Ключ от сердца Сьюзен Пэвенси

      Первый снег выпал и больше не таял. Серый Лондон стал серо-белым, ещё более строгим и торжественным, с чёткими линиями зданий и фонарей, с ярко алеющими кляксами автобусов и телефонных будок.       Питер совершенно неожиданно сменил работу. Некий хорошо одетый джентльмен долго стоял в углу, наблюдая за работой и разговорами мойщиков. Внутренней силе и уверенности, исходящей от странного хромого парня, явно было не место на простой рабочей должности.       – Сэр, могу я спросить, где вы воевали? – задал он вопрос Питеру, когда тот закончил с заказом.       – Не довелось, сэр, – ответил тот с лёгким сожалением – скорее грустя по Нарнии, чем жалея о том, что не успел на Восточный фронт. На здешнюю войну рвался Эдмунд, Питер же отлично понимал разницу между полководцем и солдатом. И полагал, что в последней роли толку от него будет немного. Поэтому восемнадцатилетие, встреченное через полгода после отгремевших победных залпов, его не слишком расстроило.       Брови вопрошающего взлетели вверх:       – Тогда где вы так хорошо и грамотно обучились командовать, в ваши-то годы?       – Могу я узнать цель данного интереса? – холодно задал встречный вопрос Питер. Чужое любопытство и без того было постоянным спутником всех Пэвенси, и порой начинало крепко раздражать.       В ответ ему рассмеялись:       – О, простите мою бестактность!.. Дело в том, что я владею сетью фирм, и, естественно, не могу лично приглядывать за всеми. И дела в последнее время совершенно выходят из-под контроля. Мне нужен грамотный управляющий, который бы мог скрепить людей… и не проворачивал бы за моей спиной финансовые махинации, – он испытующе взглянул на Питера – благородство отпечаталось в чертах Верховного Короля, и даже прожжённый бизнесмен невольно испытывал к нему расположение.       Питер помолчал. Никогда нельзя отказывать и соглашаться сразу – это он усвоил хорошо.       – У меня будет ряд условий, – заговорил он наконец. – Мне нужно будет выслушать ваших подчинённых, чтобы понять, в чём причина упадка – и выводы могут не совпадать с вашими, сэр. Мне понадобится свобода влиять на финансовые выплаты и общую политику фирмы. Я не делаю различий между высшей и низшей должностью, если только не считать того, что с высших спрашиваю больше. К тому же какое-то время мой почерк будет совершенно ужасным, – он сжал правую руку в почти полный кулак. Ключевое слово – почти. – И какова оплата? У меня большая семья.       Бизнесмен только головой качал, слушая всё это. Под конец не удержался – потёр руки.       – Сэр, вы совершенно неподражаемый образчик архаики!.. – воскликнул он. – Я искал такого человека очень давно, но кругом лишь хапуги и рвачи… – он вздохнул, и Питер нахмурился, ибо всяк судит по себе. Тот меж тем лихорадочно написал адрес и сумму на клочке бумаги и почти насильно вручил собеседнику. – Приходите прямо завтра, сэр, не пожалеете!.. Сторгуемся, сработаемся!       И, взглянув на наручные часы, охнул и поторопился на выход. Питер посмотрел в бумагу – и тоже чуть не охнул.       Если он будет получать хотя бы половину указанной оплаты, за младших можно не переживать.       Сьюзен закончила швейные курсы и устроилась в одно из ателье, работавшее по вечерам. Учёбу она так и не бросила, более того – когда студентов отправили на практику, её проект оказался одним из самых блестящих. Немногие на её курсе уже работали и могли представить что-то ощутимо полезное. Это так воодушевило Сьюзен, что она всерьёз задумалась о том, как бы ещё применить теорию в действии, и впервые за три с лишним года засела за учебники добровольно и с удовольствием.       Странное дело – ей казалось, что она всё это когда-то уже изучала. Не совсем такое, и совершенно не в такой, откровенно занудной, форме – но, несмотря на все прогулы, суть экономических законов проступала перед ней с ясностью. И, рассмотрев наконец за скучной формой содержание, Сьюзен вернулась к учёбе, поражая сокурсников и преподавателей рвением и умом, который ранее в ней никто не подозревал, единожды записав в легкомысленные кокетки.       Первая её клиентка оказалась рано постаревшей женщиной, пришедшей исключительно потому, что у одного из платьев порвался подол, не подлежа восстановлению.       – Мне что-нибудь попроще, милочка, – одышливо заявила она, пока Сьюзен снимала мерки. – Всякие там фасоны надо носить красивым девушкам, вот как вы, мисс, а нам, старухам, куда…       – Какой цвет желаете, мэм? – спросила Сьюзен, записывая полученные цифры. Та замахала руками:       – Потемнее который! Чтоб служил дольше.       Когда она вернулась через неделю, её ждало строгое тёмно-синее платье, практически отвечавшее последней моде – с поправкой на возраст. Клиентка, выйдя из примерочной, охнула:       – Экая красота!.. Прям и страшно в нём идти-то будет. Поди, ещё и дороже вышло?       – Цена оговоренная, – покачала головой Сьюзен. И, сняв с себя белый прозрачный шарфик, набросила клиентке на шею, проворно завязав изящный бант и сдвинув его чуть набок.       – Вам бы сюда ещё помаду, мэм. Красную, – вкрадчиво прошептала она, глядя, как усталое существо преобразилось в довольную и не старую ещё женщину. – И это платье требует аксессуаров. Тёмный у лица скрадывает цвет вашей кожи, а светлый разбавляет.       Та поворачивалась у зеркала так и эдак, будто не веря своим глазам.       – Я думала, чёрный будет или вон хоть серый, – сказала она. – Синий, надо же!.. Я как раз в синем была, когда мне Фред предложение делал. Может, напомнить ему об этом, а?       Она подмигнула Сьюзен, отсчитала положенную сумму и ушла, нет – выпорхнула из ателье, будто забыв и про одышку, и про лишние килограммы и года. Снять шарфик клиентка забыла – или посчитала услугой от ателье. Сьюзен великодушно не стала её в этом разубеждать.       Через несколько дней в ателье вошла хорошо одетая леди, о кторых принято говорить «без возраста», и с порога воскликнула:       – Кто здесь мисс Пэвенси?       Сьюзен поднялась с рабочего места, здороваясь. И тут, к удивлению, леди едва ли не обняла её.       – Ох, простите, мисс… Но вы сотворили чудо с моей подругой! Сколько уже времени я твердила, что она хоронит себя в этих старых нарядах, но она ни в какую не хотела примерить ничего другого. Что уж говорить о том, чтобы хоть губы подмазать!.. А теперь она, стыдно сказать, выглядит едва не моложе меня! И эта алая помада ей так идёт… Муж её встретил вчера с наших посиделок, представляете? И всё под ручку, под ручку… Вы волшебница, мисс, я желаю пошить у вас… – и леди перечислила количество вещей, которого хватило бы на средних размеров шкаф.       Недоумённое было лицо Сьюзен медленно озарялось, и наконец она улыбнулась – широко, по-настоящему. Впервые со злополучного крушения.       Эдмунд, повздыхав, забрал документы из юридического, за который стало нечем платить, и ушёл в полицейскую школу – там обещали неплохую стипендию, к тому же некоторые предметы ему перезачли. Он вступил в добровольную дружину, и вечерние его, а то и ночные, отлучки стали нормой. Сёстры, впервые увидев его в новенькой хрустящей форме, в надраенном шлеме с серебряной звездой, дружно выдохнули. Сьюзен ещё и добавила:       – Не будь ты моим братом, Эд, влюбилась бы!..       Тот отшутился, но всё это было, разумеется, приятно.       Дружинников гоняли в самые неблагополучные районы Лондона и его окрестностей, о которых Эдмунд и не подозревал. Впрочем, общаться с преступным миром ему было не в новинку, хоть порой он и жалел об отсутствии меча. Однако тренировок они с Питером не прекращали – это кроме обязательной физкультуры в школе. Слишком уж большое удовольствие доставляло осознание королевской силы и контроля над собственной жизнью. А для этого надо было работать, и много, тем более здесь, в Англии, где прежние навыки казались подёрнутыми дымкой.       Война кончилась четыре года назад, но шлейф её тянулся, по-прежнему корёжа людские судьбы и души. Кто-то не мог найти себя в мирной жизни, кто-то слишком привык решать все проблемы насилием… Впрочем, преступники были везде и всегда, хватало их и в Нарнии, но каждый раз, сталкиваясь с грязью и подлостью, Эдмунд чувствовал дикое желание покончить с подобным раз и навсегда – и неважно, какой ценой. Увы, этому дракону нельзя было отрубить головы. На бой с ним приходилось выходить раз за разом, без надежды на окончательную победу. Но король, прозванный Справедливым, слишком рано прочувствовал природу зла и добра, чтобы замахиваться на неподъёмное, и почитал за честь сбить с ухмыляющейся морды хотя бы пару мерзких чешуек.       Питер, принеся домой первую зарплату управляющего, предложил брату вернуться в вуз, но Эдмунд покачал головой.       – Благодарю за щедрость, брат мой Верховный Король, но мне в самом деле по душе роль «парня в синем»*. Быть судьёй у нас – совсем не то же, что быть судьёй в Нарнии: там я мог влиять на судебную систему, здесь – нет. И речь не о принципах закона, а о способах его исполнения. Здешняя система громоздка и неповоротлива, будто этинсмурский великан. Клянусь Львиной гривой!.. Да я предпочёл бы вступить в схватку с любым из них, чем убеждать почтенных джентльменов и ещё более почтенных леди в необходимости реформации. Впечатление, что они заткнули уши от здравого смысла на манер дражайшей сестрицы… В полиции я вижу результат своего труда. Я могу отпустить голодранца-карманника, надавав ему пинков и назвав пару мест, куда он мог бы пойти зарабатывать честным трудом. Но если попадётся ещё раз мне или коллегам – упрячу за решётку без сожалений. Я не сплю порой по ночам – чтобы люди не боялись ходить по улицам моего города, Питер. Неизвестно, когда мы вновь окажемся в Нарнии, сколько времени понадобится сестре нашей королеве. Но лучше это время я потрачу, принося реальную пользу, а не штудируя учебники по римскому праву. И без того…       Он хотел было сказать, что до сих пор жалеет о том, что не успел на фронт, но не стал. Но Питер его понял. Хлопнул по плечу и ответил только:       – Добро, брат мой король. Да будет по твоему слову.       Труднее всех приходилось Люси. Самая младшая, она до крушения не успела даже школьный аттестат забрать. Получив наконец его на руки, она задумалась, что же ей делать дальше. Умирать от скуки и висеть обузой на шее старших она решительно не хотела. Но выбор её резко ограничивался и средствами – всё же они не шиковали, а Сьюзен ещё и настояла, чтобы часть откладывали на счёт, помня реальную угрозу безденежья после крушения – и тем, что на очное обучение её бы не взяли. Поэтому самое очевидное – языковое отделение – отпадало, потому что иностранным языкам заочно не учили.       – Если ты хочешь, Лу, я могу договориться об индивидуальном репетиторстве, – предложил Питер. Эдмунд из-за его спины ухмыльнулся:       – Точно. А если не договорится он, договорюсь я.       – Только определись, правда ли ты хочешь этим заниматься или просто развлекаешься на досуге, – продолжал старший, не обращая внимания на шпильку брата.       – Я… не знаю… – растерянно ответила Люси, и Питер пожал плечами:       – Тогда думай, Лу. Я не сделаю этот выбор за тебя.       – Я вообще думала, что мы к этому времени уже в Нарнии окажемся обратно, – пробурчала Люси под нос, но её услышали.       Питер положил ей руки на плечи, взглянул в глаза. Сказал ласково, но твёрдо – младшую сестру всегда поражало и восхищало то, как у него это получалось:       – Дорогая моя Люси, я люблю тебя больше собственной жизни. Будь ты единственной моей сестрой, я бы заботился лишь о твоём благополучии. Но нас четверо – было и должно быть. Сьюзен дорога мне не меньше, и я буду с ней рядом столько, сколько потребуется, хотя сердце моё не перестаёт тосковать по Нарнии. Смею заметить, сестра моя королева, ты тоже пришла сюда по собственному выбору. Будь же его достойна.       Эдмунд дёрнул брата за рукав, заметив в дверях взметнувшееся платье старшей сестры. Та всё слышала, но отступила обратно в темноту коридора, не войдя к ним.       Люси, не заметив ничего, всё же отвела взгляд. Почему-то смотреть Питеру в глаза стало невыносимо.       – Я попробую, – пискнула она. И, не выдержав, потянула брата на себя, пряча лицо в объятьях.       Но на самом деле после тирады Питера она приободрилась. Он давно не говорил с ней на равных, как со взрослой королевой, а не как с младшей сестрой-калекой, которую надо было оберегать. Люси пообещала себе непременно найти подходящее занятие – и увидеть во взгляде Верховного Короля сдержанную гордость.       Сьюзен крепилась из последних сил. Она считала себя взрослым рассудительным человеком, приверженцем реальных фактов. Реальные факты были таковы, что сперва её старший брат, а потом и младший вместе с сестрой каким-то образом выжили и даже не слишком пострадали. К Люси последнее относилось с натяжкой, но всё же. Нужно было как-то объяснять это себе, чтобы не сойти с ума.       Сьюзен бегала от объяснений, пряча прекрасную голову в песок. Она не могла забыть, с каким остервенением Люси, дотянувшись до папки с документами, нашла своё и Эдмунда свидетельства о смерти и разорвала на мелкие-мелкие клочки. Собрав те в пригоршни, подбросила над собой, и они закружились, плавно оседая на волосах и руках, будто снежинки. Люси засмеялась, а Сьюзен застыла, глядя на сестрёнку и не понимая, почему так сжало сердце от связки «Люси-снег».       Заказав изменённую табличку на памятник, Сьюзен в одиночку поехала на кладбище. Что-то ей подсказывало, что третьему шоку не быть, и родители успокоились навеки. Посмотрев на два имени, смотревшиеся теперь несоразмерно на слишком большом могильном камне, она склонилась, прижавшись лбом к холодному граниту, и стояла так до тех пор, пока с неба не посыпались колючие снежинки. Протерев рукавом фотографии родителей, совсем ещё молодых, улыбающихся, счастливых, Сьюзен промокнула глаза уголком платка и побрела обратно.       Должно было бы стать легче, но с каждым днём становилось всё сложнее. Она почти жалела о том, что братья и сестра больше не доставали её своей дурацкой игрой. Сью слышала, как они шептались и толковали о Нарнии, умолкая, стоило ей войти. Даже Люси, главная фантазёрка и раздражающе честная девушка, не пыталась больше навязать ей веру в выдуманную страну. Они просто жили вчетвером, вели совместный быт, трое как могли зарабатывали деньги, Люси взяла на себя обязанность каждый вечер встречать их горячими ужинами – и можно было представить, что родители просто уехали куда-нибудь в отпуск, оставив уже выросших детей одних.       Но Сьюзен не было покоя. Молчание троих странных образом раздражало, она почти скучала по времени, когда слышала обидное «Да Сью уже не друг Нарнии, её можно не звать». Тем более шифровщики из Пэвенси были так себе: сколько раз она после слов Питера или Эда «сестра моя…», хоть те и старались перестроить обращение, мысленно договаривала проклятый королевский титул!.. Она слышала, что так они по-прежнему называли Люси, реже – друг друга, и в ярости прикрывала глаза, стараясь дышать ровно и спокойно, когда в душе бушевала буря.       Пустынная буря.       ...В самом глухом и дальнем уголке сердца Сьюзен стоял запертый сундук, где прятался её личный демон. У демона было тёмное лицо, сверкающие белки страшных глаз и изогнутая сабля на поясе ярких шёлковых одежд. Она похоронила его, заперев в сундук, придавив тот камнями обиды, боли и страха. Убеждая себя, что всё переживёт и всё сможет, что она взрослая и умная, Сьюзен не заметила, как, запирая демона, заперла вместе с ним целую страну. Ключ от сундука был, казалось, надёжно выброшен. Но возвращение тех, кого она хоронила собственноручно, расшатало ослабевшие дужки.       Демон, почуяв слабину, рвался наружу. Сундук ходил ходуном, и Сьюзен закрывала глаза на всё, лишь бы отдалить тот день, когда крышка всё же будет сорвана с петель. *«парни в синем» – прозвище сотрудников Столичной полиции Англии, из-за цвета формы, разумеется.