What a wicked game you played to make me feel this way What a wicked thing to do to let me dream of you © Chris Isaak — Wicked Game
Подняться с постели на следующее утро оказалось делом не из легких. Не потому, что Нана не выспалась: отнюдь, этой ночью она спала крепко и без сновидений — спасибо усталости, — а потому, что каждый сустав её тела и, в особенности, ноги начали мучительно ныть. После горячего душа стало немного легче: по крайней мере, можно было ходить, не морщась от каждого неосторожного движения. На лестницы, впрочем, это «немного» не распространялось. — Вроде двадцать четыре в апреле исполнилось, а такое чувство, что лет двести, не меньше, — ворчала Нана, стараясь спускаться со всей возможной манёвренностью и осторожностью. Странно, вроде не впервой бегать по бездорожью целыми днями — так почему сейчас так больно? Не из-за вчерашнего ли исцеления? — Чтоб я ещё хоть раз кого-то исцелить попыталась… Пытка лестницей наконец закончилась. Старательно пытаясь шагать как можно более естественно, Нана направилась в местный бар-ресторан, располагавшийся на первом этаже гостиницы и отделенный от фойе длинным узким коридором. Картины в толстых рамах, лампы, светящиеся жёлтым, древесно-коричневые стены и пол — здесь было довольно уютно. Может, владелец этого места и не отличался особенным вкусом, но определенно обставлял каждый его сантиметр с заботой и любовью. Сам ресторан был небольшим и украшенным в традиционном японском стиле, что было более чем ожидаемо, учитывая общий стиль гостиницы. Десяток столиков да барная стойка — вот, в общем-то, и весь ресторан. Ничего особенного, если не считать местную «изюминку» — окна, а, точнее, их полное отсутствие. Вместо этого на стене располагались огромные и явно рукописные пейзажи — поля, леса да озёра. Нана даже замедлила шаг, чтобы получше разглядеть картины. Что ж, за такую красоту отсутствие окон можно было и простить — реальный городской пейзаж определенно проигрывал пейзажам неизвестного мастера. В ресторане не осталось свободных столиков, но, к счастью, один из них уже был занят Хиданом и Какузу. Сидя в углу зала, они увлеченно говорили о чем-то и заметили Нану лишь тогда, когда та подошла совсем близко. — Решили побыть наедине? — девушка заняла свободный стул, невольно охнув в процессе. — Подумали, что ты и сама догадаешься, где нас искать, — ответил ей Хидан. — Тем более, что народу тут дохрена. Когда мы пришли, только этот стол и оставался. — Повезло. То-то у хозяйской стойки суматоха была — видать, ещё и с утра гостей привалило, а свободных номеров уже не было. — Интересно, с чего вдруг такой ажиотаж? — Хидан, ты чем вчера слушал? — вмешался в разговор Какузу. — Сегодня тут какой-то местный фестиваль — вот народ со всей страны и прёт. Хотя их можно понять: когда круглый год занимаешься, в основном, работой в поле или ремёслами, даже крохотный праздник будет событием и возможностью разбавить рутину. Но нам это на руку: чем больше толпа, тем в ней проще затеряться. Нана тихо хмыкнула. А Какузу-то и впрямь неплохо разбирается в местной географии и обычаях. Есть чему поучиться. Заказ принесли на удивление быстро — не прошло, наверное, и десяти минут. — И всё-таки сашими на завтрак — это странно, — Нана покосилась на поднос перед Какузу. Подача была красивой — ничего не скажешь, но о вкусе блюда не хотелось и думать. Да кто вообще ест сырую рыбу? Да ещё и на завтрак, причем, в ресторане, где можно заказать что-то гораздо более вкусное… и менее опасное? — То же самое можно сказать и про тебя. Разве раменом наешься? — хмуро ответил ей Какузу. Отстегнув застёжки на лицевой части маски, он принялся за еду. Нана невольно отвела взгляд, чувствуя, как по спине забегали неприятные мурашки. Какой же все-таки странный тип… интересно, кто оставил ему эти шрамы? И как вообще так вышло? Порезать щёки — да ещё и так основательно, — это надо постараться. Разве что кто-то пытался вырезать язык или вроде того… А ведь у Какузу есть татуировки — кольца на предплечьях. Нана уже встречала похожие у бывших заключенных. Могло ли это быть как-то связано? Его пытались заставить замолчать? О чём? Заметив, что пауза становится слишком долгой, Нана поспешила ответить: — Ещё как, в отличие от сырой, между прочим, рыбы, — она театрально поморщилась. Что-что, а рыба ей никогда не нравилась. — А если какую заразу подхватишь? — Тогда на сашими пойдет повар, — равнодушно ответил Какузу. — А я тебе помогу, — хмыкнул Хидан. На завтрак он предпочел гюдон — рис с говядиной, единственное мясное блюдо в меню. — Кто б сомневался, тебе только повод дай пособачиться с местными. Терпимее надо быть к чужим религиям. — И это говорит мне тот, кто презирает любые религии, кроме денег. — Потому что деньги — это единственная религия, имеющая реальную власть. И даже не нужно никому молиться — достаточно иметь их при себе. Повисла короткая тяжелая пауза. Нане показалось, что ещё чуть-чуть и в воздухе начнут искриться молнии — настолько напряженной стала атмосфера между этими двумя. Она поспешила сменить тему: — Кстати, а что это за пирог такой нам принесли? Мы вроде ничего такого не заказывали… — Это каменный пирог, любимое блюдо местных. Редкостная дрянь, заменяющая здесь хлеб. Попробуй, поймешь о чём я. Нана послушно взяла ломоть, сделала укус — и тут же пожалела. Пирог был настолько плотным, что по консистенции напоминал скорее камень, чем, собственно, выпечку. Видимо, именно поэтому это чудо кулинарии и называлось каменным. Вкус у пирога тоже был неважным: повар то ли случайно, то ли намеренно переборщил с солью, так что есть всё это было попросту невозможно. Пришлось выпить примерно половину кувшина, прежде чем отвратительный соленый вкус наконец исчез. — Еда у них, в основном, пресная, так что соленая выпечка придает необходимый баланс, — мрачно заметил Какузу. — Но как по мне, то лучше бы они соль сыпали не в тесто, а в сольницу, как все нормальные люди. А то некоторую их выпечку впору называть не «каменной», а «отказом почек». Было сложно не согласиться. — С другой стороны, какая экономия продуктов: съев хотя бы кусочек, не захочется ничего, кроме воды. Напьешься — и уже как-то и есть не хочется… — Нана хмуро посмотрела на рамен. Его-то хоть не пересолили? За завтраком команда обсудила план действий. Какузу настаивал на том, чтобы отправиться в путь уже сейчас — так они доберутся до Страны травы уже через 2-3 дня. Нана была против: ей хотелось слегка «обновить» гардероб, сменив потрепанные одежду и обувь, на новые. Да и припасы пополнить не помешало-бы, если, конечно, здесь вообще есть магазин обмундирования или хотя бы аптека. Хидан был на стороне Какузу: надолго оставаться среди «ебучих еретиков» ему не хотелось. Сложно не согласиться: «ебучие еретики» рядом с эмоционально нестабильным джашинистом действительно были в опасности. Благо рядом с Какузу и Наной эта говорящая пороховая бочка «взрываться» все же побаивалась. — Ладно, давайте так: мы с Хиданом быстренько прошвырнёмся по ближайшим магазинам, купим всё нужное — и сразу отправимся в путь. — А я-то тут причем? — возмутился Хидан. — Мне новые шмотки не нужны. — Твой плащ, буквально держащийся на честном слове, привлекает слишком много внимания, — Нана косо посмотрела на Какузу, ища поддержки, — не спорю, пресс и все остальное у тебя красивые, но мы вроде как пытаемся быть незаметными… и вообще, раз уж на то пошло, платить буду я. После нашей встречи мои карманы, правда, несколько опустели, но не настолько, чтобы я не смогла позволить купить нам новую одежду. Какузу тут же согласно закивал: — Поверить не могу, что говорю это, однако Нана права. Вам стоит поискать новые вещи. А я хотя бы пару часов отдохну в спокойствии и тишине. Отлично, это было пусть и небольшой, но все-таки победой. Теперь ещё какое-то время не придется спускаться по той адской лестнице — да и, чего уж там, будет шанс побыть с Хиданом наедине. Вот только напряжённый и какой-то слишком уж внимательный взгляд Какузу её порядком напрягал. Уж не думает ли он, что все его планы насчёт помощи Акацке могут пойти крахом, если Хидан и Нана сблизятся?***
— Черт бы побрал эти лестницы, — шипела Нана, осторожно спускаясь вниз и стараясь лишний раз не напрягать колени. Три садистски-высокие ступеньки, отделявшие гостиницу от улицы, казались вечностью. — Ты в порядке? — поинтересовался Хидан. — Я — да, а вот моё тело, по всей видимости, не очень, — она облегченно вздохнула, наконец-то ступив на землю. — Видать, перенапряглась вчера. Ничего, скоро пройдет. Бывало и хуже. Они зашагали вперед по улице. В отличие от вчерашнего вечера, сегодня здесь было действительно многолюдно. Среди статных и высоких длинноволосых мужчин и женщин в разноцветных одеждах в пол Нана чувствовала себя белой вороной. Кажется, высокий рост и длинные волосы здесь были чем-то семейным или даже всеобщим, характерным для каждого второго жителя страны. Нана и рядом с Хиданом-то чувствовала себя коротышкой, будучи ему по плечо ростом (не говоря уже о Какузу), а в этом городе таких рослых людей было большинство. Масла в огонь её дискомфорта подливали косые оценивающие взгляды. Догадаться, в чем дело, было не сложно: женщины здесь носили довольно закрытую одежду, в то время как на Нане были достаточно короткие шорты и топ, обнажавший шею и плечи. Ещё никогда Нана не чувствовала себя настолько неприличной. — Согласна, эти еретики очень бесят, — прошептала Нана, стараясь быть слышной только Хидану, которому, впрочем, косых взглядов тоже досталось, пусть и в гораздо меньшем объеме. — А я тебе о чем, — закивал Хидан. — Косятся, как на прокаженных. То ли дело джашинизм: там никому нет дела до того, во что ты одет и как выглядишь. Ведь человека определяет не одежда, а совершенные дела. — Ты хотел сказать — жертвоприношения? — Точно! Гляжу, ты уже сечёшь фишку. Нана фыркнула и переключила внимание на прохожего в шляпе, чересчур настойчиво сверлившего её взглядом. Она показала ему язык — и тот смущенно отвернулся, сделав вид, что смотрел совсем в другую сторону. Хидан рассмеялся: — Узнаю ту старую Нану, которая как-то раз натерла воском доску, чтобы не писать контрольную. — Хреновая была идея, кто ж знал, что задания нам раздадут на отдельных листках? — Зато в следующий раз ты спрятала папку с ними на крыше. — Ох и влетело же мне, когда её нашли… причем даже не столько за задания, сколько за то, что я лазила там без спросу, — Нана рассмеялась. — Зато контрольную перенесли. Их взгляды встретились. Нане вдруг захотелось влепить себе пощечину за то, что она все никак не может отвести взгляд или хотя бы перестать так глупо улыбаться. Вместо этого она достала сигарету и закурила. — Иногда я скучаю по тем временам, когда всё было хорошо и не было проблем серьёзнее, чем контрольные да очередные нотации от родителей за плохое поведение и двойки в дневнике. «Да какая из тебя глава клана, когда ты и себя-то в руки взять не можешь!», — последнюю фразу Нана произнесла насмешливо, пародируя тон отца. — Разве ты скучаешь по семье? — спросил Хидан совершенно будничным тоном. Она вдруг разозлилась. Да как вообще он смеет спрашивать об этом — да ещё и так спокойно? Да в таком тоне? Как он смеет? Конечно же скучает. Как можно не скучать по семье и, особенно, родителям? Они ведь вырастили её и всю жизнь были рядом… Ярость ушла так же быстро, как и появилась. Вместо неё пришло осознание. Не потому ли её так бесит этот вопрос, что ответ на него на самом деле совсем не тот, который она хотела бы озвучить? Не потому ли, что её реальные чувства совсем не похожи на те, которые следовало бы испытывать в таких ситуациях? Может, всё это время она и правда была неправильной, недостойной родителей дочерью? По какой-то глупой случайности родившейся чуть раньше того, кому на самом деле стоило бы возглавить клан. Повисло неловкое молчание. Они молча шагали по неровной мостовой, не решаясь заговорить или хотя бы посмотреть друг на друга. — Слушай… — начал было Хидан, как вдруг его прервало недовольное цоканье какой-то худощавой брюнетки в темно-синем платье. — Ну что за молодежь пошла, совсем стыда нет. Ходят, как оборванцы — да ещё и вдвоём! — прошептала она, обращаясь к подруге — шатенке в цветастой юбке, чьи волосы на макушке были собраны в тугой пучок. Шёпот был подчеркнуто громким — таким, чтобы проходившие мимо Хидан и Нана «случайно» услышали сказанное. — Слышь, карга, рот-то прикрой, а то зубов не досчитаешься, — Хидан замедлил шаг, но не повернулся. Нана мысленно выругалась. Вот только конфликтов с местными им и не хватало. Прав был Какузу — ему только повод дай… — Хидан, не стоит… — Ага, щас! Они нас дерьмом поливать будут, а мы — молчать? Так что ли? Ну уж нет, хрена с два, — он завел руку за голову, привычным жестом выхватывая косу — и только потом вспомнил, что оставил её в комнате. — Блять. Ладно, считайте, что вам повезло. — И слава богу, — вздохнула Нана. Ещё убийств тут не хватало. — Ну уж нет, Джашин-сама как раз-таки будет недоволен тем, что я оставил в живых жалких куриц, оскорбивших меня и мою… подругу. На последнем слове он осёкся, будто хотел сказать что-то другое — и оставалось лишь догадываться, намеренно или нет. Женщины смотрели на них, тараща глаза, а брюнетка аж раскраснелась от возмущения. Кажется, у «молодежи» огрызаться в ответ на насмешки взрослых здесь было совсем не по правилам. А жаль. — Да что вы себе позволяете? Я сейчас полицию позову! — И что они сделают? Убьют меня? — Хидан, пожалуйста… — прошипела Нана, изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Получалось не очень, тем более что эти двое раздражали её ничуть не меньше, чем Хидана. Не испытывай они необходимости не привлекать внимания… Стоп, да о чем это она вообще? — Ладно, — неохотно согласился Хидан. — Но если ещё хоть раз вас увижу… Он развернулся и, схватив Нану под локоть, стремительно зашагал прочь, игнорируя косые взгляды прохожих. Напуганные женщины принялись перешёптываться пуще прежнего, но их голоса быстро слились с шумом толпы. — Хватит, уже можешь отпустить, — Нана отстранилась, чувствуя нарастающую неловкость. И что это сейчас было вообще? — Как скажешь. Остаток пути до магазина они провели в напряженном молчании. Странное чувство, когда вроде бы и хочется о чем-то поговорить, но совершенно не знаешь, с чего начать. Говорить о погоде? Банально. О завтраке? Скучно. Зацепиться взглядом за окружающую обстановку и пошутить об этом? Нелепо. Поэтому Нана просто шла рядом, едва поспевая за быстрыми и широкими шагами Хидана. Да, он определенно был из того типа людей, которые, погрузившись в мысли, невольно ускоряют темп ходьбы и совершенно этого не замечают — Похоже, что нам сюда, — Нана затормозила у цветастых витрин одного из магазинчиков. Её внимание привлекло белоснежное кимоно с узором из листьев и веток на рукавах и подоле. Золотые и серебряные нити, переплетаясь, едва заметно мерцали, будто снег в лучах солнца. — Красивое какое… свадебное, наверное, — глянув на ценник, Нана поморщилась. — Что, захотелось? — Не за такие деньги — это точно. Да я скорее его украду, чем раскошелюсь на тряпку — пусть и очень красивую. Внутри магазин оказался довольно просторным. Он был разделен на две части: для женской и мужской одежды соответственно. В первой Нана надолго не задержалась: мельком просмотрев пёстрые ряды женских кимоно всех цветов и видов, она недовольно хмыкнула — и отправилась в соседнюю комнату. Хидан равнодушно следовал за ней, косо поглядывая по сторонам. — Там мужская одежда… — начала было хозяйка магазина — полноватая девушка лет двадцати. Её розовые волосы издалека напоминали облако сладкой ваты, а на зеленом комбинезоне поблескивала причудливая брошь. — Я знаю, — кивнула Нана. Здесь ей понравилось намного больше: как ни крути, а бегать по лесам и драться в штанах куда удобнее, чем в юбке — пускай даже короткой. Одного жаль: одежда тут, в основном, традиционная, в то время как Нане современный стиль нравился куда больше. Но искать другие магазины не было ни времени, ни желания. Хидан закончил с поисками даже быстрее Наны, просто схватив какое-то бледно-синее хаори в тон штанам и обвязался поясом того же цвета. — Разве под хаори не носят рубашку? — поинтересовалась Нана. Она задумчиво разглядывала комплект из красных хаори и хакама. Не слишком ли ярко? С другой стороны, из всех имеющихся этот вариант казался ей наиболее симпатичным. Да и узоры на штанинах и рукавах были очень красивыми. Интересно, это вышивка или краска. Наверное, второе. Ручная работа не может стоить так дешево. — Да какая разница? Все равно порвется и испачкается. Вдруг колокольчики у входной двери мелодично зазвенели — в магазин зашли несколько посетителей. Нана не видела их лиц, но, судя по звучным высоким голосам, это были женщины. — Конкурс уже вечером, а я так ничего и не нашла, — жаловалась одна из них. — Не танцевать же мне в этом? — По-моему гораздо важнее то, как ты танцуешь, а не то, во что ты одета, — отмахнулась другая. — Ничего ты не понимаешь. — И не хочу. Мне эти жалкие двести тысяч и даром не нужны. — Ну давай, расскажи ещё раз, насколько толстый кошелек у твоего нового мужа, — с насмешкой парировал третий голос. — Не завидуй. Сама-то так ни разу замужем и не была. — А чего я там не видела-то? — женщина звонко расхохоталась. Гостьи болтали ещё о чем-то, но Нана уже не слушала. Двести тысяч? Неплохая сумма для какого-то фестивального конкурса. Может, тоже поучаствовать? Ходила же когда-то на танцы — пусть это и было в далеком детстве… — И не думай, — шепотом сказал Хидан, — всё равно Какузу не захочет оставаться здесь до вечера. — Даже ради двухсот тысяч рё? Хидан на мгновение задумался. — Он хоть и жадный старый хрыч, но хрыч с деньгами, причем такими, какие нам с тобой и не снились… так что вряд ли. — Значит, ему мы ничего не скажем, — Нана заговорщицки ухмыльнулась. — Потому что мне пара лишних сотен тысяч не помешает. — Хреновая идея — я тебе так скажу. — Зато весёлая, — пожав плечами, Нана скрылась за занавеской примерочной. — Кстати, танцуем вместе. Отказы не принимаются. — Эй!***
Покончив с переодеванием, Нана задумчиво посмотрела в зеркало. Наряд сел хорошо. Не слишком длинно, не слишком коротко. Материал удобный, покрой — тоже. Только вот… Будто завороженная, она провела пальцами по волосам, собирая их в хвост на затылке. Расслабила лицо, слегка улыбнулась, сосредоточенно глядя на отражение — и снова почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Из зеркала на неё смотрел Макото — разве что волосы были гораздо короче, а одежда — красной, а не зеленой. «Всего лишь свет так странно падает, — успокоила себя Нана. — Просто свет». Не помогло. Ноги вдруг стали ватными. Нана медленно, будто во сне, осела на скамейку, чувствуя, как дрожат руки и колени. Смотреть на отражение больше не было сил. Поддавшись чувствам, она спрятала лицо в ладонях, которые оказались неприятно взмокшими и холодными. — Все нормально? — поинтересовался Хидан откуда-то за занавеской. Звук его голоса вернул Нану в реальность. Она медленно выпрямилась — и вновь посмотрела в зеркало. Уже без страха, но с любопытством. — Да, кроме того, что я выгляжу как гребаная Цукимичи, — Нана нервно хохотнула. — Но ты и есть Цукимичи. — Я не о том, — она резким движением отбросила занавеску, — Я выгляжу в точности как мой брат. Несколько мгновений Хидан смотрел на неё в задумчивости. — Тогда у твоего брата определенно есть вкус. Нана коротко усмехнулась. Уголки её губ нервно дрожали. — Надеюсь, скоро мы его найдем — и ты скажешь это лично ему.***
К новому наряду Нана купила сандалии, почти не отличавшиеся от прежних. Уж в чём-чём, а в вопросах выбора обуви девушка была жутким консерватором (или параноиком?) и предпочитала покупать и носить примерно одно и то же. Ходить приходилось много, а потому тратиться на что-то непроверенное, что могло оказаться неудобным в долгой носке, не хотелось. Поэтому обувная полка Наны, если бы такая вообще была, разнообразием цветов и моделей похвастаться бы не смогла. Там были, преимущественно, сандалии и сапоги на толстом низком каблуке, которые носили многие ниндзя — и потому их можно было купить в любом более-менее крупном городе. После того, как одна пара снашивалась, её тут же заменяли новой аналогичной, которую носили до следующей замены. Лишнего Нана старалась не покупать — рано или поздно придется переезжать и все это придётся тащить на себе, либо оставлять следующим жильцам. Впрочем, иногда рациональность давала сбой — и тогда в ближайшем магазине покупались очень красивые, но совершенно неудобные туфли на каблуке. Мало ли, вдруг однажды пригодятся? Но, как правило, ни разу так и не пригождались и уж тем более не брались с собой при переезде. Тем временем, после не слишком долгих уговоров, Хидан согласился повременить с возвращением в гостиницу и пройтись до ближайшего парка. По заверениям Наны, она хотела попробовать потанцевать вместе, чтобы убедиться, что у них и правда нет и шанса на победу. А раз нет шанса, то и пытаться не стоит. — Черт с тобой, — ворчал Хидан, — но я согласился только потому, что не хочу возвращаться обратно к Какузу. И вообще: слишком уж погода хорошая. Но участвовать с тобой в конкурсе не собираюсь, даже не надейся. Там-то Нана и раскрыла ему свой план. — Танцевать мы и правда не будем. Ну, то есть будем… но не совсем. У меня есть идея получше. — Я так понимаю, все мои возражения ты решила игнорировать напрочь? — в тоне Хидана не было и капли агрессии. Наоборот: ситуация его все больше забавляла. Они неспешно шли по тонкой парковой дорожке, то и дело щурясь от яркого летнего солнца, пробивающегося сквозь листву. — Именно. Потому что ты не знаешь, от чего отказываешься. Что, если вместо танца мы устроим небольшое шоу? — Все ещё звучит отстойно. — Начнется все как обычный медляк, который затем перейдет в драку. Естественно, несерьёзную, но зрители об этом будут лишь догадываться. Эпично, необычно, где-то даже символично — в общем, всяко лучше неуклюжего танца. Хидан хмыкнул, обдумывая идею. Звучало как полнейший бред, но почему бы и не попробовать? Может, хоть так Нана наконец успокоится и передумает участвовать. — Ты об одном забыла: мне-то это зачем? Какой мне прок с твоего выигрыша? Она задумалась. — А если я скажу, что взамен на выигрыш исполню одно любое твое желание? — Любое? — Кроме пошлостей, разумеется. Хидан улыбнулся. — Ну хорошо. Тогда, если мы выигрываем, ты становишься джашинисткой. Идет? Нана аж поперхнулась: — Что? — На меньшее не соглашусь. — Ладно, пошлости тоже можно, — она закашлялась. Стать джашинисткой? Ещё чего. Тот сделал вид, что пропустил последнюю фразу мимо ушей: — Моё единственное желание — восстановить культ. Так что соглашайся. Я даже секрет бессмертия расскажу. Нана посмотрела на Хидана с сомнением. Бессмертие — штука, несомненно, заманчивая, особенно в ситуации, когда чуть ли не каждый первый хочет тебя убить. Но стоит ли оно того? С другой стороны, обещать не значит сделать. Не говоря уже о том, что очень скоро им придется распрощаться. Да и не факт, что они вообще победят — будем честными. Так что почему бы и не согласиться, если Хидана это убедит? — Ладно, черт с тобой. Выигрываем — и делай что хочешь. Хидан расплылся в довольной улыбке: — С тобой приятно иметь дело. Не то, что с Какузу… Нана ответила ему коротким насмешливым взглядом, означавшим что-то вроде «а вот с тобой — нет, но об этом мы тактично умолчим».***
За тренировкой «танца» пара провела следующие несколько часов, пока усталость и полуденная жара не вынудили их остановиться и спрятаться в прохладной тени деревьев. Говорить и даже шевелиться было решительно лень. Хотелось просто лежать под деревом, прикрыв глаза, и ни о чем не думать. — Кстати, как там твои ноги? Уже не болят? — поинтересовался Хидан. Разгорячившись, он даже снял хаори — не охладится, так хотя бы даст взмокшей спине обсохнуть. — Болят, но уже меньше. Видать, расходилась. Ещё бы — после такой-то драки. Нана провела тыльной стороной по лбу, стирая пот. Может, ну её, эту чёлку? Ещё прыщей на лбу не хватало. При желании она могла бы отрастить нужную длину хоть сейчас… От мысли, что придется снова воспользоваться чакрой, тело возмущенно заныло. — Может, в гостиницу вернёмся? Холодный душ бы сейчас не помешал. До гостиницы, правда, ещё дойти надо. А в городе, в отличие от парка, деревьев почти нет, так что от жары особо не укроешься. Но, с другой стороны, там можно купить чего-нибудь холодненького… И вдобавок к прыщам на лбу подцепить ангину, ага. Звучит как отличный план, причем совершенно без минусов. — Да ну, до неё пара кварталов — не меньше, — Хидан словно прочитал её мысли. — Может, лучше в речку? Нана скривилась. — С ума сошел? Да она же воняет. И вода там зеленая. — Зато рядом и холодная, — Хидан мечтательно вздохнул. Их расслабленную дремоту прервал недовольный голос Какузу. Жара мрачному нукенину явно была нипочём: он выглядел всё так же невозмутимо и даже нисколько не запыхался. — Какого хрена вы тут прохлаждаетесь? Нана аж дернулась. Как он вообще тут оказался? Когда? Впрочем, глупый вопрос… конечно же настолько опытный шиноби, как Какузу, умел перемещаться незаметно и полностью скрывать свое присутствие. Странно, что Кибунган никак не среагировал. Хотя, возможно, дело в том, что никакой реальной угрозы от напарника не исходило. А потому и опасности глаз не почувствовал. — Не прохлаждаемся, а заслуженно отдыхаем после тренировки, — невозмутимо ответил напарнику Хидан. — Какой ещё, к черту, тренировки? Хотя ладно, хрен с вами… все равно я решил, что в путь мы всё-таки отправимся завтра. Отдохнуть и правда не помешает. — Какузу-чан, ты не заболел? — теперь удивился уже Хидан. — Не надейся, я здоров как бык. Просто… а, ладно, расскажу. Вечером тут будет фестиваль, а во время него — лотерея. Приз — сто тысяч рё. Я решил, что деньги нам не помешают. Так что развлекайтесь, пока можете. — Ты не пове… — Да ну, все эти лотереи — чушь, в которых выигрывают только друзья да родня организаторов, — перебила Хидана Нана. — я думала, это все знают. Какузу насмешливо усмехнулся: — Я не дурак. Конечно же я не надеюсь на победу. Я хочу узнать, кто победитель — и прикончить его. Хидан и Нана переглянулись. В кои-то веки всё складывалось как нельзя кстати: не придется даже искать способы переубедить Какузу. Он прекрасно справлялся с этим самостоятельно. Оставалось только рассказать ещё кое-о-чем… Нана решила взять эту миссию на себя. — Кстати о фестивале. К нему-то мы и готовились. Она коротко рассказала об их плане, умолчав разве что про обещание стать джашинисткой в случае победы. Об этом Какузу знать было совсем не обязательно… Нукенин слушал её, скрестив руки на груди — от молчания и тяжелого взгляда Нане в какой-то момент даже стало неловко. От чувства, впрочем, было несложно избавиться, сфокусировав взгляд не на лице, а на дереве позади Какузу. Ей-богу, даже оно принимало больше участия в их разговоре, то и дело шелестя листвой. — Я даже не знаю, что и сказать, кроме того, что вы коллективно ебанулись, — ответил Какузу, дослушав рассказ. — Сказал тот, кто решил грохнуть случайного человека всего за сотню тысяч рё, — в том же тоне ответил Хидан. — Зато это будут легкие сто тысяч. Впрочем, делайте что хотите. Будет с чего посмеяться, — он, похоже, ни на секунду не сомневался в том, что победы им не видать. Нана раздраженно отвела взгляд, стараясь обойтись без закатывания глаз. То, что от Какузу поддержки ждать не приходилось, было более чем ожидаемо. Но этот насмешливый тон звучал даже как-то обидно. Ничего, ещё прибежит с просьбами поделиться выигрышем. — Кстати, Хидан, а ты-то чего взялся в этом всём участвовать? Ладно Нана, но ты-то к деньгам равнодушен, разве нет? — Первая причина — это ты, а вторая… тоже ты, — почти нараспев ответил тот. — Удивление на твоей, несомненно, прекрасной роже многого стоит. — Зато о красоте своего личика ты, как я погляжу, совершенно не заботишься, — холод в голосе Какузу можно было рубить на кубики и бросать в виски. — Какузу-чан, ты совсем дурак? Я бессмертный. Что ты мне сделаешь? Убьёшь меня? — Хидан медленно встал. — Нарываешься? Придумай уже что-нибудь новое. Нана наблюдала за ними, стараясь не привлекать внимания и, по возможности, слиться с окружением. Чувство самосохранения Хидану явно было неведомо — это было ясно как день. Так что выводить Какузу из себя, изучая границы терпения, было для бессмертного чем-то вроде вида спорта, в котором он, вне всяких сомнений, преуспевал. И все бы ничего, но после очередной победы шила в заднице над здравым смыслом рисковать жизнью начинали окружающие, что было уже совсем не весело. Она сделала вдох, готовясь сказать что-нибудь, что разрядит обстановку, но не успела — Хидан и Какузу сцепились в рукопашной драке, будто два диких кота. Закончилось все почти так же быстро, как и началось: Какузу мощным пинком отправил напарника в полет до ближайшего дерева. От громкого характерного хруста Нана поморщилась. Звучало как перелом пары рёбер. Неприятно — и это мягко говоря. Хидан выругался — громко и многоэтажно. — Какого хрена ты делаешь? — это были наиболее приличные слова из его тирады. — Тот же вопрос к тебе, — Какузу, похоже, совсем не испытывал жалости. В отличие от Наны: той тут же захотелось как-то помочь товарищу. То ли самой в бой броситься, то ли раны залечить. Останавливали страх чересчур близкого знакомства с соседним деревом и здравый смысл. Её-то Какузу, может, и пожалеет, но игра свеч всё ещё не стоила. Рёбра Хидана сами зарастут, нечего чакру попусту тратить. Он и за вылеченные ожоги-то ещё не расплатился. Тот, поймав короткий наполненный беспокойством взгляд Наны, едва заметно улыбнулся — и перевел взгляд на напарника, сделавшись жалобным и будто даже побежденным: — Ладно-ладно, я понял. Прости, перегнул палку. — То-то же, — Какузу довольно хмыкнул, а затем повернулся к Нане. — Подлатай его, если хочешь. А мне пора: есть пара дел, которые надо решить до фестиваля. Быстрым бесшумным прыжком он скрылся в листве деревьев — и Нане стало очевидным, как именно Какузу пришел сюда, оставшись незамеченным. Наверх-то они с Хиданом особо и не смотрели… впрочем, сейчас это было уже совершенно неважно. — Ты как? — Больно — пиздец, — Хидан обхватил живот руками и закашлялся. Часто дыша, он осторожно лег на траву, не убирая рук с живота. Нана нахмурилась. Хорошо, что Хидан бессмертный. От удара в живот такой силы и откинуться можно. Кишечник лопнет — и привет, перитонит. Без больницы рядом или хотя бы без помощи ниндзя-медика это равно медленной и мучительной смерти. Хуже только бешенство — да и то не факт. — Только не вздумай опять меня лечить. Отлежусь и буду как новенький, — пробормотал Хидан. — Только бы не блевануть. — А я и не собиралась, — фыркнула Нана. — Кто тут бессмертием кичится? Вот и регенерируй на здоровье. Ну, если только чуть-чуть… но идея была отметена почти сразу же. Чакра не бесконечная, зачем попусту тратить? Вот будь её больше и не расходуй Кибунган столько сил… тогда всё было бы иначе. Нана вдруг задумалась. Будь у неё Кибунган в день, когда не стало родителей, рискнула бы она жизнью? Попыталась бы их спасти? Или предпочла бы их жизни своей собственной? А если бы целительство ей ничего не стоило? Как бы она поступила? «Конечно спасла бы, это же моя семья», — хотелось ответить ей. «Ложь. Если бы это было правдой, ты бы ответила, не задумываясь, — отвечал ехидный голос совести. — Ты прекрасно понимаешь, что не стала бы рисковать ради тех, кто никогда тебя не любил. Даже если эти «кто-то» — твои родители. Такова правда, которой ты боишься». Родителей принято уважать и любить, как любых других старших — и даже немножечко больше. После их смерти принято чувствовать горечь. И уж никак не облегчение от понимания, что всё наконец-то кончилось. Больше не будет надменных и полных осуждения взглядов с одной стороны и взглядов, полных вины и молчаливого согласия — с другой. Не будет насмешек. Не будет вопросов о том, как у главы клана могла родиться такая наследница. Ведь и самого клана тоже больше не будет. Разве что Макото выживет и решит завести семью. На себя Нана не рассчитывала: какая ещё семья с её-то образом жизни? И, тем более: какие ещё дети? Да ещё и родные? За детьми ухаживать надо, воспитывать. Их не возьмешь на задание — и дома одних не оставишь. Их, в конце концов, ещё надо выносить и родить, что тоже задачка нелегкая. Нет, никаких детей. Никогда. А для передачи клановых техник можно и ученика какого-нибудь найти. Жаль только Кибунгану научить не получится. Вот как-то так и получалось. Потерять семью, конечно, было грустно (и даже очень), но не настолько, чтобы мечтать вернуться в прошлое и заплатить за их жизни своей собственной. Смирение ли это или равнодушие? Так или иначе, думая об этом, Нана чувствовала себя бесконечно виноватой. Может, потому и заслужила всё то, что было после? Вдруг смерти всех тех, к кому она была хоть сколько-то привязана — карма за отсутствие скорби и сожалений? Перед глазами вдруг ожило воспоминание. Ясный летний день — почти такой же, как сегодня. Тренировочное поле. Нане восемь, отец учит её одной из клановых техник. Ничего не получается, руки и ноги дрожат от волнения, из-за чего теряются остатки контроля над чакрой. В какой-то момент отец выходит из себя. Звучит оглушительно звонкая пощечина, от которой у Наны на миг темнеет в глазах. Но обидно даже не это, а то, что в ответ на брызнувшие из глаз слезы он просто ушёл, бросив короткое и сухое «ничтожество». Образ высокой фигуры в темно-зеленом хаори, неумолимо уходящей прочь, после этого ещё долго преследовал Нану во снах. — Эй, ты чего зависла? — поинтересовался Хидан. Он выглядел уже гораздо более бодро и почти не морщился от каждого неосторожного движения. Нана отвернулась, чувствуя, как защипало в носу. Вот только слезу пустить и не хватало. — Да так, пытаюсь решить, хочу ли пройти пару кварталов ради того, чтобы принять душ и перестать быть липкой и потной. Но как представлю, что придется идти по такой жаре — и сразу хочется последовать твоему совету не выпендриваться и сразу прыгнуть в речку. Хидан коротко хохотнул — и тут же согнулся в кашле. — Если ты правда это сделаешь, танцевать с тобой не буду — так и знай. — Даже ради Джашина-сама? — Нана повернулась. Они обменялись взглядами. Хидан закатил глаза. — Даже ради него не стану. — Кстати… а откуда вообще известно, что Джашин — мужчина. Может, это женщина? Или вообще зверь какой? Хидан замялся. И правда — откуда? Он никогда не задумывался об этом. Просто говорил так же, как и все в культе. Хотя, если подумать, то на картинах Джашина всегда изображали, укутанным в длинные темные одеяния, в которых не было видно ни лица, ни каких-либо других частей тела. С уверенностью можно было сказать только то, что рост Джашина был значительно выше роста среднестатистического человека, а также то, что когда-то очень давно Джашин ходил (или ходила?) по земле и оставил после себя несколько посланий, ставших затем основой учения. Только вот послания были написаны на древнем языке, а, значит, туда вполне могли закрасться ошибки перевода вроде неправильных родов, склонений и прочего. А могли и не закрасться. Древнего языка Хидан не знал и посланий никогда в глаза не видел — говорят, они остались в подвалах одного из разрушенных и, впоследствие, сожжённых храмов. Вот и получается, что последние лет так пять джашинизм был преимущественно устной религией, оспаривать которую ни один из адептов не брался. А теперь спорить стало попросту не с кем. И уже незачем. Как не было и того, кто с точностью мог бы сказать, кем именно был Джашин, кроме очевидного — Джашин-сама был богом. Безликим и изредка являвшимся во снах самым верным адептам культа. — Знаешь… а ведь я и правда не знаю. На картинах его всего изображали таинственной фигурой в плаще, так что выглядеть он или она может как угодно. — Может, это намек, что единственные боги для нас — это мы сами? Или же богом может быть кто-то из нас? — поймав на себе удивленный взгляд Хидана, она смутилась. — Забудь, кажется, я на солнце перегрелась — вот и несу всякую чушь.***
Наконец наступил вечер, и команда отправилась на фестиваль. Город к тому времени стал выглядеть совсем уж празднично: на деревьях и домах висели гирлянды из разноцветных лампочек, цветов и бумажных фонариков, на дорогах тут и там лежало цветное конфетти. Прохожих на улицах стало ещё больше: толпы в ярких одеждах гуляли по городу, распевая песни, а в ресторанах и барах стало не протолкнуться. Но больше всего людей собралось в центре города, где уже работало множество торговых лавок, манящих гостей праздника сувенирами и аппетитными запахами. У многих прохожих Нана замечала в волосах и бутоньерках пышные бутоны жёлто-белых цветов. Ей самой от всей этой шумихи отчего-то было не весело, а наоборот тревожно. Слишком много людей, многие из которых пьяны — кто знает, чего от них ждать? Успокаивало то, что рядом были Хидан и Какузу. С таким сопровождением вряд ли кто-то рискнет пристать. Сама она, конечно, тоже не промах, но для некоторых мужчин слова таких же мужчин отчего-то звучат гораздо убедительнее, чем слова любой женщины. Ещё больше беспокоило то, что скоро им с Хиданом предстоит показать свой «танец» перед толпой зевак. Они уже записались и получили порядковый номер, судя по которому, ждать оставалось ещё как минимум час. И вот как раз от перспективы часового ожидания становилось совсем уж не по себе. Лучше бы выступить прямо сейчас и спокойно ждать результатов голосования, чем трястись, выжидая очередь. И зачем, напомните, она вообще на это подписалась? Ради двухсот тысяч рё? Да уж… может, ещё не поздно сбежать? От волнения желудок в очередной раз сделал кульбит. — Какузу, и все-таки тебе идет новый наряд, глянь, как девки смотрят, — ехидно заметил Хидан. — Решил вспомнить молодость? Нукенин, чьим новым нарядом было длинное коричневое хаори, «одолженное» в отеле в целях конспирации, хмуро глянул на напарника: — Тут столько народу, что наверняка найдется кто-нибудь, кто слышал про Акацке и узнает наши плащи. И хорошо, если то будет гражданский, а не кто-нибудь из охраны правящей семьи. Нам шумиха не нужна, сейчас мы просто туристы. Ясно тебе? — Ясно, — неохотно согласился Хидан. — Уже и пошутить нельзя. После недолгой прогулки по торговым рядам компания наконец оказалась в толпе таких же ждущих начала конкурса. Люди постепенно стекались в кольцо, в центре которого располагалась импровизированная сцена (или, скорее ринг). Оттуда же раздавались звуки музыки, которых было почти не слышно из-за гула голосов. Народу и правда собралось порядочно, но Какузу, недолго думая, воспользовался преимуществом своих внушительных роста и телосложения: схватив Нану и Хидана под локти, он буквально протащил их сквозь толпу. Тут же послышались возмущения, но нукенину хватало и взгляда, чтобы заставить недовольных заткнуться. Оказавшись в первом ряду, он, наконец, ослабил хватку. Нана тут же принялась разминать слегка онемевший локоть. Ну и силища! Так и без руки остаться недолго. — А говорил, что тебе плевать на конкурс, — усмехнулся Хидан. — Мне все ещё плевать. А вот результаты лотереи узнать интересно, — приглушенно ответил ему Какузу. Результаты лотереи, как же, как же… просто хочет получше разглядеть того, кому достанется приз. Нана криво усмехнулась. — Я так понимаю, из музыки тут только местный оркестр? — она посмотрела туда, где стояла кучка местных жителей с гитарой, барабанами и парой каких-то совсем уж странных инструментов наперевес. — Наверное. Кстати, а танцевать-то под что будем? — Может, попросим импровизировать? — с сомнением спросила Нана. — Пусть начнут с чего-то лиричного на гитаре, а затем перейдут к ритмичному стуку барабанов. — Да ты сама очевидность. — Предложи что-нибудь получше, если такой умный, — Нана почувствовала, как щёки залило краской. Как же неловко, когда кто-то критикует что-то, что ты предлагаешь. — Есть у меня одна идейка… Ничего больше не объясняя, Хидан ровным шагом направился к оркестру, совсем не смущаясь устремленных на него взглядов. «Просто у кого-то, в отличие от тебя, все в порядке с самооценкой», — сказала Нана сама себе. На минутку ей даже стало завидно. Не сказать, что она была сильным социофобом: один-на-один и в небольших компаниях наемнице было вполне комфортно. Больше того: она вполне могла завести разговор первой, если то было нужно. Разве социофоб на такое способен? Но оказаться перед толпой, которая следит за каждым твоим движением и, что хуже, оценивает… вот это было по-настоящему жутко. Колени вдруг задрожали и, чтобы это скрыть, Нана скрестила ноги, попытавшись принять более устойчивую позу. Тут же возникла новая проблема: куда девать руки? Её хаори пусть и было мужским, но карманов не подразумевало ни в штанах, ни, тем более, в накидке. Чуть подумав, Нана убрала руки за спину. Только вдруг кто-то видит её беспокойные шевеления и все поймет? Ещё и посмеется с того, что Нана не знает, куда себя деть. Боже, да что за мысли такие? — Интересно, что он задумал? — Нана старательно пыталась звучать непринужденно. — Понятия не имею, — глухо ответил Какузу. Хидан, тем временем, активно объяснял что-то музыкантам, то и дело размахивая руками и жестикулируя. Пытается показать, как должна звучать мелодия? Наверное, всё-таки зря она это затеяла… не стоят двести тысяч рё трех минут позора. А в том, что идея обречена на провал, с каждой минутой сомнений было все меньше. С другой стороны, сколько раз случалось импровизировать на миссиях? Может, и тут прокатит? С ещё одной стороны, думать, как устранить неожиданного свидетеля и как после этого скрыться — это все-таки немножечко другое. Это не танцевать под музыку, которую ты даже ни разу не слышала, перед кучей народу. Они с Хиданом, конечно, обсудили и отрепетировали, что будут делать, но вдруг что-то пойдет не так? Наконец Хидан вернулся. — Все будет классно, не парься. — Откуда такая уверенность? — Встречный вопрос: откуда столько неуверенности? — он понизил голос почти до шёпота и приблизился, чтобы его было лучше слышно. — В конце концов, я тоже танцевать не умею. Но зато неплохо дерусь. Так что давай сделаем то, что получается у нас лучше всего — только под музыку. Нана с сомнением посмотрела на Хидана. — Отступать в любом случае некуда. Буквально. Тут он был совершенно прав. Людей к этому моменту собралось ещё больше. Появился даже ведущий: пожилой мужчина в ярко-красном кимоно, расшитом серебристыми цветами и птицами, чья лысина забавно поблескивала от света разноцветных гирлянд и фонариков. Нана невольно бросила взгляд на свой наряд. Из одной и той же ткани пошиты что ли? Хотя нет, её одежда не настолько яркая — и вообще ближе к бордовому, чем к красному. В конце концов, было бы странно выбрать для «рабочей» одежды что-то настолько заметное. Впрочем, кто бы говорил. Сама же почти всё лето проносила жёлтый топ. А уж жёлтый-то (пусть и грязно-жёлтый) — далеко не самый камуфляжный оттенок, если только ты не живешь где-нибудь в пустыне. С другой стороны, в нем не было жарко и он почти не промокал — спасибо специальной пропитке. А ещё продавался в комиссионном магазине и потому стоил каких-то смешных пятьсот рё. Так что и вовсе грех жаловаться. — О чем задумалась? — поинтересовался Хидан. Они стояли бок о бок, едва не соприкасаясь руками, отчего Нане было не по себе. Почему стоять рядом в толпе гораздо более волнительно, чем, допустим, обедать за одним столом или спать на соседних футонах? И почему всякий раз, когда он задевает её локтем (случайно ли?) по спине пробегают мурашки? — Да так, ни о чем, — промямлила Нана, чувствуя, как сердце начало колотиться в горле. Прошла ещё, наверное, вечность, прежде чем ведущий закашлялся, прочищая горло, а затем громко и отчетливо проговорил, привлекая внимание толпы: — Минуточку внимания! Нана удивленно приподняла брови. Какой мощный голос — как будто у него в горло встроен микрофон или портативный рупор. Почти как голос Какузу, только ещё басистее. Впечатляет. После короткой приветственной речи ведущий коротко объяснил правила. Ничего особенного: выступления пройдут согласно порядковым номерам, победителя определят общим голосованием, которое пройдет во время выступлений и ещё некоторое время после. Потом голоса подсчитают и ближе к полуночи вместе с результатами конкурса назовут и номер билета, победившего в лотерее. От последнего Какузу недовольно фыркнул: — А сразу нельзя было сказать, что результаты будут в полночь? — Тогда смотреть выступления пришло бы куда меньше народу, — заметила Нана. Логично же: объяви организаторы результаты сразу, людям бы не было смысла оставаться здесь до ночи. Посмотреть фейерверки можно и дома из окна. А тут хочешь-не хочешь, но останешься до полуночи — и, скорее всего, от скуки купишь что-нибудь в праздничных лавках. Надо же чем-то время убить? Наконец начались выступления. — Как много релизиозных танцев. Даже движения и костюмы почти одинаковые, — ворчал Какузу. — Укутались в кимоно и веерами машут. Скука. — В таком случае наш танец должен тебе понравиться, — ехидничал ему в ответ Хидан. — Уж постарайтесь, а то от такой тоски и помереть недолго. Нана молчала: всё её внимание было устремлено пару, прямо сейчас танцевавшую перед зрителями. Одежды мужчины больше походили на похоронные, чем на праздничные. Это было странно: черный — цвет траура, а не праздника. Зачем надевать его на фестиваль, пусть даже и для выступления? Ещё и партнерша его была вся в белом — ну точно покойница. Хотя, может, так оно и задумывалось? Танец о том, как овдовевший муж провожает в последний путь почившую жену. Жутковато, если честно. Затем настал черед стайки женщин в темно-синих кимоно. Гейши? Похоже на то. Слишком уж хорошо танцуют — видно, что далеко не в первый раз выступают перед зрителями. Движутся плавно и синхронно, будто марионетки. В груди тоскливо заныло. Ну вот, теперь-то уж точно нет смысла даже пытаться участвовать — очевидно, кому уйдет приз. Соперничать против мастериц своего дела было бессмысленно — так, как они, им с Хиданом уж точно не станцевать. Верно, не станцевать. Станцевать так же не получится — это факт. Но оно и не нужно, верно? Ведь они не собираются махать здесь веерами. Уж точно не веерами… «Сделаем то, что получается у нас лучше всего», — эхом отозвался в голове голос Хидана. Она улыбнулась. — Мы следующие, да? — Ага, — кивнул Хидан. — А ты, гляжу, наконец успокоилась? Нана криво улыбнулась. На самом деле колени дрожали даже больше прежнего, но виду она не подавала. Важно было не это, а то, что прямо сейчас её наполняли спокойствие и уверенность в себе. Удивительно, учитывая то, что всего десять минут назад она готова была рухнуть в обморок от страха. Адреналин ли это или дело в другом? Но с мыслями, что сейчас ей предстоит что-то, что она и без того прекрасно знает и умеет, даже дышалось проще. А на толпу вокруг можно (и даже нужно) не смотреть — пусть на эти несколько минут её миром и единственным, на что следует обращать внимание, станет Хидан. Просто ещё один поединок, только постановочный и прилюдный. Ничего особенного. И все-таки в момент, когда ведущий назвал их порядковый номер, сердце Наны рухнуло в пятки — и так же стремительно вернулось, стоило Хидану осторожно, но крепко взять её за руку, заставляя следовать за собой. Все будет хорошо.(Та самая гитарная мелодия: https://www.youtube.com/watch?v=gxOIUFfCc3o)
Зазвучала музыка. Нана почувствовала, как сердце пропустило удар. — Это же… — Я решил, что танцевать под знакомую мелодию тебе будет проще, — прошептал Хидан. Это была «лирическая» часть танца, где они неспешно вальсировали — и потому без труда могли незаметно переброситься парой слов. И всё было бы ничего, играй в этот момент любая другая гитарная мелодия. Что угодно, кроме песни, которую Нана так часто слышала из комнаты Макото. Хидан, время от времени заходивший в гости, видимо, тоже запомнил этот простой, но чертовски прилипчивый мотив. Колыбельная, о которой Нана давно и думать забыла, внезапно всплыла в памяти болезненным воспоминанием. Но почему именно сейчас? Почему Хидан вспомнил именно её? И откуда музыканты так хорошо знают эту песню? Происходящее вдруг показалось Нане насмешкой, призванной то ли высмеять её чувства, то ли просто вывести из себя, ударив по давно зажившей ране. Она танцевала, словно в тумане, с трудом вспоминая, какое движение следует делать дальше. Растерявшись, Нана вдруг споткнулась и на какое-то мгновение сбилась с ритма, запутавшись в своих же ногах. Стоило огромных усилий не подать виду и продолжить танец, как ни в чем ни бывало, старательно не глядя на людей вокруг. Они заметили, они совершенно точно заметили! Спокойствие, только спокойствие… пора включить холодное рациональное мышление. Паниковать нельзя. Если подумать, нет ничего удивительного в том, что музыканты знают мотив колыбельной — эту старую и очень популярную песню про маленькую звезду, сияющую в небе, не слышал разве что глухой. Тогда тем более нет ничего странного в том, что эту мелодию знал и Хидан. — Все в порядке? Нана ответила ему пристальным взглядом. — Я тебя убью, — обещание прозвучало даже более серьезно, чем ей того хотелось. Она выхватила кинжал, предварительно спрятанный за пазухой. Хидан сделал то же самое. Как по команде, спокойные гитарные мотивы сменились пением свирели и барабанным боем. А затем кто-то из музыкантов начал петь.(Песня музыкантов: https://youtu.be/RKbkFsvD59g)
Впрочем, песней это было назвать сложно — то были просто случайные слоги, которые мужчина протяжно произносил нараспев. Гораздо больше это было похоже на мантру на незнакомом языке, чем на, собственно, песню. Голоса зрителей, начавших испуганно перешептываться, когда Хидан и Нана достали оружие, стали постепенно стихать. «Поняли, что это всего лишь продолжение номера», — промелькнуло в голове у Наны. А затем Хидан, как и было задумано, начал атаковать первым, быстро и ловко нанося удар за ударом. В другой ситуации это, наверное, было бы пугающе, но только не теперь — всё это они уже проходили на тренировках, а потому вовремя уворачиваться было совсем не трудно и даже в какой-то мере весело. Куда сложнее оказалось двигаться плавно и ритмично, не забывая о музыке, превращая драку из потасовки в танец (и даже в каком-то смысле искусство). Но привыкнуть оказалось несложно, тем более что музыканты, похоже, и сами следили за «танцем» и подстраивались под темп. Увернуться вправо. Увернуться влево. Отпрыгнуть назад и следующим прыжком перейти в наступление. Сконцентрировать чакру для прыжка и удара ногами — точного, но не слишком сильного и быстрого, чтобы Хидан успел поставить блок. В какой-то момент Нане даже показалось, что её собственное сердце теперь тоже бьется в такт с барабанами. Она рассмеялась, не в силах сдержаться от переполнявших её эмоций. Черт возьми, да это весело! Драться с кем-то равным — это чертовски весело! Особенно, когда знаешь, что опасности нет и тебе не нужно никого убивать. Просто дружеская схватка двух давних приятелей. Хидан ответил таким же смешком. — Что, нравится? — Очень! Завершить танец планировалось тем же, с чего всё и началось. Они разошлись по разным концам импровизированного «ринга» — туда, куда метнули кинжалы десяток мгновений назад. Схватили оружие — и рывком бросились друг к другу. Толпа снова ахнула. Музыка стихла ровно в тот момент, когда Хидан и Нана застыли, направив кинжалы друг в друга. Нана прижимала лезвие к шее напарника, тот, в свою очередь, устремил остриё ей в грудь. Они, будто завороженные, смотрели друг в другу глаза. — А дальше-то что? — едва слышно прошептала Нана, с ужасом осознав, что до самого важного — концовки танца, у них так ни разу дело-то и не дошло. Даже эта поза была скорее импровизацией, спонтанно родившейся в пылу битвы, чем частью плана. Хидан улыбнулся — и выпустил кинжал из рук. В следующий момент Нана ощутила руку на своей талии и осознала происходящее лишь тогда, когда тепло его губ мягко коснулось её собственных, а хватка пальцев, сжимающих рукоять кинжала, ослабла. Хотелось что-то сказать, как-то возмутиться, но всё более-менее связные мысли предательски выскользнули из головы. Звон металла под ногами. Тепло, медленно распространяющееся по телу. Диссонанс. Как такой, как он, может быть настолько нежным? И почему, черт возьми, ей это так нравится? Это всё было странно, неправильно… и, вместе с тем, всё ещё ужасно приятно. «Надо спросить, где он научился так целоваться», — промелькнула в голове единственная дурацкая мысль. В следующий миг реальность заявила о себе мелодичным гитарным перебором и хлопками, которых становилось все больше и больше, пока они в какой-то момент не заглушили музыку — и не затихли так же внезапно, как и начались. Нана растерянно осмотрелась, чувствуя, себя проснувшейся после короткого дневного сна — такого, после которого нужно хотя бы несколько минут, чтобы прийти в себя и вспомнить, кто ты такой и какой сейчас год. Вдруг её будто бы окатило потоком ледяной воды. Туман эйфории бесследно исчез, едва Нана увидела Какузу, грозно скрестившего руки на груди и стоящего неподвижно, будто статуя. С такого расстояния выражение его лица было не разглядеть, но Нана была готова поспорить, что ничего хорошего оно не сулило. Вот чёрт. Теперь причин думать, что все его планы могут пойти прахом, у него будет на порядок больше. И все из-за этого дурацкого поцелуя, который и в планы-то не входил. Зачем вообще был нужен этот поцелуй? Экстравагантный способ завершить выступление или же… От хаотичной череды мыслей начинала болеть голова. Она повернулась к Хидану. — Тебе везет, что вокруг люди. Иначе один из кинжалов уже торчал бы у тебя в глазнице. — Готов поспорить, что Какузу сейчас думает ровно о том же. А, значит, оно того стоило, — как ни в чем ни бывало усмехнулся Хидан. — Только представь, что сейчас творится у него в голове? Нана нахмурилась. — Так это всё… — она запнулась, чувствуя ком в горле, —… это всё было ради того, чтобы позлить Какузу? — Конечно. А у тебя, разве, как-то иначе? Нана не знала, что и сказать. Что ж, пусть радуется — убил двух зайцев одним выстрелом. Пытаясь вывести из себя Какузу, разозлил и её. — Любишь же ты играть с огнём, — с этими словами она подняла кинжалы, заткнула их за пояс и быстро, почти бегом, направилась обратно к толпе. Пусть думают, что так всё и было запланировано — может, удастся вырвать победу из лап тех гейш в синем. В любом случае, сейчас это уже было не важно — куда больше хотелось затеряться среди зевак, чтобы незаметно уйти и напиться в ближайшем баре. Пора возвращать себе прежнюю себя. Нынешняя ей совсем не нравилась.***
Путь до ближайшего бара Нана проделала почти в тумане. Было неловко, обидно и как-то… пусто? Точно не те чувства, что следовало бы испытывать после поцелуя с кем-то, кто тебе нравится. А ещё она была зла. Хотелось ударить что-нибудь, а, лучше, кого-нибудь — или хотя бы напиться, чтобы не чувствовать всю эту бурю эмоций. Где же та спокойная и расчётливая Нана, когда она так нужна? Зря она все это затеяла. Зря не воспользовалась кинжалом. Зря, абсолютно всё зря. Одно было хорошо в её мрачном виде: не приходилось применять силу, чтобы заставить толпу расступиться и дать пройти — они делали это сами, пугаясь то ли её раздраженного взгляда и поджатых губ, то ли Какузу и Хидана, следовавших за ней по пятам. Ни минуты покоя. А как бы сейчас хотелось остаться одной. — Да чего ты так бесишься? Классный же был танец, — Хидан не оставлял попыток поговорить. — Классный. Но то, чем всё кончилось, совершенно не классно. — Разве я плохо целуюсь? Нана сделала глубокий и шумный вдох. Спокойствие, спокойствие, только спокойствие… но как же хочется заорать! И не абстрактное «ААА», а кое-что вполне конкретное. «Ты совсем тупой? Думаешь, что можешь играться с моими чувствами, как тебе вздумается и потом делать вид, будто ничего не произошло? Правда считаешь, что после всего, что было, я могу относиться к тебе как к старому знакомому? Делать вид, что ничего особенного не происходит и не происходило? Да как ты можешь выглядеть таким спокойным? Будто тебе плевать на все, кроме тебя самого. Но больше всего меня бесит, что я не умею быть такой же равнодушной!» — вот что хотелось прокричать Нане. Но она молчала, вместо этого впиваясь ногтями в ладони. Молчи, молчи, молчи! Не нужно лишней драмы, тем более — при зрителях. И тем более — при Какузу. Просто молчи. И без того слишком много сделала. Неоновая вывеска бара стала спасением. Нана буквально влетела вовнутрь, не замечая ничего и никого на пути. Свободный столик, о чудо, был — даже несколько. Это хорошо. Но её интересовало другое. — Подождите меня за столиком. Я сяду в баре, хочу что-нибудь выпить. И, ради всего святого, дайте побыть одной, иначе я за себя не отвечаю, — не дожидаясь ответа, Нана все тем же быстрым шагом направилась к стойке, где уже сидело несколько посетителей. Какузу усмехнулся: — Здорово же ты её разозлил. — А тебе, я смотрю, это нравится? — раздраженно ответил ему Хидан. — Нет, мне нравится смотреть, как из-за этого страдаешь ты. Подумать только: все это время единственным, что способно сделать тебе по-настоящему больно была какая-то девчонка. Интересно, что ты почувствуешь, когда я её убью? Повисла короткая тяжелая пауза. — Гляжу, ты забыл, что из нас двоих по-настоящему бессмертен лишь я. Все твои пять сердец однажды остановятся. И не факт, что к тому моменту ты успеешь раздобыть новое, — голос Хидана был абсолютно спокоен. — Тогда я заберу твоё. — И ты думаешь, меня это остановит? — Вот и проверим.