгую смерть в незнакомом месте в компании с незнакомцами? Он надеялся, что Донателло поможет, хоть и знал, что невозможно спасти от такого. Но была ничтожная уверенность, что когда он принесёт это окровавленное тельце, то с ним всё будет в порядке. Почему-то он, тот кто спас их, не впадая в раздумья, смело бросившийся в бой, зная, что пути отступления перекрыты, открыто принявший смерть в свои объятия, позволяя ей забрать себя, стал для него чем-то большим, чем просто незнакомец. Как будто он теряет самого своего ангела-хранителя. Вот они у двери, но истерзанный, сдавленно и протяжно выдохнув, обмяк у него на руках. Это самое худшее, что может с тобой произойти, на твоих руках умер человек, хуже может быть лишь смерть члена семьи у тебя же на руках. Рафаэль остановился лишь тогда, когда пересёк порог своего дома. Ничего хорошего не произошло, он впустил в свой дом смерть. Донателло забрал у своего неподвижного брата его непосильную ношу, надеясь, что ещё не слишком поздно. Опять же поздно для чего? Продлить страдания? Искать отсутствующий пульс? Оплакивать? Вскрывать? Помочь он не может, но надежда, а точнее отказ констатировать смерть, придавали ему сил. Он отнёс его в лабораторию. Дверь закрылась за ними, и никто не смог увидеть то, что было очевидно.