Друг мой милый, друг мой нежный Я пришел к тебе, чтоб Посмотреть, как ты страдаешь О всякой ерунде Друг мой милый, друг мой странный — Где же ты была? Тебя Найти мне было трудно, Но вывел след пурпурный Души открыты раны, они кровоточат.
私はあなたです
Руки Все За Одного большие и обтянуты перчатками, Изуку это чувствует даже через бинты. Он уверенно ведёт Мидорию к машине, открывает перед ним дверь, приглашая сесть. Мальчик поспешно садится, с явной неохотой отпуская руку мужчины. Дверь захлопывается, чтобы через пару секунд мальчик, попрощавшийся с прошлым, услышал, как двери спереди и сбоку открываются. Место рядом с ним прогибается под тяжестью другого тела, и Мидории становится неуютно: странно, но он чувствует некую иррациональную вину за то, что не успел попрощаться хотя бы с Бакуго-сан. Вроде посторонний человек, хороший и добрый человек, который попытался протянуть руку помощи в трудную минуту, и Мидорию, кажется, больше ничего не связывает с ней, но тоскливое чувство в груди обливает сердце. Отвратительное, грустное, колющее внутри как иголками. И вот теперь с практически незнакомым человеком едет в неизвестность. Машина внутри становится прохладной, словно чужой, и даже доктор, к которому он успел прикипеть… Остался там, позади. Сможет ли он обрести дом с этим властным, загадочным мужчиной, Все За Одного? Как выглядит дом? Он живет в квартире или частном доме? Какое у него имя? Изуку мешкается, старается усесться поудобнее, и резко дёргается, когда грудь прижимает полоска ремня. Запертый в своих мыслях, не заметил, как к нему кто-то приблизился, практически коснулся. По спине пробегает холодок: был ли это Все За Одного или кто-то другой? Он сел спереди или рядом с ним? Мальчик беспомощно дёргает головой, прежде чем спросить: — Все За Одного, как мне вас называть? И… Как дальше я буду жить? — из всего вороха вопросов, крутящихся у него в голове, он задает только эти, пока что самые важные. По сути, он остался один, не считая маму, которая лежит в больнице. И, судя по тому, как Бакуго-сан отзывалась о её состоянии, мама ещё долго не придёт в себя, а жить… Нужно дальше. Несмотря ни на что. И именно этот мужчина определит то направление его жизни, задаст темп его судьбе. Это немного пугало… Но с этим Мидория ничего не мог поделать. — Мальчик мой… — тихо донеслось сбоку. «Значит, он сел рядом» — подумал Мидория, легко проводя кончиками пальцев по кромке ремня. — Можешь называть меня Учителем. Я собираюсь научить тебя пользоваться силой, которая скрыта в тебе, а также той, которую я тебе дам, — пророкотал голос Все За Одного. Изуку подметил, что звук голоса этого человека отдавался приятной дрожью по телу, лаская слух. Сильный и глубокий, чуть дребезжащий голос. Возможно ли, что этот мужчина — очень волевой и твёрдый? Может ли Изуку судить о характере по одному лишь тону голоса? — Но это чуть позже. А сейчас мы едем в наш новый дом. Там также есть и другие люди, правда не все там приветливы и дружелюбны. Правильней даже будет сказать, что мы едем в штаб созданной мною организации — «Лиги злодеев». Пока что о ней ничего не известно, но в будущем мы все сыграем великую роль на большой арене, — чуть улыбнулся он, рассматривая лицо мальчика. — А стать злодеем… В каком смысле «злодеем»? Насколько нужно быть «злодеем», чтобы получить силу? — Мидория спрашивает это, хмуря брови, чуть нервно теребя ремень на своей груди. Ему не очень хочется становиться «злодеем», рушить что-то или убивать. Сама мысль об этом нагоняет ужас, заставляет подниматься внутри отвращению к самому себе. — Хм… — задумался мужчина. Пару секунд молчания разбивал лишь мерный гул мотора. — Кретур уже рассказал мне про всё то, что происходило с тобой, — плавно начинает Все За Одного. — Так что я думаю, что «злодей» — это понятие сугубо личное. Считаешь ли ты себя «злодеем» или же для других ты «злодей»? По каким критериям мы определяем кто «герой», а кто «злодей»? Являюсь ли я «героем»? Или, всё-таки, я «злодей»? Кого-то я спас на своём пути, кого-то обидел. Для кого-то — «герой», для кого-то — «злодей», — ровным, спокойным голосом, не надавливая и не пытаясь что-то внушить, говорит мужчина. — Так скажи мне, был ли Кацуки Бакуго «злодеем»? — интересуясь и рассуждая, спрашивает. — Для меня… Да, был, — отвечает Изуку, сжимая губы. Пока что он не очень понимает то, о чём говорит собеседник, но старается вникнуть. — Но был ли он «злодеем» для себя? — Все За Одного откидывается на спинку, подпирает кулаком голову, лениво провожает взглядом фонари в окне. — Конечно нет, — буднично говорит он, не отрываясь. — Для себя был «героем». Настоящим, сильным, первым и, соответственно, правым во всём, — усмехается. — Но что «злодей» для тебя? — искрами зажигается вопрос на губах. Вопрос сначала ставит ребёнка в тупик: Изуку слишком переполнен происходящими событиями, чтобы долго думать над чем-то. Мидория молчит, и собеседник не торопит. Вновь и вновь прокручивает вопрос про себя, пытаясь найти ответ. — Злодей… Тот, кто совершает злодеяния. Издевается, унижает, предаёт, убивает, бьёт, лжет… — тихо перечисляет Мидория. — А что такое «злодей» для других? Героев? — «Злодей»… — Да, злодей, — кивает мужчина, с интересом смотря на мальчика. Мидория хмурится, едва наклоняется, опуская голову и стискивая ремень у груди. — Враг. — Точно… — тянет Все За Одного. — Но точно ли все «герои» и есть настоящие герои? Вдруг они злодеи? И точно ли все «злодеи» — настоящие злодеи? — лукаво произносит он. Изуку дёргается, переваривает информацию, немного путаясь от обилия «героев» и «злодеев» в разговоре. Пару секунд проходит, и он вздрагивает, наконец-то понимая то, что хотел донести до него Все За Одного. — Нет… — словно не веря, что он это произносит, говорит Мидория, ошалело моргая. — И сколько же на свете бродит лже-героев? Которые «герои» лишь снаружи, а внутри — истинные злодеи? И сколько было посажено «злодеев», являющихся героями? — Но… Ведь многие злодеи делают действительно страшные вещи! — возразил Изуку. — И тут ты тоже прав. Но иногда для достижения высших целей нужно пожертвовать чем-то. У кого-то это — человечность. У кого-то — семья. Все чем-то жертвуют на своём пути, — с некой скорбью проговаривает он. — Конечно, есть те люди, которым просто нравится делать злодеяния, они — истинное зло. А есть и другие «злодеи» как я. — Как Вы? — изумлённо спрашивает Мидория. — Да, такие, как я. У меня есть возможность забирать причуды и отдавать их другим людям. Я пытался построить мир, где всем было бы хорошо: те, кто нуждается в причуде — получают её, а те, кто страдает от неё или не заслуживает её — не смогут воспользоваться. Я забирал причуды и отдавал другим людям, но героям это не понравилось… Они считали меня истинным «злом», но что же я вижу теперь? Лже-герои, которые носят маску истинного Героя? — он хрипло смеётся, совсем тихо и коротко. — Для того, чтобы осуществить свою мечту, я стал «злодеем» для других. — Значит, чтобы мне осуществить мою — мне тоже нужно стать «злодеем»? — Да, ты прав. Подумай, твой «друг», Кацуки Бакуго, — Мидория хмурится, когда слышит имя ненавистного человека, которого презирает всей душой. — Достоин ли он причуды? Сможет ли стать героем, который поведёт за собой людей? — с надрывом произносит мужчина. — Герой — это призвание, а не профессия. Значит, одних людей губит и ломает, — он окидывает взглядом Изуку. — А других, таких же, будет спасать? — насмешливо спрашивает Все За Одного. Изуку молчит, не зная что ответить, видит правду в словах собеседника, понимает как никто. Он, отравленный ложью и несбывшимися надеждами, забитый чужими амбициями и высотами, которых при желании мог бы с лёгкостью достичь. — А Вы… — начинает Изуку. — Можете забрать причуду Бакуго? — Ну, эта причуда довольно занятна, — уклончиво начинает мужчина. — Но мне интересно, что будет дальше с этим мальчишкой. Самому тебе не интересно? — спрашивает он. Но Изуку молчит, поджимая губы. Он явно недоволен ответом, который ему дали. — К тому же… Тебе же нужен антагонист для написания истории своей жизни? Изуку удивленно вскидывает брови, широко раскрывая глаза. Но через несколько секунд лицо разглаживается. — Действительно… — шепчет.***
Ехали они бесконечно долго, так долго, что Мидория чуть не засыпает, убаюканный мирным гулом мотора. В конце поездки Все За Одного мягко трясёт за плечо, выдёргивая из мягкой полудрёмы, окутавшей Мидорию. Мальчик отлепляет голову от окна, понимая, что тяжесть в мозгу совсем не эфемерна и причиняет большой дискомфорт, с каким-то нудящим чувством внутри. Моргает, не избавившись от привычки делать это глупое действие каждый раз, когда сон разрывается, перетекая в реальность. — Мальчик мой, мы приехали, — говорит он и выходит, негромко хлопая дверью. Изуку замедленно мычит, пытаясь нашарить руками замок ремня, но сразу осекается, когда ветер врывается в машину, обдувая прохладой лицо и курчавые волосы. Детские руки отодвигают, совсем ненавязчиво, и отстёгивают. После этого чувствует, как чужие ладони мягко подхватывают под коленями и спиной. Мидория позволяет взять себя на руки, прижать к широкой груди, и чужое тепло мягко окутывает сонное сознание. Ощущая себя в безопасности после стольких дней постоянного напряжения, тело расслабляется, как и сам Мидория. Расслабляется так, как ни делал этого с того самого момента, когда папа умер, оставив в кромешной темноте. Изуку слепо утыкается носом в рубашку, вдыхает незнакомый одеколон, но очень-очень приятный, и складывает руки на груди, свободно выдыхая. Впервые он чувствует себя полностью защищенным, словно бы отец действительно жив и обнимает, ласково и аккуратно. Так же, как если бы сам отец относил в кровать, когда он нечаянно засыпал на диване в гостиной. Тёплые воспоминания греют душу изнутри, распространяя теплоту по всей груди, и это лишь сильнее погружает в сладкий сон. — Жаль, конечно, что ты не можешь увидеть всю красоту этого места… — в никуда шепчет мужчина и неспеша направляется к зданию впереди: большому двухэтажному дому, окруженному лесом со всех сторон. Каблуки туфель стучат по камню небольшой тропинки, ведущей к главному входу, и он улыбается, поглядывая на мальчишку в руках. — Но мы что-то придумаем с этим. Совсем скоро у тебя начнётся совершенно новая жизнь, — мужчина осторожно поглаживает пальцами, затянутыми в перчатки, волосы Изуку. — Совсем скоро… Всё будет совсем по-другому. Он входит в пустующий дом в полной тишине, лениво окидывает взглядом холл и небольшую лестницу, ведущую на второй этаж, продолжая крепко сжимать хрупкое тело на руках. Мимолётно скашивает глаза на Изуку и поворачивает направо, отсчитывает три двери и заходит, открывая её небрежным взмахом кисти. В комнате темно, но это совершенно не мешает мужчине спокойно ориентироваться: он уверенно делает два широких шага, чтобы потом опустить Изуку на кровать. Тот тут же сворачивается клубочком, сильнее прижимаясь к подушке. Детские руки обхватывают её, трепетно обнимая. От этой картины мужчина улыбается и в порыве нежности поглаживает мальчика по щеке. Все За Одного легко снимает с него обувь и накидывает одеяло, напоследок пригладив ткань. — Пока что поспи, ты устал, а потом… Всё потом, — шепчет, поправляя тёмно-зелёные волосы. Изуку тягуче и лениво кивает, широко зевает, даже не пытаясь прикрыть рот, и сильнее закутывается в одеяло. Все За Одного уходит, оставляя Мидорию в темноте совершенно одного.***
На следующий день мужчина ждёт пробуждения Изуку уже в комнате. Мальчик просыпается нехотя, но, когда садится на кровать, неожиданно застывает, хмуря брови. На секунду прислушивается, медленно поворачивая голову, и, как только находит источник звука, резко поворачивается к Все За Одного, удобно устроившегося на кресле. — Доброе утро, Мидория, — кивает он, внимательно рассматривая ученика. — Доброе утро, — выдыхает Изуку, явно успокоенный фактом того, что всё это время рядом был именно Учитель. — Ты выспался? Что-то снилось? — безэмоционально спрашивает мужчина, кладя голову на кулак. Изуку оглядывается, потирает виски, силясь вспомнить что-то, но в голове приятная пустота, поэтому ничего не остаётся, кроме того, как ответить: — Нет, ничего. Мне ничего не снилось. — Это хорошо, значит, препарат действует, — склоняет голову мужчина. — Вставай, мне нужно показать тебе дом, — приказывает. — Да, конечно, — тут же отвечает мальчик, свешивая босые ноги с кровати. С опаской он встаёт на пол, боясь шагнуть куда-то. — Ах да, точно, — вздыхает мужчина и поднимается с кресла, беря со стола трость. Аккуратно вкладывает в руки мальчика. — Вот, твоя трость. Думаю, с ней тебе будет лучше. Хотя бы до того времени, пока не выучишь расположение комнат и предметов, — поясняет он. Изуку чуть наклоняет голову вниз, сжимает в руках лёгкий металл. Осторожно ведёт по трости, чувствуя приятную прохладу. — Спасибо. — Не за что, — чуть улыбается мужчина, беря Изуку за руку. Он неспешно показывает Мидории весь дом, специально останавливаясь, чтобы мальчик успел измерить каждую доступную комнату шагами, даёт трогать стены и перила, ручки и узоры на перилах. Помогает подняться на второй этаж, вновь спускается, чтобы Изуку, случайно потерявший счет, пересчитал ступеньки. — Пока что тут никто не живёт, но совсем скоро должен приехать Кретур и ещё несколько других людей. Все они состоят в Лиге, к тому же проверенные люди, поэтому можешь довериться. Они помогут тебе с развитием новых сил и обучением. А через парочку месяцев, а может и раньше, должен приехать ещё кое-кто, кто скрасит тебе время и серые будни. — Понятно… Вы говорили, что дадите мне силу, а также поможете развить скрытую во мне, но… У меня нет причуды, я точно уверен в этом, — слабо качает головой Изуку. Все За Одного легко смеётся, приглаживая волосы Мидории. — Ты точно уверен в этом? Мою причуду не обманешь, — улыбается. Мидория резко останавливается, в неверии распахивая белые глаза. — То есть, у меня есть причуда?! — стоит неподвижно, но сердце в груди неистово бьётся, окрылённое надеждой. — Да, очень интересная и занятная, — говорит он, щёлкая мальчика по носу. Изуку вздрагивает и трясёт головой, сразу же принимая серьёзный вид. — Сегодня ночью я «позаимствовал» её и немного «рассмотрел». К тому же Кретур успел рассказать мне обо всём, что тебя беспокоило. И обо всём, что с тобой случилось, — ровно проговаривает Учитель. — Но почему тогда я не мог воспользоваться ею? И почему не было метки? — Потому что эта сила — не твоя, — резко говорит мужчина, из-за чего Изуку дёргается, как от пощечины. Мальчик даже немного напуган из-за неожиданной смены тона голоса. — Как это?.. Не моя? — Не твоя. И не знаю чья. Но эта сила дремлет в тебе, как в сосуде, и, кажется, она настойчиво стучится к тебе, требуя пробудить её, — загадочно шепчет мужчина, приближаясь к Изуку. — Монстр… — тяжело сглатывает Мидория. — Ты правильно мыслишь, — хвалит Все За Одного, подходя вплотную. — И для того, чтобы ты смог её использовать, — тянет он, — ты должен победить страх внутри, — Все За Одного властно накрывает рукой лицо Мидории, чуть надавливая на глаза: Изуку пытается отстраниться, но у него не выходит, потому что тело начинает сковывать холод. — И пробудить «Творца». Лёгкий толчок — и Мидория падает назад, теряя сознание.***
Противный визг расстроенной скрипки дерёт слух не хуже ножа по стеклу. Мидория морщится, закрывает руками уши, но это не помогает. Дребезжащий бас разбивает перепонки, из-за чего Изуку резко распахивает глаза, так и столбенея. Он пару раз моргает, глупо уставившись вперед. — Это что… Солнце? Над ним, оплетённое черными веревками, как неживое, висит солнце: ярко-ярко красное, отбрасывающее этот свет на всё вокруг. Мидория сглатывает, пару раз моргает, не веря глазам, резко садится, поднимая фиолетовый ворох. Потом хмурится, отрываясь от серого неба, и опускает глаза. Оглядывает фиолетовые небольшие цветочки, в которых лежал, и с ужасом узнаёт в них акониты. Изуку резко подскакивает на ноги, оглядывая всё вокруг. Липкий страх сковывает движения, и мальчишка запоздало понимает, что всё это время лежал в гробу. Он резко отскакивает, чуть не запинаясь о стенку, и приземляется босыми ногами на что-то мягкое и чуть влажное. Боясь наклониться, только едва-едва глядит себе под ноги, скашивая глаза, и понимает, что стоит на погнутых бутонах паучьих лилий, которые окружают «гроб». Мерзкая музыка до сих пор продолжается, и Мидория в отвращении вскидывает голову туда, откуда она звучит. Но тут же жалеет, потому что «музыкантами» оказываются длинные чёрные люди без глаз, но с улыбчивым ртом, наполненным огромными и острыми зубами. Они играют на скрипках, водя по струнам смычками, с которых стекает вязкая тёмная жидкость, и жутко улыбаются, повернув свои головы в сторону Изуку. Мидория боится оторвать от них взгляда, и мерзлота расползается по животу, практически выворачивая желудок наизнанку. Он немного скашивает глаза вбок, видя красную дверь где-то в метрах двадцати от него, бесшумно пытается передвинуть неподвижные ноги, и молится о том, чтобы они сдвинулись с места. Пару мелких шагов получается преодолеть без проблем, но как только Изуку думает, что «существа» не видят, они перестают играть, обрывая мелодию на высокой фальшивой ноте, и замолкают. Изуку перестаёт двигаться, вперивая взгляд на медленно угасающие улыбки. Они опускали инструменты как-то расстроенно, шевелили головами, извивая тонкие шеи, и то, как они это делали, очень сильно пугало мальчика. Мидория не сдерживается — срывается, пытаясь убежать, и слышит, как «существа» позади него кричат и клацают зубами, также срываясь с места. Он пытается выжать из себя все силы, только бы добраться до заветной алеющей двери. Лилии под ногами мнутся, липнут к ступням, и он даже чуть не поскальзывается, но успевает рвануть вперед, вцепляясь в ручку: дёргает на себя, вваливаясь за дверь, и хлопает ею. Изуку тут же оказывается в другом месте: то же серое небо, но теперь ноги обжигает холодный темный пол, и пространство вокруг ограничивают чёрные высокие зубья. Впереди алеет точно такая же дверь. Не теряя ни секунды, направляется к ней, понимая, что единственный выход — это бежать. Сзади слышится грохот, и Мидория быстро оглядывается назад, чтобы увидеть, что «существа» также оказались здесь. Он ускоряется и, когда пытается ухватиться за ручку, неожиданно понимает, что дверь просто упала, отворяясь. По инерции Изуку падает в её неизвестность, испытывая пару секунд свободного полёта перед тем, как в грохотом упасть куда-то. Воздух выбивает из легких, и он ударяется головой, чувствуя, как появляется звон в ушах. Через силу мальчик приподнимается. И страх вновь охватывает. На него, заинтересованно склонив голову, смотрят всё те же «существа», правда без отвратительно-клыкастых улыбок. Они просто сидят за столом, на который он свалился, и молча наблюдают. Главный, который сидит прямо напротив Изуку, пару раз наклоняет голову к плечам, после чего приближается к напряженному мальчишке. Мидория весь подбирается, садится, готовясь рвануть в любую секунду. Темная морда приближается ещё чуть ближе, после чего замирает. На ней мгновенно расцветает оскал. Длинный язык с причмокиванием огладил белоснежные зубы. Мидория почувствовал, как сердце пропустило тяжелый удар, и дёрнулся, разворачиваясь. Ноги проскользнули по гладкой поверхности, и Изуку упал, охваченный паникой. Потом быстро поднялся, вновь заметив красную дверь, и ринулся к ней, когда сзади послышалось рычание. Он успел буквально прыгнуть в неё, но «существа» оказались слишком быстрыми: они успели ухватить за ноги, когда Мидория упал на лестницу, куда вела дверь. Изуку истерично задрыгал ногами, стараясь отпихнуть леденящие лапы, но потерпел неудачу. Он в отчаянии взглянул на следующую дверь, помеченную красным крестом, и протянул к ней руку. Неожиданно дверь открылась, и оттуда потянулась тонкая когтистая лапа. Мидория даже не заметил, как его затянуло в новое пространство, полностью белое. Изуку лишь ошалело смотрел на то, как закрывается за ним дверь, пропадая. С некой надеждой и радостью он повернулся к своему спасителю. Огромные красные глаза, увенчанные черно-белым зрачком, жутко смотрелись на чёрном дымчатом лице. Гуляющий оскал складывался в довольную улыбку, и холод обдал руку, зажатую когтистой лапой. — Здравствуй, — пророкотал монстр. Дымка пару раз дёрнулась, как голограмма, и на месте ужасающего лица монстра появилось радостное лицо самого Мидории. — мальчик мой, — улыбнулся «Мидория».Друг мой милый, друг мой светлый — Трудно птицей быть, ведь Крылья сотканы из стекол, А их разбить несложно. Друг мой милый, друг прелестный — Как же в небе плыть, когда Огнем пылают звезды? Сегодня не вернется Вся сущность — на осколки: Попробуй их собрать.