Их игра

Она с трудом проталкивается через толпу людей, отпихивает их в сторону, не заботясь о том, что может кому-то навредить. Ей абсолютно всё равно. Единственная мысль, которая бьётся сейчас в голове — догнать его, остановить, удержать. Сделать всё возможное и невозможное тоже, но обратить время вспять, перемотать плёнку и выкинуть из неё слова, которые он обронил пару минут назад. — Подожди! — кричит Мишель, буквально вылетая на улицу. Прохладный ночной воздух обжигает лицо, а ветер треплет волосы, и она раздражённо откидывает их за спину. — Постой! — Лапуля, а ты чего убежала? И снова это слово — их слово, одно на двоих. Ставшее слишком личным, слишком особенным, настолько въевшимся в самое нутро, что как раньше реагировать на него уже не получается. И вновь взгляд его ледяных глаз, в которых застыли самые настоящие айсберги. А ей всё равно — она готова пойти ко дну, только бы рядом с ним. Мишель не понимает, что говорит. Слова непроизвольно слетают с губ, она что-то спрашивает, о чём-то просит, но совершенно этого не осознаёт. По щекам бегут слёзы, прочерчивая солёные дорожки. Она кусает губу до боли, сжимает её зубами, только бы не закричать в голос от разрывающей изнутри пытки. Он ведь пытается ей объяснить. Отвечает что-то, подходит ближе, привычно обжигая своим жаром. Но он не греет — сжигает, оставляя после себя лишь пепелище в груди. Такая глупая, такая наивная. Такая до безумия влюблённая. И наплевать абсолютно на его поступок, на его решение. Она всё простит, она поймёт, но пусть он останется. — Пожалуйста… — тихий шёпот утопает в ветре, а сама Мишель рвётся ему навстречу, падает в тёплые объятия и носом зарывается в изгиб крепкой шеи. Вдыхает знакомый аромат, пальцами цепляется за белую футболку, пытаясь удержать. — Пожалуйста, пожалуйста. Останься, не уходи. Он успокаивающе гладит её по голове, крепко обнимает, прикрывая глаза и наслаждаясь последними секундами близости. Сейчас она хрупкая и ранимая, сейчас она преданная и влюблённая, но уже завтра, проснувшись и всё осознав, она его возненавидит. И ярко-алый цвет её чувства окрасится в смолисто-чёрный. Потому что такое не проходит бесследно. Такие раны не заживают, а остаются на человеке как выжженное клеймо. Он сделал ей слишком больно. Подобное не прощают, не забывают. — Тшш, всё хорошо, — отстраняется немного, заглядывая в заплаканные глаза. Такая красивая и хрупкая, её так легко разбить. — Я не смогу, пожалуйста! Я не смогу! — трясёт головой, пытаясь отогнать подступающее осознание. Это ведь не может быть концом, верно? Нет-нет, так не бывает. Люди так не поступают, когда любят. А любят ли?.. Снова что-то говорит, смахивает её слёзы с щёк и улыбается. Искренне и чисто, как улыбался только ей. Она заслужила его улыбку, тогда как остальные достойны лишь ядовитого оскала. Целует её в лоб, руками оглаживая хрупкие плечи. Дрожит, трясётся буквально, словно сейчас упадёт в обморок. — Пожалуйста, — в сотый раз повторяет Мишель, будто это слово, действительно, волшебное. Как панацея от всех болезней, как спасительная соломинка для утопающего. — Останься. Ради меня, прошу, останься… Вновь улыбается, молча стягивает с шеи подвеску. Аккуратно откидывает её волосы назад и умело застёгивает кулон на шее. Словно делал так уже десятки раз, словно привык вот так прощаться. — Закрой глаза, — тихая просьба сквозь стиснутые зубы, ведь самому больно и изнутри на части разрывает. Но так правильно, ей будет лучше без него. Она заслужила кого-то другого, кого-то с не настолько прогнившим нутром. — Нет-нет, — громкие рыдания, смешивающиеся со всхлипами. Она крепче цепляется за него, и никакая сила сейчас не заставит Мишель разжать руки. Она не отпустит, не позволит уйти. — Это моё последнее желание. Мозг кричит одно, а тело будто живёт собственной жизнью. Веки закрываются, отгораживая её от окружающего мира. Пальцы разжимаются, выпуская из хватки знакомое тепло. И током вдруг прошибает, когда губы чувствуют лёгкое касание. Едва ощутимое, практически невесомое. Мишель жмурится крепче, а лицо начинает жечь от слёз. Раз, два, три… Собственное сердцебиение набатом стучит в ушах. Раз, два, три… Это как в танцах — главное чётко следовать плану, не сбиваясь. Тогда всё получится, тогда всё будет идеально. Раз… Два… Три… Распахивает глаза, взглядом натыкаясь на пустоту. И ноги вдруг перестают держать, подкашиваются. Валится на землю, больно ударяясь коленями об асфальт. Появятся синяки. Но ведь ей наплевать. Лопнувшая кожа ноет, покрывается кровью, а ей всё равно. Эта боль слишком ничтожна, чтобы сравниться с бушующим ураганом в груди. Словно разом сотни отравленных игл впиваются в сердце. Будто чья-то невидимая рука сжимает жизненно-важный орган. И дышать становится нечем, в лёгких прорастает ядовитый плющ. Она ведь верила ему, когда никто не верил. Поддерживала, когда остальные отворачивались. Была рядом, когда ему требовалось чьё-то присутствие. Она заслужила что-то большее, чем кулон на шее и разорванное на сотни кровоточащих ошмётков сердце. Мишель содрогается от рыданий, рукой хватается за подвеску и крепко сжимает в кулаке. Металл нагревается, становится тёплым, и на секунду ей кажется, что это его тепло осталось. Его тепло согревает. Но это бред воспалённого сознания. Лёд не может согреть. Он инеем покрывает все внутренности, отрезая от внешнего мира. Мишель думала, что справится, но ошиблась. Она оказалась слишком маленькой, чтобы растопить этот айсберг.