Свободная воля.

Я не видел Алекса шестнадцать дней. Запретил себе его навещать незамеченным, это сделало бы мне только хуже. Шестнадцать дней, наполненных отчаянием и тоской. Не ожидал от себя, что могу испытывать настолько сильные эмоции. Ни долгие мягкие разговоры с Посланником Кэмеруном, ни понимающее объединяющее молчание с Авриэлем, ни чтение не спасает. Не отвлекает от мучительной боли. Конечно же, не физической. Он не захотел меня, и я не знаю, как мне дальше существовать, что делать. Я не могу отвлечься от мыслей о нём. Почему? Не понимаю. Почему он меня оттолкнул? Эти мысли кружат и кружат, как вихрь из маленьких колких снежинок, закрученных ветром зимы на дороге. Они жалят меня острыми иглами боли. Небьющееся сердце ноет и ноет. Оно горит и пожирает само себя. Пламень обиды, ревности и непонимания сжигает меня в лёгкий пепел. Он падает и оседает тоской. Я сразу даже не понял. Не понял, что это Майкл. Увидел, но не узнал. Точнее – узнал, но не смог сопоставить. Его здесь в принципе быть не могло. Я вздрогнул от неожиданности, когда понял… Я понял, что он тут из-за меня. И я испугался, верней, ужаснулся. Что-то случилось. Случилось с Тёрнером. Майкл медленно ходит по залам библиотеки и внимательно, пристально, явно в тревоге смотрит по сторонам. Он меня ищет, и ищет старательно. Я кладу руку ему на плечо. Он вздрагивает и оборачивается. – Кейн! – выдыхает он, словно проплыл двести ярдов. – Слава богу. Я и не надеялся... Вернее, надеялся. - Что случилось? - мне кажется, ноги меня не удержат. – Пойдём? Я киваю на пустой стол, и Майкл тут же к нему приближается. Мы садимся напротив друг друга, и я машинально прикладываю руку к груди. - Что? - Всё очень плохо, – Майкл Эванс сжимает сильные пальцы, переплетая их жутким узлом на столе. – Для Алекса … и для меня. Он словно хочет сам себя удержать, но не выходит. Выходят слова. - Он пропадает. Совсем. Он уволился. Ты не знал? Написал непонятное заявление, как жеманная гимназистка, и съехал. В один день бросил всё! Ну, хоть Юки забрал. Он уехал в свой дом на озере, что остался ему от дяди. И там беспробудно пьёт. На звонки не отвечает, и в дом пустил меня только однажды. Майлз, мне страшно. Мне кажется, он хочет смерти. Алекс жаждет её. Он будто ждёт, что за ним придут. Он стал совсем ненормален. Ты совершенно его заморочил. Вбил ему в голову эту чушь о Посланниках и о душах. Зачем тебе это? Эванс выглядит плохо. Он кажется слабым, измученным и больным. У него дрожат пальцы и губы. Я вижу – он на краю. - Прошу тебя… Умоляю… Отпусти его, Майлз. Что тебе нужно? Я всё отдам. Всё, что есть, до последнего цента. Я продам дом, и машину, и всё! Все сбережения Алекса тоже будут твоими. Я даю тебе слово. Не убивай его. Я молю, – и он прижимает к груди огромные сильные руки. - Не убивай?!! – я совсем этого не ожидал. – Ты это мне, прямо сейчас?! – я взбешен. Я готов на убийство. Я вскочил и нависаю над Майклом. - Да я люблю его!! Слышишь? Люблю, как и ты! – мне сейчас глубоко наплевать на то, что Посланники на нас таращатся так же, как и посетители библиотеки. - Может, ты любишь… глубже. Мне не с чем сравнить. Не знаю, какая бывает любовь у вас, смертных. У меня это, видит Создатель, впервые. Впервые за двести тридцать семь лет. И я не знаю, что с этим делать! Всё сложно, но я знаю точно одно - я не отдам его! Не отпущу! Я заберу его у тебя. Себе. В себя. Всего! Майкл поднимается на ноги и теперь сам надо мной нависает. Всё же он гораздо крупнее меня. - Ну так давай!! Забирай! Сделай хоть что-то, только вытащи его из дерьма, в которое ты сам его и загнал. Пусть он не будет со мной, но я буду знать, что он жив и в порядке. И поспеши, а то можешь и опоздать. Посланник… - последнее слово Майкл произносит с таким презрением, что я даже теряюсь. - Вот его адрес, – Эванс тянет мне сложенный вчетверо лист бумаги. – Там мой телефон. Я прошу тебя об одолжении. Позвони мне, когда сможешь, скажи всего пару слов, чтобы я знал, что мне делать дальше... ***** Больше я не колеблюсь. Крыша башни "Сити Нэшнл Плаза", и я на краю. Не раздумываю ни мгновения. Делаю шаг, оглядываясь, и вижу лишь распахнутые в восторге и ужасе глаза Кэмеруна, а после - летящий бешено мне прямо в лицо мокрый асфальт. ***** Я открываю глаза, и первое, что ощущаю - боль. Как же больно!! Мне больно везде. Нет, не внутри, а снаружи. Теперь я знаю, как это - ощущать себя смертным. Я вроде ногу сломал. Или руку. Или ребро. Или рёбра. Или вообще – позвоночник? С жутким трудом поднимаю голову, чтоб оглядеться. Я в переулке за мусорным баком. Как я попал в это место? Раннее утро, и я весь в грязи. Я в крови!! На меня поссал пёс, а я и шевельнуться не смог. Плащ порвался, а шарф я вроде бы потерял. Меня что, волочили, как труп? Два бездомных стащили с меня ботинки и дерутся сейчас из-за них. Тахо? Мне нужно в Тахо... Где это? Дождь пошел. О Создатель! Я мокну. И холодно. Больно. Кровь течёт по лицу. У меня алая кровь? Алая и горячая? Пахнет... Она пахнет солью, железом. Она пахнет жизнью. Алекс!! Мне надо идти, и я поднимаю себя мучительно медленно, через силу. Ноги дрожат, но они ощущают твёрдость асфальта. Всё это так необычно, так неожиданно, так… завораживающе интересно. Кто подберёт бездомного? А я выгляжу, как бездомный - в носках, голосующий на шоссе... Но, слава Создателю, с кряканьем и кряхтением на мокрой дороге скрипит тормозами тягач. Мне неважно, куда он направляется. Я просто хочу согреться. - Куда тебе? - Тахо! - Не, чувак, не по пути. - Эммм... А можно мне просто погреться? И меня подбирают. Я еду в тепле, и это так хорошо – согреться. Водитель, молодой парень, внимательно оглядев меня, и, видимо, сжалившись, отдаёт мне кроссовки. Потёртые, старые, но это обувь, и я искренне благодарен. Я обсох, и рана на лбу уже не кровит. На ближайшей бензоколонке я прошу меня высадить и ещё прошу водителя дать возможность сделать короткий звонок. Номер Майкла впечатался в память, а вот телефон Авриэля я взять так и не удосужился. Тогда мне не пришло это в голову. Майки подходит сразу же, будто не выпускал телефона из рук. - Эванс, – голос звенит напряжённой струной. - Это Кейн. Забери меня и отвези к Алу на озеро, – я краток. Водитель ждёт. - Где ты? Я называю адрес бензоколонки. - Жди. В туалете при бензоколонке я кое-как пытаюсь отмыться от грязи и крови. Рана на лбу выглядит жутковато, словно меня провезли лицом по асфальту или наждачной бумаге. Кожа вокруг припухла и покраснела. Хорошо хоть, длинные волосы её прикрывают. Я изучаю себя. Прикасаюсь к щеке и губам. Я ощущаю тепло, нежность кожи и холод кончиков пальцев. Мягкость, податливость губ и твёрдость подушечек. Эти ощущения - вместе, все сразу, а не по очереди, и это так поразительно... Все пять звеньев моей рефлекторной дуги мгновенно доставляют информацию в мозг. Все тактильные, температурные и болевые рецепторы моего организма воспринимают и образно, творчески обрабатывают постоянный поток нервных импульсов, поступающих в мою центральную нервную систему от органов чувств. Это меня изумляет. Вот о чем мне твердил Авриэль Истер Эрлих – смертный, бывший когда-то бессмертным. Я чувствую тяжесть внизу живота, прислушиваюсь к этому новому ощущению и улыбаюсь глупой довольной улыбкой. Вот это новость. Мой организм хочет справить нужду. И я даю ему то, что он требует. Это ещё одно новое ощущение - держать в руке собственный член и чувствовать, как из меня выливается влага. Я выхожу из кабинки и мою руки. Нет, я не считаю, что руки стали грязнее от того, что подержались за член. Мне просто нравится сам процесс. Воду я ощутил в полной мере, трясясь под дождём, как и тепло, согревшись в кабине. Я ощутил вибрацию от работающего двигателя тягача, дуновение ветра, что развевал мои волосы и щекотал. Запах крови и вонь гниющего мусора, сменившийся запахом выхлопных газов и запахом города. Запах бензина, солярки, мочи и начавший вдруг пробиваться необычайно приятный, изысканный аромат чего-то… - Майлз, – Майкл заходит. – Ты выглядишь… грязным. Что с тобой приключилось? Напился и уснул на помойке? Он начинает меня бесить. - Я упал. - Да я вижу. - Я стал смертным. Сменил свою сущность, – я чувствую, как закипает ярость внутри. - Сущность сменил? Ну, ну. Из сектанта и мутного проповедника превратился в смердящего чем-то мерзким бомжа? Ты машину мне провоняешь, – Майкл морщится напоказ, и я начинаю испытывать почти непреодолимое желание ему врезать, чтобы с красивого, холёного, уверенного лица слетело это высокомерное и брезгливое выражение. Меня останавливает только то, что он запросто врежет в ответ, а в своих человеческих способностях, так же, как в силе, я пока не уверен. - Потерпишь. Поехали. Или дай мне денег на такси, – я огибаю его и выхожу, намеренно толкнув плечом. Как со статуей столкнулся железобетонной, или с могильной плитой из гранита. Майкл даже не шелохнулся, а меня развернуло, но я сделал вид, что так и задумано. Эванс демонстративно отряхивает плечо, но послушно идёт за мной следом. У него элегантный кросс-купе Audi RS Q8. Закамуфлированный RS-паркетник с мощным битурбомотором, агрессивным обвесом, овальными патрубками и серебристым акцентом серого цвета на кузове. Майкл открывает багажник, достаёт новую, запаянную в шуршащий пластик рубашку в черно белую полоску и кивает внутрь. - Плащ сюда брось, и рубашку. Нам прилично ехать, будем там не раньше трёх. Не хочу столько времени задыхаться от смрада. Повезло нам обоим, что Артур - мой добрый друг и всегда на моей стороне. Он согласился меня подменить на дежурстве. Но в субботу мне нужно обязательно выйти. Поэтому, как ни сложатся там обстоятельства, мне придётся вернуться в L.A. Я молчу и переодеваюсь, сажусь сзади и утопаю в нежной мягкости кожаного салона. Ехать действительно долго. Время тянется, как расплавленный сыр или жидкая карамель, как нити стекла, продавливаемые через фильеры*. Я привык к мгновенным перемещениям, и меня угнетает отсутствие отнятого Создателем дара. Майкл ведёт машину агрессивно и слишком быстро, видно, не особо заботясь о чувствах и эмоциях тех, кого подрезает. Но делает он это мастерски и решительно. Так уверенно и спокойно, что сразу ему доверяешь. Он, наверно, так действует и на пациентов, вручающих ему жизни. С ним рядом нет страха и нет сомнений - только вера и только уверенность. Иррациональное чувство веры в него, в его силу, возможности и правоту истинным образом, без опоры на факты и логику, лишь на основании моего внутреннего ощущения совпадает, переплетаясь, с уверенностью, порождая чувства покоя, надёжности, безопасности, основательности, неуязвимости - словом, «блажен, кто верует», и кто уверен - тоже. И я вдруг жутко жалею о том, что, по сути, незнаком с ним. Незнаком настолько, чтобы понять, что он за человек. Мне жаль, что я не подумал понаблюдать за ним, когда был Посланником. Так занят был другим смертным… Мне становится интересно – какой он в отсутствии Тёрнера. Не рядом с ним. Не под его волей и властью. Я уже понял, что он далеко не прост и может быть язвительным, насмешливым и нагловатым. Осознал, что Майки, в сущности, спокойный и уравновешенный человек. - Почему ты так слаб с ним? – вдруг вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать, что поговорить по душам с соперником в любви - не особо умная идея. Эванс долго молчит. Я уже не жду ответа, но вдруг… – С первого взгляда. С первого. Как увидел. Издалека даже… - и Майкл усмехается вовсе не весело. Больно. Печально и безысходно. – Ты же видел его… Как он смеётся… Как улыбается… Как он движется. Как он хрупок и как неожиданно вдруг силён. Как он нежен и твёрд. Как он красив, как очарователен, когда в настроении. Он бывает жесток, как ребёнок, но в этом нет ничего… ничего обидного. Он не хочет обидеть… Ну, в основном. А когда хочет… Он обижает так, что… что рвёт тебе сердце. Майки рулит, не отводя взгляд от мокрой дороги, и мне кажется, ему плевать, слушает ли его кто. Он сейчас говорит не со мной. - Артур часто мне говорил о «новом чуде». О молодом даровании, что случайно где то нарыл. Я не верил и я посмеивался. Он всегда слишком уж… не то чтобы увлекался - он просто всегда хотел помочь людям. Так, как может. Любыми возможностями, путями и способами. Артур нашел Ала в Оксанде. Тот в свои двадцать шесть был одним из ведущих кардиохирургов в "Сейнт Джон Риджинал Медикал Сентер". Юное дарование закончил экстерном среднюю школу в шестнадцать и получил бакалавра через два года, а не как принято, через четыре, сдав экзамен по программе Pre-Med c отличием. С первого раза он сдал вступительный тест МСАТ и уже через два с половиной года получил диплом MD. После USMLE (госэкзамена), сданного также с отличием, два с половиной года резидентуры и наконец - вуаля, через пять лет, а не семь, получает степень доктора медицины! Тёрнер становится самым молодым хирургом-кардиологом в США... – Майкл покачивает головой в восхищении. – Он просто гений, упрямый, упорный гений… Ал рискнул, оперируя одного пациента, хотя все от него отказались, и в первую очередь родственники. Они ждали, когда он умрёт. Написали отказ от реанимации. А Алекс всё же рискнул, никого не спросив, не поставив в известность, взял ответственность на себя. И родня выжившего пациента его засудила. Многочисленным родственникам не нужен был выживший семидесятипятилетний старик. Алекс стал козлом отпущения. Старый мудак, правда, после вступился, и дело замяли. Но Алекса задержали до выяснения. И держали в Twin Towers* два с половиной месяца. Подонки кого-то подмазали. Слава богу, старый пердун был в своей памяти, и Ал всё же вышел. Я как подумаю… Как подумаю… Что там с ним… - Майки сжимает мощными пальцами рулевую колонку и трясёт её бешено. - Он ночью кричит. Часто. Ну, если сможет заснуть наконец-то. Страшно кричит, и я знаю, куда он во сне возвращается. Если бы я только мог… Только мог ТАМ оказаться с ним рядом. Я бы… И я вижу лишь побелевшие до цвета айсберга пальцы и маленькую, совсем незаметную, крохотную слезинку, что мгновенно стирается кистью мощной руки. Я не могу оторвать от Эванса взгляда. Я весь подобрался и сижу уже совсем рядом с ним. Смотрю безотрывно ему в лицо, упираясь в спинку его сиденья коленом. - Слаб? Да, наверно... – и Эванс опять надолго замолкает. – Рядом с ним я и сильный, и слабый. Я сильнее его… - продолжает он словно бы в забытьи. – И физически, и, блять, морально. Меня совсем не пронял твой бред. Скорее уж рассмешил… А вот Алекс повёлся. Что ты сделал? Скажи, как ты развёл его?! Я откидываюсь на спинку сиденья. Эванс посматривает на меня в зеркало заднего вида. - Бакстер Кларк Уоллис, – и Майкл в удивлении поднимает светлую бровь. - Я забрал его душу, а Алекс увидел. Поднял глаза и увидел меня, а после об этом забыл. А вот я… - я вижу в зеркале, как Майки хмурится и зло дёргает уголком рта. Мне положить на то, что он думает. - Мы говорили с ним всего лишь три раза. В первый – перекинулись парой фраз. Во второй – говорили чуть дольше, и он вспомнил меня. Он меня вспомнил как раз за минуту до того, как ты объявился. А в третий он меня выгнал. Сказал, чтобы я не появлялся, и… - Почему?! – требовательно спрашивает Эванс, перебивая меня. – Что ты сделал? - Скорее, он сделал, но это неважно. - Неважно? Всё, что касается Алекса, важно! Так что же он сделал? Отодрал тебя? – в вопросе, наполненном ядом и яростью, ревностью и ненавистью, сквозит неприкрытая боль и обида. - Нет. Не отодрал, но, вероятно, хотел… - я делаю длинную паузу, чтобы позлить Майки, это мелкая месть за «смердящего чем-то мерзким бомжа». – Он меня поцеловал, а после ударил. - По лицу? - Нет, штопором в руку. Майки так поражается, что даже теряет бдительность и ему приходится несколько раз вильнуть рулём, возвращая машину в должное положение на дороге, получив град недовольных сигналов от едущих рядом других автовладельцев. - Зачем ты заведомо врёшь? Алекс в жизни такого не сделал бы! Он, конечно, натура вспыльчивая, но он разумный, достаточно уравновешенный человек, социализированный, не какой-нибудь психопат. Да и зачем ему?.. - Он хотел посмотреть на мою кровь. - Ну и как? Посмотрел, я надеюсь? – Майкл недовольно фыркает. - У Посланников нет крови. - Я догадываюсь, для чего ты выдумываешь эти вещи, но со мной у тебя не получится. Я не верю ни единому твоему слову, – и Майкл замолкает. По его виду ясно видно, что разговор закончен. Автомобиль быстро едет, плавно покачиваясь, и я начинаю дремать, проваливаясь в сон время от времени. О да. Теперь я умею спать. В тесном переплетении реальности и картин из сновидений вдруг всплывает образ стекающих часов с полотна Сальвадора Дали. «Но в одиночестве время тянется невыносимо медленно, и часто, когда сидишь один, из углов выползают странные мысли; как бледные безжизненные руки, машут они и грозят», - вспоминаю я вдруг фразу из «Возвращения» Ремарка. ***** Я резко вырываюсь из крепкого сна. Что-то не так. Я сажусь и оглядываюсь заспанно по сторонам. Но всё вроде в порядке. Майкл так же спокойно ведёт автомобиль, за окном льётся дождь, шелестя и стуча в лобовое стекло. У меня урчит и ноет в желудке. Не сказал бы, что это приятное ощущение. Это голод? Скорей всего, да. Очевидно, необходимо поесть, но в ближайшее время это вряд ли получится. Эванс посматривает на меня в зеркало. Наконец, после очередного раскатистого пассажа, виртуозно исполненного кем-то в моём животе, он шумно вздыхает и начинает высматривать что-то, поглядывая в окна. Через пару миль он съезжает с шоссе и останавливается у заправки. Рядом с ней небольшое кафе. - Сиди здесь, – и он выбирается из машины, хлопает дверцей и быстрым шагом идёт к забегаловке. Минут через пять он выходит. В руках у него бумажный пакет и подставка под пару стаканов кофе. Майкл мокнет, но всё равно не бежит к машине и даже шаг не ускоряет. Несёт себя, как корвет. Гордо и, блять, заботливо. Как ни крути, я начинаю его уважать. Он садится на место водителя и ставит аккуратно подставку на верхнюю панель торпеды. Я чувствую запах. Я его ощущаю. Он горький и терпкий. Наверно, так пахнет кофе. - Сюда иди, – Эванс кивает на сиденье рядом с собой. – И не обляпай мне тут ничего. Он явно злится и морщится откровенно, но мне наплевать. Не заставляю себя долго ждать. Хлопаю дверцей, усаживаясь впереди. Майки протягивает мне пакет: - На. Я его принимаю. Эванс рассматривает меня, поджав губы, отпивая из своего стакана то, что я принял за кофе. Я раскрываю пакет. С робостью и трепетным предвкушением. Просто гамбургер. Самый обычный. Самый обычный - для всех. Не для меня. Я разворачиваю обёртку. Оо. Запах!! Запах!! Мой рот разом заполняет слюна. Я давлюсь. Как объяснить то, что ощутил в первый раз? Пахнет! И пахнет вкусно. Как описать запах хлеба и мяса? Листьев салата? Сыра и соуса? Как? Мне не с чем сравнивать. Я осторожно раскладываю гамбургер на составные. Хочу попробовать каждую часть отдельно, а потом уже вместе. Эванс смотрит, прищурившись. Мне всё равно. На язык давят невесомые семечки. Хлеб пористый, мягкий. Кунжут лопается на языке микровзрывами. Салат нежен, а сыр… Сыр заполняет меня. Это вкусно? Наверное. Я глотаю. Майк слегка улыбается. - Хороший актёр. У тебя почти получилось. Я чуть тебе не поверил. - Отвали. Я ничего тебе не доказываю. Я жую и глотаю. Чувствую, как то, что я только проглотил, спускается по пищеводу. Я только что ел! И я ем! Я вкус ощущаю и запах. Запах масла и мяса. Запах сыра. Еды. Я всё съел. До конца. Было вкусно? Наверное, да! - Ооу! Черт! - Майки морщится зло и брезгливо, когда я облизываю кончики пальцев, перемазанные едой. - Ты как животное. Так и хочется брякнуть: «Фу!». «Попробуй!!» - я скалюсь. Он меня накормил, но я не его зверь. И Эванс больше не лезет ко мне.