Суперnova

Пейзаж трескается, рассыпается и я теряю зрительный фокус, затылок нещадно печёт. Последний внятный звук — всплеск на причале. Меня лихорадит по позвоночнику, а ладони, сжатые в кулаки, покрылись холодным потом. Как ты не видишь моего состояния? В желудок опускается ком ярости и обиды; пульс учащается, голова так пухнет, разрываясь изнутри. Вокруг смех и незнакомцы с глянцевых обложек. Посмотри на меня! Глаза застилает серо-красной пеленой, ноги с хрустом подгибаются. Боже, не думал, что так быстро можно бежать по скользкому мрамору! Ив Сен-Лорановские кеды на кожаной подошве дают отличное сцепление, но пуговица пиджака не выдерживает замаха руки — сейчас я увижу чьи ты носишь бирки! Справа слышу резкий женский вскрик, ведь я вклиниваюсь в ваш узкий круг; собеседники бросаются в россыпную. Темный океан мелькает и мы буд-то падаем в его пучину. Я ничего не вижу кроме твоей оголенной шеи, мгновение и стискиваю пальцы левой руки, ощущая набухшую артерию. Наши искривленные тела, в отражении панорамного окна, застывают и не теряя времени, я наотмашь бью чуть ниже карего глаза, голова твоя запрокидывается назад, но крепко удерживаю ее за шею, кудри покачиваются. Еще удар — в челюсть. Харкающий звук на белый пол, голова качается болванчиком. Вперед — назад. Мне кажется, что я кричу. Как на аттракционе мимо мелькают лица, точнее, маски ужаса. А твоё лицо уже вспухло, костяшки моих пальцев в крови, она сочится внутрь кулака. Я стараюсь не смотреть Грейзеру в глаза, когда же его, в немом восхищении, устремлены на меня. Желаю прервать зрительный диалог - он получает еще. И ещё. Треск — хрясь! — Он убивает его! Господи! Массовая истерия, но во всем потоке: — Финн… Твоя репутация, я не хотел… - ты подаёшь голос, коверкая слова, видимо, язык прикушен. — Заткнись! — руки тяжелеют и контрудар получается смазанным, как помада на чьих-то губах. — Оставил меня, так теперь захлопнись! Почему… Но договорить я не успеваю — тайная сила оттаскивает меня по полу, за пальцами тянется багровая дорожка; ноги беспорядочно скользят. Я задыхаюсь из-за воздушной подушки в солнечном сплетении и вижу один единственный путь. Изворачиваюсь, скидывая пиджак (мою узду), перепрыгиваю каменный парапет. Трава по склону мокрая и левая лодыжка неизбежно подворачивается, но подгоняемый угрозами, всё так же мчусь к черной воде. Октябрьский воздух уже пропитан холодом и он испепеляет лёгкие. Океан приближается, заполняя горизонт. Склон резко кончается, пляж. Из-за такого диссонанса ноги подкашиваются, ногтями прорываю песок, пытаясь встать. В горле саднит, во рту сухая горькая плёнка. Толща океана подаётся навстречу, как любовник и сердце пропускает удар — вода ледяная. Меня окликают, но грохот волн закладывает уши, а стёклышки соли рассекают язык. Вода такая концентрированная, что глаза нещадно раскаляются. Дно уходит из-под меня. Серая пена запутывается в кудрях, даже постаравшись, я бы не смог набрать воздуха. Разом настает заветная тишина, как если бы весь мир лишился голоса, а вокруг лишь глухие удары моего сердца. Преодолей предел и всё будет кончено - время теряет всякую ценность. Где-то на задворках сознания срывающийся голос вновь зовёт меня по имени, но тьма тянет магнитом вниз ("...если свет, который в тебе, - тьма, то какова же тьма?»). ***** - Какая же ты сволочь! Слышишь, как я тебя ненавижу?! 24...28...30. Джек зажимает крылья носа, вдыхая пару глубоких выдохов в гортань. - Надавлю чуть сильнее и сломаю тебе, сука, ребра, если захочу! 25...29...30. Фиолетовые вены проступают на закрытых веках. - Дерьмо, дыши...Прошу... Губы Грейзера снова кровоточат, а челюсть сводит, но руки монотонно отсчитывают 30 нажатий. Его пожирают глаза взрослых, состоятельных людей, с миллионами кэша за спиной, но никто не может вернуть одного единственного человека, расплатиться золотой картой. Беспомощные. Злость и раздражение придают сил, вгоняя кислород...И тело под ладонями долгожданно дёргается, выбрасывая первый сгусток солёной воды. Джек даёт волю слезам.