Ключ от сердца Сьюзен Пэвенси

      В Рождество Сьюзен проснулась раньше всех. В доме царила темнота, ещё темнее было за окнами, когда она тихонько прошла на кухню, выпив по обыкновению стакан воды. Кухня стала заменой бывшей гостиной, куда стекались все часто и помногу. Вот и ёлка тоже стояла в углу кухни, тёмная и строгая, несмотря на украшения. Сначала её хотели поставить в девчачьей комнате, но Люси воскликнула:       – Ой, нет, ни за что! – не желая, чтобы приходили к ней, но желая добраться сама до праздника, пусть для этого и надо было всего-то пересечь коридор. Но потом неуверенно добавила: – Ну, если Сью хочет…       – Не хочу, – быстро сказала старшая, и ёлку водрузили на кухне.       Пахло хвоей и немного корицей – вчера её просыпали, и, хоть Сью и убрала всё, запах остался. Впрочем, он добавлял уюта даже сейчас, в темноте и прохладе. Сьюзен сидела так, в темноте и тишине, стараясь не думать ни о чём. И это почти удалось ей. Пока за окном не наметилась узкая бледная заря, и домашние не проснулись, и не начали помогать ей готовить и накрывать на праздничный стол.       Но вот наконец на столе появились зажжённые кристинглы*, и сервированная посуда, и связка карамельных красно-белых конфет-тростей.       – Идите переодевайтесь, – кивнула Сьюзен братьям. – Поехали, Лу.       Она увезла сестру к себе, помогла ей переодеться и сама надела любимое своё голубое платье. Вдела жемчужные серьги, жемчужную же нитку обернула вокруг шеи. Нервным жестом поправила у зеркала чёрные локоны – причёску она ещё раньше успела сделать.       – Сью, я тоже кудри хочу, – заявила младшая.       – Остынет же всё, – вздохнула Сьюзен, но завила сестре волосы. С локонами золотоволосая Люси, в розовой юбке и белой блузке, стала похожа на рождественского ангела. Казалось – сейчас за её спиной распахнутся крылья, и она взлетит, освещая своей улыбкой и раздавая благословения так же, как делала всё – щедро и беспечно…       Но левая нога сестры вновь неестественно подогнулась, возвращая к суровой реальности, и Сьюзен со вздохом вернула её в ровное положение. Сердце внезапно сжалось: а ведь эти ноги, едва ли переставшие напоминать спички, могли бы танцевать, ходить куда захочет хозяйка, бегать и ловко прыгать – по сугробам, по лужам… по нарнийским полям… Младшая сестра любила Нарнию до беспамятства, и Сьюзен только сейчас подумала, чего же Люси стоило расстаться с вновь обретённой страной – ради неё.       – Ну скоро вы там? – нетерпеливо стукнул в дверь Питер. Не услышав возражений, зашёл – уже в костюме и галстуке – и выдохнул с восхищением:       – Люси, какая же ты красавица!..       Сьюзен ещё и накрасила её из подаренного набора – точь-в-точь как в прошлый раз, даже немного ярче. Но тогда Питеру было не до тонкостей внешнего вида младшей сестры. Сейчас же он опустился на одно колено перед коляской Люси, сравняв их лица на одном уровне и не заботясь, что может испачкать брюки. Та улыбалась во весь рот, смущённая и безмерно довольная.       – Эй, Пит, ты не забыл, что она вообще-то твоя сестра? – хмыкнул Эдмунд с порога, тоже одетый с иголочки. – Выглядишь так, будто предложение делать собрался.       – Давай его побьём, Лу? – предложил Питер не оборачиваясь. Люси рассмеялась:       – Давай! Только не сильно.       Фыркнув, Эдмунд пропал в темноте коридора, но меньше чем через полминуты вернулся. Чуть смущённо протянул руку старшей сестре – та взглянула с подозрением, но ладонь вложила. И все услышали, как заиграла музыка – торжественная и строгая.       – Вы и граммофон принести успели? – изумилась Сьюзен. – Я совсем забыла…       – Мы чуть с голоду помереть не успели, пока вы тут торчали, – проворчал Эд. – Но оно того стоило, должен признать, – лукаво подмигнул он, окинув нарядную Сью взглядом. – Пойдём, сестра моя королева.       Питер наконец поднялся и покатил Люси следом. Они воздали должное пудингу и индейке, но за столом не звучало привычных разговоров и шуток, только музыка всё играла – Эдмунд уже дважды менял пластинку. Это было их первое Рождество в Англии без родителей, и грусть пришла незваной гостьей, присев пятой без спроса за праздничный стол. Ещё и мелодия зазвучала совсем печальная и протяжная, и Питер, заметив, как глаза младшей сестры наполнились слезами, резко поднялся. Поставил на стоп иглу проигрывателя, переворошил стопку пластинок рядом.       – Вот, это пойдёт, – проговорил.       Люси, заслышав звуки вальса, смахнула всё же выбежавшие пару слезинок и улыбнулась, шмыгая носом.       – Здорово, – вздохнула она. И с удивлением воззрилась на склонившегося перед ней по всем канонам галантности старшего брата:       – Окажите мне честь, ваше величество – потанцуйте со мной.       – Пит… Конечно, я согласна, но…       – Ни слова больше. – Питер поднял её из коляски, тут же крепко обнял за талию, не давая упасть. Люси обхватила брата за шею, практически повиснув на нём, и они принялись покачиваться в такт музыке.       Увидь их кто сейчас, наверняка бы осудил брата и сестру, давно не детей, столь тесно прижавшихся друг к другу. Но Питер не мог испытывать к младшей сестре ничего, кроме щемящей, выворачивающей душу нежности. Люси же, безмерно и открыто любившей брата, и вовсе было плевать на чужие грязные сплетни. Но осуждать – и даже подшучивать – над ними было некому: Эдмунд, промокнув губы салфеткой, тоже утянул Сьюзен танцевать.       Некому было и любоваться, сколь красивое зрелище представляли собой две пары – одна кружившаяся на свободном пространстве кухни, вторая почти замершая на месте. Две светловолосые головы, склонившиеся друг к другу. Две тёмные, то приближавшиеся, то отдалявшиеся по велению музыки и движений. Голубое платье Сьюзен, взметавшееся колоколом. Белая, словно ангельское одеяние, блуза Люси. Одинаково серые костюмы Питера и Эдмунда – будто рыцарская броня. Они терялись, Англия вокруг – или Нарния, кто они сами – обычная семья Пэвенси или клан нарнийских правителей, где каждый готов заслонить другого собой без лишних слов и раздумий.       Люси попыталась извернуться, сменить утомившее положение. Не удалось. Зашипела Питеру на ухо:       – Всё, я устала.       Почти сразу кончилась музыка. Эдмунд и Сьюзен церемонно раскланялись друг с другом, и Сью выключила граммофон. Питер меж тем выглянул в окно – там на удивление вовсю светило солнце сквозь морозную дымку, прямо-таки маня пробежаться по хрустящему снегу.       – А не завалиться ли нам покататься с горки? – вопросил Верховный Король, развернувшись, и вид у него был шальной и совершенно мальчишеский.       Эдмунд показал ему кулак, глазами указав на Люси.       – Что? – не понял Питер. – Лу прекрасно может съезжать вниз. А наверх я её подниму.       – В шубе и сапогах? – скептически уточнил младший. – И на сколько раз тебя хватит, позволь поинтересоваться?       – На сколько захочет, – просто ответил Питер.       Народу на горке было много. В основном – дети, но мелькали и подростки. Для самых маленьких была отдельная горка.       – Пошли, Лу, – Питер, подхватив её на руки, понёс вверх по деревянным ступенькам, предварительно вручив сестре кусок фанеры. Усадил на неё Люси; уложив ровно ноги сестры, вытянул по бокам свои, длинные. Горячо выдохнул: – Готова?       – Да!.. – отозвалась та счастливым от предвкушения голосом.       – Тогда держись!.. Береги-и-ись!..       Последнее относилось уже к катившимся рядом детям, но, разумеется, не помогло: внизу образовалась куча мала, вопящая, смеющаяся и вся облепленная снегом.       После второго раза какой-то мальчик с разноцветными ледянками в руках, глядевший разинув рот на двух сумасшедших взрослых, что смеялись громче иных детей, подёргал Питера за рукав:       – А можно с вами?       – И я хочу! – тут же добавила девчушка лет десяти, укутанная шарфом по самые брови.       – И я!..       – Можно всем! – объявил Питер. – Садитесь один за другим на свои ледянки, картонки – у кого что есть. И держитесь крепче за впереди сидящего.       – Хочешь поехать со мной? – спросила Люси девчушку в шарфе. Та кивнула, и Люси крепко обняла её.       – Все готовы? – обернувшись, зычно спросил Питер, оглядывая «паровозик», устроенный детьми. Нестройное «да!..» было ему ответом. – Тогда поехали!..       Эдмунд и Сьюзен неторопливо прогуливались рядом по заснеженному парку. Горку отсюда было прекрасно видно.       – Пошли тоже кататься, Сью, – предложил Эдмунд. – Торчим тут как две каланчи...       – Две каланчи сейчас детей пугают, – возразила сестра. – Я не буду кататься. Не хочу шубу портить.       – Так мы на ногах же.       – Тем более! Я давно выросла из всех этих детских забав, Эд. К тому же повторяю: у меня шуба.       Шуба на Сьюзен и впрямь была хороша: чёрная норка, привезённая отцом из Америки. Чёрные же сапожки на небольших каблуках и такие же перчатки превращали её в настоящую леди, и Эдмунд, усмехаясь про себя, поймал уже не один завистливо-недоумённый взгляд. Сам он вышагивал в полицейском мундире: старые их с Люси вещи были проданы, а на новое пальто стипендии его всяко бы не хватило. От предлагаемых же Верховным денег он упорно отказывался, заявив, что форма тёплая, и вообще, ему нравятся серебряные пуговицы. Корону напоминают.       – Шуба – это, конечно, хорошо… – протянул Эдмунд, и тёмные его глаза азартно сверкнули. – Но я знаю, что ещё лучше.       Парковая дорожка как раз делала поворот. Сьюзен не заметила коварно подставленной подножки и, вскрикнув, полетела в сугроб. Забарахталась, пытаясь перевернуться и встать на ноги, но снежок, угодивший в живот, а следом в шею, пресёк эти попытки.       – Эд, скотина маленькая!.. Мпфм… – ещё один снежок прилетел в лицо, залепив рот, и Сьюзен рассердилась по-настоящему. Снег лепился хорошо, и, забыв о шубе, о приличиях и о том, что она взрослая леди, она принялась скатывать мелкие плотные шарики и на удивление метко пулять их в младшего брата. Один мстительный снаряд угодил Эдмунду в лоб. Осыпавшимся от удара снегом засыпало глаза, и, пока он прочищал их, Сьюзен успела подняться и столкнуть брата в сугроб. Встала над ним с видом победительницы, скрестив на груди руки… и с криком снова полетела вниз.       – Ты купилась дважды на один приём, – заявил Эд, с наслаждением разбросав длинные руки и ноги по снегу. – Старушка Сью совсем стала слаба памятью и реакци… ой!..       Они мутузили друг друга, пока обоих не облепил снег с головы до пят, оставив нетронутыми только разрумянившиеся лица. Умаявшись, Сьюзен со вздохом откинулась на спину.       – Представляю, как я сейчас выгляжу, – произнесла она.       – Обворожительно. Потрясающе. Великолепно, – с чувством ответил Эдмунд, и Сьюзен повернула голову к нему. С выбившимися из-под шапки волосами, вся в снегу, она и впрямь была краше прежнего. – Серьёзно, Сью, будь моя воля – я бы отдал тебе прозвище Питера.       – Спасибо, мой рыцарь, – проговорила она. И, глядя на совершенно довольного собой и жизнью брата, простонала: – Эд, вот как у тебя получается любить зиму?!       – А с чего бы мне её не любить? – искренне удивился тот, поднимаясь и помогая сестре подняться, а потом отряхнуться. – Я обожаю снег, мороз и лёд – это же столько возможностей!.. Можно кататься с горы и на коньках, можно кидаться снежками и просто валяться в сугробе, как вот сейчас. Можно строить крепость из снега. Да и просто это красиво – белые просторы, чёрные деревья, красные ягоды рябины и грудки снегирей… А почему ты спрашиваешь?       Сьюзен продолжала отряхивать колени, на которых давно уже не было снега.       – Ну, ты… и зимняя ведьма, – неловко сказала она наконец. – Я не в упрёк, Эд! Просто… как? Я раньше любила лето, и английское, и нарнийское, пока не съездила в этот проклятый Калормен. И возненавидела всё летнее! Меня не радует ветер в лицо, не расслабляет вода, не греет солнце, не освежает тенистая зелень. Даже лёгкие яркие платья не вдохновляют. Мне стало противно всё это! Потому что всё напоминает о нём. Я не могу его забыть, – голос упал до шёпота. – Не могу избавиться от этого проклятья. Каждый день вспоминаю – крики, стоны, земля дрожит под копытами коней… мне кажется, они идут по мне. И лучше бы они и впрямь меня затоптали тогда, ничего бы не было… И при этом… – Сьюзен отвернулась. Нет уж, как она ласкает себя, запершись в ванной и вспоминая тёмное, горячее, пахнущее мускусом тело над собой, она рассказывать не будет. – Мой демон сжирает меня изнутри, Эд, – подняла она больные глаза на брата. – Я пыталась убедить себя, что всё выдумка, думала – станет легче… И это почти удалось, но вы вернулись, и… и я не знаю, что делать!       Эдмунд помолчал. И сказал совсем не то, что Сьюзен ожидала услышать.       – А с чего ты вообще взяла, что имеешь какое-то отношение к Арченландской битве? Тебя там даже не было.       – Но если бы не… – привычно начала Сьюзен и была совершенно не по-королевски перебита:       – То Калормен отказался бы от лакомого кусочка у себя под боком? И не попытался бы найти иной повод? Сью, ты прекраснее луны и солнца, но твоей гордыней можно горы двигать. Твой жених был мерзавцем и изрядной сволочью, и я очень жалею, что не достал его в воротах Анварда. Но он не был идиотом. Прояви уважение к противнику.       – Не говори как Питер!.. – вскипела сестра.       Эдмунд пожал плечами:       – Могу сказать как верховный судья Нарнии, если тебе угодно. Королева Сьюзен Великодушная, вы обвиняетесь в злостном прогуливании уроков истории и политологии. Иначе вам бы в голову не пришло, что один человек может стать причиной столь масштабного события, как военное вторжение. Это всё равно что заявить, что первая мировая война разразилась потому, что убили австрийского герцога, а вторая – потому что некая личность не состоялась как художник. То есть напрочь игнорировать вектор развития стран, их многолетние взаимоотношения и нерешённые конфликты, что и послужило причиной войн. Причиной, Сью, не поводом. Неужели так трудно было провести параллели с нашей историей?.. Кажется, я начинаю понимать профессора Керка, – хмыкнул он. – Чему вас только учат в вашем институте, леди? Чему вас учили при нарнийском дворе?       Сьюзен в ответ зачерпнула горсть снега и швырнула в брата. Тот, стянув перчатку, провёл ладонью по снежной взвеси, с лёгкой улыбкой наблюдая, как она тает. Продолжил уже без насмешки:       – Ты спрашиваешь, почему я люблю зиму, хотя имею все основания её ненавидеть. Потому что зло не должно побеждать, Сью. Человек может поддаться его власти, но не должен под ней оставаться. Позволь я себе возненавидеть ни в чём не повинное время года – и Джадис бы выиграла. Она бы доказала, что имеет власть над моей душой даже будучи мёртвой, что может диктовать, как мне жить, какие чувства испытывать. Я не желаю, чтобы мной управляла ведьма.       – Сьюзен, Эд!.. – окликнула их звенящим голосом Люси. – Мы накатались!       – Да вы тоже, гляжу, не скучали, – заметил Питер, окидывая взглядом взъерошенных средних и поправляя собственный сбившийся шарф. Подкатил Люси к Эдмунду и широко зашагал обратно, на ходу крикнув: – Я сейчас!..       Они не слышали его голоса, но видели, как Верховный Король съехал с резко опустевшей горки – стоя в полный рост и балансируя руками, чудом несколько раз не свалившись. Пробежал с десяток ярдов внизу, припадая на левую ногу, но и тогда умудрился не упасть.       Вернулся к ним – сияющий, как начищенный Риндон.       – Эд, Сью, вы кататься пойдёте? – спросил слишком громко, не успев перестроиться. Сьюзен отрицательно замотала головой, и Эдмунд ответил:       – Нет, мы лучше вечером, на коньках. Уж от этого ты не откажешься, – заявил он, беря сестру под руку, и та кивнула.       – Тогда домой, греться! – заключил Питер и покатил Люси. Та запрокинула голову.       – Брат мой Верховный Король, – произнесла, глядя на него снизу вверх. – Мне кажется, ты носишь Нарнию с собой, куда бы ты ни пришёл. Даже будучи в разлуке с ней.       – Это всё, о чём я могу мечтать, Лу, – ответил тот.       …Вечером Люси долго мялась и вздыхала, глядя в окно на рождественскую звезду. Вспоминала Нарнию, вспоминала королеву Великодушную и счастливые времена без коляски, но отметала одно за другим желания: на исполнение ни одного из них она не могла повлиять. Наконец, решилась.       – Хочу, чтобы Питер мной гордился, а не только любил. Хочу сделать что-то настоящее, – прошептала она, глядя в морозное тёмное небо. *Кристингл («свет Христа») – британский символ Рождества, апельсин с вычищенной серединкой и свечой внутри. Украшен красной лентой и 4 палочками, направленными во все стороны света.