Свободная воля.

Александр долго смотрит вслед вышедшему явно близкому ему человеку, как в пустоту, будто задумавшись, но задумчивость явно не имеет к ушедшему отношения. Это видно. Не могу сказать, по каким признакам. Но мне кажется, я уже изучил выражения лица Александра. Он думает о другом. Он задумался по-другому. Совсем. Поднимает словно бы в изумлении тёмные брови. На лбу от этого собираются длинные продольные тонкие морщины. Лицо у него в этот момент удивлённое и трогательно беззащитное. И тут оно разом меняется. Ал мгновенно становится серьёзен и сосредоточен. На ходу он вынимает из кармана форменных брюк телефон и набирает номер. - Хелен. Кто-нибудь видел, чтобы малыш спал? Я знаю, куда он направляется, поэтому встречаю его и Хелен в отделении реанимации. - Как ты догадался? Никто не заметил. Мы же осматривали его! – женщина изумлённо смотрит на Тёрнера. Тот пожимает плечами. - Наверно, когда осматривали, держали на руках. Хелен согласно ему кивает. – А патология хряща проявляется, когда ребёнок лежит на спине. Он просто не может в таком положении дышать носом. Женщина-педиатр качает головой. Она в удивлении и восторге. - Алекс. Ты удивительный врач. Ты не только хирург потрясающий, ты и диагност изумительный! И очень хороший человек. Я рада, что могу называть себя твоим другом. Александр легко похлопывает женщину по плечу. - Это я польщен твоей дружбой. - Как Майкл? Алекс морщится: – Он чересчур меня опекает. Слишком. Мне это не нравится. - Он влюблён. За последние восемь лет я не помню его таким счастливым. И женщина, словно имея на это полное право, убирает твёрдой рукой упавшие на лицо Тёрнера волосы. Она ведёт себя с ним, словно мать, хотя старше всего лет на десять от силы. - Он на меня давит. Пытается решать за меня, словно право имеет, - Александр начинает злиться. Я это чувствую, странным образом. - Он заботится о тебе. По-другому он просто не может. Майкл тобой дорожит. Ты даже представить не можешь, как сильно. Возможно, стоит позволить ему это делать? Заботиться? Он не навредит... И женщина заглядывает Александру в глаза с какой-то мне непонятной, робкой надеждой и скрытой болью. Но Ал выворачивается упрямо из-под её руки. -- Хелен. Я знаю, как ты любишь брата, но мне не нравится, когда мной пытаются управлять. Я давно не ребёнок. Я взрослый мужчина. Самостоятельный. А он ведёт себя со мной так, словно я беспомощная, безмозглая девка. Меня это напрягает конкретно! - Ал завёлся, но увидев, как на него смотрит Хелен, в смущении опускает глаза. - Извини. Накопилось. Не стоило мне говорить тебе это. Я, пожалуй, пойду. - Прошу тебя. Дай ему шанс, – тихо, почти шёпотом, произносит женщина ему в спину. ***** Толстенький, невысокий, живой, словно ртуть, человек с обширной лысиной и забавными кудряшками над острыми ушами самозабвенно и с неописуемым удовольствием, чавкая, облизывая пальцы и ложку, поглощает шоколадный мусс из пластикового контейнера. Авриэль Иссер Эрлих очень любит вкусно покушать. Это видно по выражению полнейшего наслаждения и довольства. Я появляюсь здесь потому, что это ЕГО пациент. И как только я появляюсь, Авриэль, вздрогнув, роняет контейнер и ложку, что с бренчанием падает и катится по полу прямо под ноги стройной, ухоженной, но далеко не молодой женщине с пышной прической и волосами яркого тициановского оттенка. Женщина нагибается и поднимает контейнер и ложку. В изумлении смотрит на мужа (а что это муж, понятно без слов). - Что?! - толстячок нервно перебирает сложенными на груди пухлыми ручками. - Что, Фрида? Я не в тюрьме, в конце-то концов. И если бы меня прооперировали сегодня, как обещали, я бы питался уже внутривенно. Или бульончик пил овощной через трубочку. - Если будете есть эту дрянь… - Александр бесцеремонно забирает у оторопевшей женщины контейнер и разглядывает его, внимательно читая этикетку. – Не стоит делать операцию. Выброшенные на помойку тридцать штук зелени и мои бесполезно потраченные усилия. Тут одна химия и жиры. - Но это вкусно! - возражает живенький толстячок. - Зачем тогда мне операция, если я не смогу наслаждаться жизнью? Александр лишь качает неодобрительно головой. - Что случилось, док? Почему я должен торчать тут до понедельника? - Вы не уверены? - вступает рыжая женщина. Сразу видно – за мужа она готова на всё, и, хоть совершенно миниатюрна, наплывает на Тёрнера, как ледокол на мелкую льдину. – Что-то не так? Не в порядке? Вы мне скажите сразу. Доктор, всё же будет в порядке? Дайте мне слово! И Ал, побледнев, просто сбегает. Я не могу быть сейчас с ним рядом. Катастрофа в аэропорту L.A. Боинг не смог взлететь. Рухнул. Так что у меня есть обязанности перед людьми и Творцом. ***** Вечер, и достаточно поздний. В центре и свет уже погасили, оставив лишь техническую тусклую подсветку, позволяющую не заблудиться в переплетении коридоров. Я у лифта в огромном холле. Он идёт. Я спиной чувствую, как он подходит. Нет. Не так. Я чувствую, как он подходит ко мне со спины, всем своим существом. Потому, что я пожелал. Я пожелал и хочу видеть его глаза. Я хочу его взгляда. Хочу почувствовать и услышать честные мысли. Что он подумает обо мне? Вдруг я совсем ему не понравлюсь. Может, он и не заметит совсем. Пройдёт мимо и взгляда не кинет. Я знаю, как выгляжу. Странно для этого мира, но я не выбирал. Все мы экипированы одинаково. Длинный, вроде бы кожаный тончайший и нежно мягкий плащ ниже колен. Чёрный, как бездна. Чёрная хлопковая рубашка. Чёрные брюки и длинный тонкий шёлковый шарф. Кэм наматывает его волнами на шею, а я не люблю. Он вечно тащится за мной по земле чуть ли не на пол-ярда. И рубашку я не застёгиваю до половины. Мне почему-то так нравится. Мне так комфортно. И ботинки. Удобные. Военного образца на длинной высокой шнуровке. Они не подходят по стилю к шелковым брюкам, но, возможно, у Спасителя собственный вкус. Не мне же судить. Он подходит, и я оборачиваюсь, судорожно считывая эмоции с обожаемого уже лица. Я чувствую, что падаю в бездну. В животе пустота, и мне жутко и страшно. Я чувствую этого человека. Он поражён. Ал разглядывет меня и молчит. Но мне слова не нужны. Я читаю летящие бешено мысли и образы. Это странно и так необычно - чувствовать то, что вихрем проносится в голове смертного, впервые увидевшего тебя. " О боже!" - это главная мысль, что всё накрывает. "О боже… Как он… Как он… Со мной никогда этого не случится. Не смотри, идиот. Не смотри. Перестань драть себе душу. Я не могу. Пусть лифт никогда не приедет. Авария. Чёрт. Надо же что-то сказать? Я же не инвалид с отсутствием речи..." И вдруг яркий до боли образ, что взрывается у него в голове. Огромные крылья, что взметнулись с шумом и хлопаньем вверх, а теперь медленно медленно опускаются в стороны, словно цветок лотоса расцветает, теряя чёрные жёсткие перья. - Довольно поздно. Клиника пару часов как закрыта. Что Вы делаете тут? Заблудились? Он осторожно подходит ближе, разглядывая меня. И я наконец ловлю его взгляд и задыхаюсь. Теперь я дышу, и сердце бьётся. - Я посетитель. Навещал друга. Мы заболтались. Простите. Я уже ухожу. - Я Вас знаю, – произносит вдруг Ал неожиданно. – Я Вас точно видел, но не могу вспомнить, где. Дайте я угадаю… - он в задумчивости дотрагивается пальцем до губ. – Авриэль… Иссер… Эрлих… Вы его навещали? Я лишь киваю. Пусть так и будет. - Вам точно пора. Время посещений давно закончилось. Вас может задержать охрана. - Но это неправильно. Вам так не кажется? – я не хочу, чтобы он уходил. - Что неправильно? – Александр явно уже никуда не спешит. Он смотрит на меня, не отрываясь. А чёрные крылья в его голове продолжают терять жёсткие перья. - Больным же становится легче, когда их посещают? И тут он мне улыбается неуверенно: - Возможно, Вы правы. - А Вам? Вам стало бы легче, если бы Вас посетил друг? Александр удивлён этим вопросом и заинтригован. - Но я не болен. Я сам, как видите, доктор. - Вам плохо. Вы мучаете себя. Не стоит этого делать. Ал в изумлении распахивает глаза и судорожно вздыхает. - Я убил двух пациентов. Двух человек. Я не смог им помочь. - Но Вы и не смогли бы. Никто в этом мире не смог бы, – я возвращаю ему улыбку. И мне так хочется дотронуться до него. - Зачем я тогда нужен, если я ничего не решаю. Значит, я бесполезен. -Александр. Вы знаете, что это неправда. Доверьтесь себе. И позвольте этому знанию пробудиться. Выпустите его на свободу. Обретите уверенность наконец! Делайте своё дело. Делайте всё, что в этом мире зависит только от Вас, и ни о чем не жалейте! Александр опять неуверенно, робко мне улыбается, и крылья в его голове вдруг начинают менять свой цвет. - Откуда вы знаете моё имя? Я показываю на бейдж, в уверенности, что он не заметит. Верней, не придаст значения. «A.D. Turner», гласит надпись. И он поначалу не замечает. - А Вас как?.. - спрашивает он с неприкрытым интересом. - Кейн. Алекс явно удивлён моей краткости, но не возражает и не требует большего. - Всё же Вам лучше уйти, - говорит он мне мягко. – Поздно уже. Всем нужен отдых. И он уходит, плавно неся себя через холл к выходу. Дойдя до середины, он оборачивается и в изумлении застывает. Он больше не видит меня, но это его не пугает, а завораживает… ****** Сегодня это Oasis. Я не верю, что кто-либо чувствует То же, что я чувствую к тебе сейчас. Все дороги, по которым нам идти, - извилисты, И все огни, которые ведут нас туда, - ослепляют. Есть много вещей, которые я Хотел бы сказать тебе, Но я не знаю как... Тёрнер подпевает и даже вроде как пританцовывает. У него прекрасное настроение и полнейшая уверенность в собственных силах. Он точно знает, что всё получится. Это чувствуют все, кто сейчас находится в операционной. Анестезиолог и медсостав заряжены этим его оптимизмом. Все улыбаются друг другу, это видно даже сквозь хирургические повязки, натянутые по самые искрящиеся смехом глаза. Я стою рядом с Александром. Почти нависаю у него над плечом. Мне так хорошо в этой компании, словно я её часть. - Райт. Как твой сын? Он пошёл?.. Молодой медик благодарно улыбается Александру: - Да, босс. Как вы узнали? Сделал пару шагов этим утром. - Великолепно! Он у тебя молодец. Весь в отца! – и парень счастливо млеет от похвалы почти что ровесника. - Холли? - Есть сэр! - медсестра, пожилая дама, ему салютует потешно. - Маргарет как сдала? - Не особо. Лентяйка. Думаю, не поступит, – женщина явно расстроена. - Я помогу, - Тёрнер смотрит на женщину успокаивающе. – Холли. Я помогу. Если она провалится, я ей займусь. Ты же знаешь меня. И женщина вздыхает спокойно, уверенно: - Спасибо вам, доктор Тёрнер. Музыка всех увлекла, но каждый при деле. Алекс вдруг нагибается к уху своего пациента и шепчет серьёзно, стараясь, чтобы никто не заметил: - Авриэль. Я помогаю тебе. Ты же мне тоже поможешь? Дашь мне ниточку связи с тем твоим другом? Ну, с черным… ангелом? С Кейном? Я, услышав, застываю на месте. - Дашь мне его телефон. Ясно? И я не приму отказа. ****** Операция удалась. Да и не сомневался никто. Алекс нежится в ванне. В горячей воде, сдобренной пеной. Лежит, попивая сухое вино прямо из горла бутыли. Я сижу рядом так близко, чтобы голая нежная ступня этого парня, торчащая из воды и закинутая небрежно на край ванны, касалась меня. Я хочу этого. И пусть он не видит, не чувствует, я оглаживаю тонкую породистую щиколотку ладонью, и Ал вдруг вздыхает и вздрагивает. - Ты со мной, демон-ангел? Не хочешь мне показаться? Я чую тебя. Раз за разом. Ты забираешь у меня жизни. Они же люди. Но я не готов. Не готов стать так близко. Нет. Не сегодня. Он допивает бутылку вина до конца и поднимается из пены, слегка пошатнувшись. Я разглядываю его тело. Он усмехается. - Чёрт те что лезет в голову. Я всё придумал. Надо поспать наконец. И, не заморачиваясь вытиранием, шлёпает в спальню, оставляя мокрые следы на паркете. Двигает нагло разлёгшегося храпящего лабрадора в сторону и валится устало в кровать. - Кейн. Ты же здесь. Ангел-демон. Я это чувствую. И я этому рад. Побудь со мной, сколько захочешь. Хоть пару минут. Может, сегодня я наконец-то усну? И он обнимает подушку мечтательно, а я обнимаю его за грудь, прижавшись к спине. - Ооох. Так хорошо. Спасибо... - и он засыпает мгновенно.