Запрещённый приём

Маленькая спортивная школа, в которой трудился Нахлов, находилась под патронажем местного университета, и время от времени Макс заглядывал туда то бумажку взять, то отчёт занести, то по поводу зарплаты поскандалить. Он точно знал, на каком этаже заваривает чаи бухгалтерша Оля, если её нет в кабинете, и всегда обходил стороной преподавательское крыло, дабы избежать восторженных криков от дамочек из серии «кому за» и влажных взглядов от них же. Пусть юные дарования и абитуриенты храма знаний не знали его в лицо, да и вообще не интересовались никаким спортом, кроме этих своих «вэйпов», старая гвардия относилась к той категории людей, что не забывают и не прощают. А уж такого холёного жеребца как Макс они без боя, а точнее без преувеличенной похвалы и причитаний не отпустят, знаем, плавали. Совершив марш-бросок по кабинетам и нафлиртовавшись вдоволь с молоденькой бухгалтершей Олей, Нахлов сунул бумажки во внутренний карман пальто и двинулся к рекреации, стараясь не сильно скакать по ступенькам. Он почти вырвался незамеченным из столь опасного для своей психики места, но внимательный взгляд без каких-либо дополнительных команд со стороны мозга уже второй раз за неделю удачно выхватил из толпы студентов знакомый образ с русой чёлкой. Макс сбавил шаг, вдохнул побольше воздуха и приготовился объявить во всю глотку а-ля Левитан своё фирменное: «Мороков!», но что-то дёрнуло его назад, перекрыло кислород, треснуло больно по затылку, и он окоченел, став похожим на языческий тотем с широко и призывно открытым ртом. Да, это был Славка Мороков, его сосед, что прятался под его «юбкой» до самого максова совершеннолетия, вот только… Вот только это как будто нихрена был и не он. Слава стоял у здоровенного окна в компании студентов и что-то интересное рассказывал, активно жестикулируя. На нём не было и тени прошлой скованности, ни следа нерешительности или страха. Девушки заглядывали ему в рот, будто ища там свою потерянную гордость, ребята хлопали Морокова по плечу и ржали как стадо коней в хлеву, а сам Слава излучал такое невыносимое притяжение, что казалось — вот-вот и вся металлическая посуда из столовки со звоном вырвется из ящиков и облепит его средневековым доспехом. Или люди начнут падать перед ним без сознания. Но все спокойненько стояли на ногах, а падал почему-то один только Макс. Пусть и мысленно, но фантомная боль от удара оказалась не хуже настоящей. Макс спешно захлопнул рот словно духовой шкаф и проморгался, испугавшись, что Вован подсыпал ему утром в воду каких-нибудь галюценогенных протеинов, когда они занимались в зале, разрабатывая его бедро. Мороков продолжал ослепительно улыбаться и строить глазки всем и каждому, кто попадал под его тёмно-серый взор. Он лениво облокачивался бёдрами об подоконник, складывал руки на груди и качал головой, тряся натуральными блестящими волосами. Нахлов вдруг вспомнил, какими мягкими были эти волосы на ощупь, когда он без всяких задних мыслей трепал их маленькому Славе, строя из себя идеального брата, и кончики пальцев тут же начало слабо покалывать. Его взгляд хаотично забегал по фигуре Морокова, будто знакомясь с ним заново, изучая, высматривая, словно редкого зверя в красивой шубе. Запредельно узкого и какого-то совсем неприличного кроя джинсы облепляли стройные ноги, футболка-поло подчёркивала тонкую талию и слегка выступающие грудные мышцы, коллекция мелких браслетов болталась на руке, то и дело отвлекая Макса от сути, а расслабленный, блаженно-ленивый вид завершал сию картину изящными, яркими мазками. И на этого «прынца» ещё осмеливаются быковать какие-то неудачники? Макс качнул головой, сбрасывая удивление вместе с перманентным ахером, и вовремя, надо сказать, качнул, потому что Слава внезапно нахмурился, будто вспомнив что-то не слишком приятное, а уже через секунду посмотрел ровно в то место, где стоял прихуевший Нахлов. Их взгляды встретились, как два грузовика на односторонке, и у Макса заледенел затылок, словно кто-то наставил на него красный, лазерный прицел. Слава мгновенно «потух», насупился, его плечи округлились, губы поджались, и все былое великолепие слетело с сокрушительным свистом. Его грудь стала вздыматься всё чаще, ресницы затрепетали, пряча глаза, а одна нога задёргалась как заведённая. Нахлов улыбнулся, махнул рукой и, не решив ничего лучше, бодрым шагом направился к остекленевшему Славе, реакция которого едва ли не пугала до дрожи. Макс хорошо умел читать чужие эмоции, ведь это было практически его профессиональной обязанностью. Предугадывать следующий ход соперника в боксе — способность едва ли не более важная, чем хорошо поставленный удар, но сейчас бывший чемпион сам пребывал в непривычном замешательстве. Секунду назад Слава сиял и ослеплял своей харизмой на многие километры вокруг, заставляя дамочек терять трусики быстрее, чем стирается коронка у бурильной машины, а теперь закрылся, будто беспощадная мышеловка — одним ударом и сразу насмерть. Наверное, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — причина тому вовсе не гопники в адике а, очевидно, сам Макс. Только вопрос — с хера ли? — Слава, привет, — мягко поздоровался он, протягивая руку. Мороков моргнул, весь сжался в комочек, задышал часто-часто, попытавшись попятиться к подпирающему его подоконнику, но отступать было некуда, и он протянул свою ладонь, уставившись на неё, как на лапу ксеноморфа. — Здрасьте, — пискнул Слава, и его приятели тут же скосились на своего плейбоя, не ожидав от него такой упоротой реакции. В их глазах чётко и без обиняков читалось: «Наркоман штоле?». И Макс был с ними полностью согласен. — Ты уже закончил? Тебя подвезти? — не меняя тона, почти мурчал Максим, опасаясь, что у пацана сейчас случится нервный срыв или хуже того — сердечный приступ. Он был похож на бомбу с часовым механизмом, у которой сломался таймер — вот красный циферблат оставляет тебе на жизнь всего десять секунд, а вот экран взрывается цифрами, и отсчёт уже идёт на часы. Максу казалось, что пальцы в его руках дрожат, и он может чувствовать сквозь прохладную кожу чужой заполошный пульс. У Морокова даже щёки немного покраснели, будто он только что вывалился весь такой красивый из окна с мороза. Нахлов еле удержался от того, чтобы подойти к Славику вплотную и начать разминать пальцами его плечи. Он так всегда успокаивал своих ребят на тренировках, когда они психовали или выдыхались после изнурительных раундов, помогало безотказно, может, действительно взять его да и… — Ой, а вы не Максим Нахлов? — смущённо вскрикнула какая-то девчушка, и попыталась разглядеть лицо Макса, одним махом разорвав их с Мороковым связанные в тугой канат взгляды. — Да, я… — лепетал бывший чемпион, чувствуя, как выскальзывают из рук дрожащие пальцы Славы. — А можно автограф? Мой папа вас обожает! Слава, ты не говорил, что знаешь боксёра Нахлова, вы что, учились вместе в школе? — Нахлов? Тот самый Нахлов? — Да ладно?! — Его соперники никогда не выдерживали и семи раундов, он просто зверь! Кличко отсасывает! Ни одного проигрыша! — Кличко же в тяжелом весе боксирует, а Нахлов был звездой в лёгком… — Да какая разница? Если бы он только на тех соревнованиях… Макс был абсолютно согласен с говорящим. Какая теперь разница? Младший Кличко почти легенда, первое место среди лучших европейских боксёров, а Макс Нахлов, отчаливший из спорта всего в двадцать с хвостиком лет и получивший одну единственную олимпийскую медаль, был всего лишь неказистой тенью того человека, которым мог когда-то стать. Да, недооценил он всё-таки местных студентов, ох, недооценил. Те, оказывается, о его стремительной карьере были наслышаны более чем. Может, зря, конечно, Макс раньше времени списал самого себя на свалку жизни, приняв как данность тот факт, что он вообще-то инвалид, и вряд ли его скромная персона впредь будет кому-то интересна, но получилось-то вон оно как! До сих пор, оказывается, его помнят, и даже нескромно обсуждают, прям на душе теплее стало что ли… Пока взбудораженные появлением местной знаменитости студенты галдели и шумели, закольцевав Макса в импровизированный круг почёта, Морокова уже и след простыл. После раздачи автографов и нескольких коллективных фотографий Максим поблуждал по первому этажу в поисках своего соседа, но ушёл ни с чем, гадая, что же с ним случилось в тот момент, когда он увидел Нахлова в коридоре. Версии приходили в голову одна хуже другой. От головной боли до страшных психических расстройств. Макс вообще с трудом понимал, зачем пытается в этом разобраться, сидя за рулём подаренной за ту самую олимпийскую медаль БМВ. Он редко ездил на ней, предпочитая свежий воздух, да и врачи наперебой советовали больше ходить и давать ноге постоянные нагрузки в нормальном режиме. Хромота, к сожалению, грозила остаться с ним на всю жизнь, да и не удивительно, когда у тебя в кости намертво прижился кусочек титана, сделав тебя на какой-то ничтожный процент Терминатором, но как бы Максу ни нравилось изображать из себя эдакого Доктора Хауса, иногда ему слишком сильно хотелось лениться и передвигаться исключительно в объятиях тёплого салона немецкой красотки. И всё же, что с Мороковым? Может, реально болезнь какую подцепил? И когда он вообще успел стать таким… охренительным? Да, охренительным, другого эпитета Макс подобрать не мог, уставившись на дорогу и трогая в задумчивости кончиком языка ряды собственных зубов. Таких парней, как Славка, он видел только по телеку, да и то в зарубежных фильмах, считая, что это всего лишь киноэффекты и умелая работа гримёров. Но оказывается, даже твой мелкий сосед в одночасье может стать красавчиком, хоть и делая изо всех сил вид, что это совсем не так. Как в бреду Макс вспоминал улыбку Славы, и от этих грёз почему-то стучало в башке. Жесты, вздохи, взгляд манящий и словно приглашающий, сразу понятно — перед тобой не какой-то лошара, а тот, кто уведет у тебя девку одним взмахом руки, а ты и моргнуть не успеешь. Конечно, Нахлов в Славике никогда не сомневался. Тот хоть и был пугливым и замкнутым в детстве, очаровывать всё же умел, даже этой своей совсем не пацанской скромностью, но что бы так — не стесняясь и буквально разбрасывая вокруг себя какие-то блядские флюиды, заставляющие всех вокруг пялиться и закусывать губы — это он, конечно, молодец.

***

Макс смотрел на Вована и его слегка подташнивало. То ли котлеты какие-то просроченные попались, то ли его уже хронически мутило от вида загорелой кожи и гипертрофированных мышц, но было совершенно чётко ясно одно — ещё десять минут и он заблюёт всю беговую дорожку своим нехитрым обедом. Естественно Макс не бегал, он только шагал, изредка меняя ритм и наклон, чтобы дать ноге нужную нагрузку. В спортивной школе он хоть и двигался, рассказывая мальчишкам о приёмах и показывая их воочию, большую часть времени ему всё же приходилось стоять или сидеть — никакого толка для больной ноги. Вот и приходилось таскаться в тренажёрный зал вместе с этим холёным петушком Вованом, которого, по всей видимости, кроме отражения в зеркале ничего в этой жизни не интересовало. Сам Вова, как будто услышав чужие мысли, слез с какого-то тренажёра, где приходилось лежать кверху ногами и изображать из себя перевернутую жабу, встал у зеркала в пол и напряг бицепс, с интересом разглядывая выступившие бугры мышц. И тут Макс понял: пиздец, сейчас точно блевану, и мгновенно замедлил темп, нажимая на кнопку с нарисованным минусом с таким остервенением, словно он не тренировался, а играл на автомате в джекпот. — Я домой, — выдохнул он, вытирая шею чистым полотенцем. В протеиновом взгляде Вована чётко читалось: «Слабак», но для Макса его неодобрение было малоебическим фактором. Бороться с тошнотой становилось всё труднее, а ком в горле опасно приближался на выход, грозя опозорить тренера Нахлова по полной программе. Пора бежать. Свежий воздух немного помог успокоить разбушевавшийся организм, но Макса всё равно слегка вело от неприятных ощущений в желудке. Он так торопился попасть домой и упасть лицом в диван, что даже не заметил, как и где припарковал машину, а затем случайным вихрем пролетел мимо Славы, которого опять прессовали у подъезда какие-то моральные уроды. Ну как пролетел, скорее, энергично проковылял со всей своей неуклюжей прытью Терминатора, но, почуяв, что дело пахло дракой, резко остановился, развернулся как болванчик и сделал пару шагов в обратном направлении, становясь плечом к плечу с Мороковым. — Какого хера надо? — грозно спросил Нахлов, решив не тратить время на эротические прелюдии местных подворотен. Вот же, блядь, приспичило им прямо сейчас пристать к этому королю универа Морокову, да именно в тот момент, когда Макс был готов опустошить весь свой желудок через рот. Хотя, может, оно и к лучшему? Кто ещё гнал хулиганов со своего двора, просто смачно на них наблевав? — А ты его дружок, что ли? — противно хихикнул один из упырей, и Макс сразу узнал в нём знакомый клюв. Да это ведь те же самые «весёлые гуси», которые ещё на той неделе шатались за Славкой, как неприкаянные. По всем предварительным признакам они отчаянно мечтали помереть, раз так бесстрашно быковали на нахловской территории. Да они не гуси, а бараны! Ага, а Макс тогда грёбаный смотритель зоопарка! — Вы бы шли отсюда по добру, по здоро… — как раз в тот момент, когда Нахлов выдавал из себя последнее китайское предупреждение, в глазах внезапно и как-то жутко потемнело, бедро прострелило болью, и он схватился за первое, что оказалось под рукой — за Морокова. Макс скорчился и стиснул покрепче зубы, но всё равно не смог сдержать полурык-полустон. Как не вовремя, ай как не вовремя! Славка, не раздумывая, схватился за своего соседа неожиданно сильной рукой, поддержал его за пояс, и, блуждая испуганным взглядом по его лицу, едва ли не опрокинул тяжёлую ношу на себя. — Макс, — почему-то шептал он, позабыв про своё учтивое «дядя». — Что случилось, Макс? Нога? — Нога… — мычал Нахлов, с силой сжимая пальцы на чужом плече и явно причиняя боль. Но Макс не мог думать ни о чём другом, кроме как о своей собственной боли чуть выше колена, которая пронизывала его до головы и обратно, срываясь на какой-то спринтерский бег по его задереневевшему телу. Перед глазами плясали разноцветные пятна, сменяясь иногда чёрными, а сердце гоняло кровь словно нефтяная вышка-качалка. Такое иногда случалось, когда он слишком усердствовал на тренировках или долго сидел в неудобной позе. Дело было не только в кости, но и в медиальной мышце бедра, которая пережила несколько лет назад тяжелейший разрыв и с тех пор утратила некоторые свои функции. Она была капризной дамой и любила вот так иногда напоминать о себе острыми приступами боли. Обычно Макс успевал предотвратить беду, едва почувствовав тянущую песнь в ноге с утра пораньше и приняв необходимое обезболивающее, но вот сегодня он банально об этом забыл, заслушавшись дурацких историй Вована про слёт бодибилдеров в Чехии. В такие минуты он жалел лишь об одном, — что эту ногу не отрезали ещё тогда, на его последнем ринге. — Пидарасы уже совсем охренели, — словно сквозь красную дымку донеслось до сознания Макса, но у него не было никаких сил, чтобы отреагировать. Он жмурился, чувствуя как холодный пот пропитывает тёплый джемпер, и сжимал плечо Морокова уже, наверное, до фиолетовых гематом. Его ещё никогда в жизни так не накрывало из-за проклятой ноги. Слава что-то дерзко отвечал этим клювомордым, а потом послышался ласковый женский голос, и Нахлову сразу стало заметно легче с той стороны, где его не подпирал обескураженный сосед. Чужие голоса смешивались в голове, словно овощи в миксере Вована, превращаясь в густо-зелёное пюре отвратительного вкуса. Он повернул голову и успел заметить, лишь как потемнели и округлились серые бездонные глаза Славы, прежде чем провалиться в раскинутые объятия тёплой темноты.