Назови мое имя

На звонки Корделия молчит, и внутри Мисти разливаются подозрения: они разрастаются до размеров, которые уже не спрячешь за кривыми улыбками и пониманием. Мисти — настоящая дурочка и в поисках зацепок залезает в сеть, а надеяться, что они там есть, равно тому, что верить словам Корделии, — бесполезно. Признавать это ей неприятно и больно. Корделия не появляется в онлайне который день, будто нарочно, и совсем не думает о Мисти, скрываясь за молчанием. Девушке не везет: никаких ответов, ничего интересного, только фотографии Корделии просматривает на автомате и удивляется: как можешь она, абсолютно прекрасная и красивая, выбирать Мисти? От собственных мыслей ее воротит: Корделию она превозносит над собой как божество, а та совсем ее не жалеет. И в какой-то момент осознание приходит к Мисти: Корделия не лучше нее. Об пол бьются все идеальные образы. О, неужели скрытность Корделии заставляет Мисти рассуждать здраво? В понедельник Корделия подходит к столу девушки, водит пальцами краю и спрашивает, в силе ли «их вечер» — тот самый из трех любимых дней недели Мисти. Она кивает с огромной радостью, и в ней разом выключаются все предохранители: кидается вновь с головой в слепую любовь к Корделии. Мисти дожидается ее после работы с таким трепетом, будто не Корделия вовсе выйдет из университета, а осуществится ее самая большая, самая заветная мечта, и места гротеску здесь нет. Корделия обнимает девушку, утягивая на улицу, и Мисти забывает обиды. — Все хорошо теперь? — интересуется она на светофоре. — Не совсем. — Что случилось? Расскажи мне. Я волнуюсь за тебя. Скрывать эмоции сегодня у Корделии не получается: Мисти замечает, что слова трогают ее, только Корделия отчего-то никнет. Девушка сжимает ее ладонь крепче. — Я расскажу тебе обязательно, обещаю. Дойдем до дома и поговорим, хорошо? — Конечно. Мисти бесконечно приятно, что Корделия с ней. Во дворе она неожиданно целует смешного юного преподавателя в кислотной куртке и просит прощения, отчего та лишь смеется: как можно извиняться за любовь? Ей хочется обнимать Корделию до самой ночи, не выпускать из объятий и целовать-целовать-целовать. В лифте Корделия настолько грустнеет, что, кажется, вот-вот расплачется. Мисти пытается шутить с ней, подбадривать, но чем ближе квартира, тем сильнее ею одолевает уныние. И все происходит мгновенно: они заходят, Мисти скидывает обувь, Корделия начинает плакать. Мисти в полном непонимании обнимает ее и пытается узнать, что происходит. Корделия отводит девушку на диван и берет за руки. — Выслушай меня и не перебивай, пожалуйста, — вытирая слезы рукавом кофты, говорит она. — Это очень важно. — Конечно. Только прошу тебя, не плачь. Мисти готова сдаться эмоциям и сама, но Корделия придает сил. Ее пальцы гладят ладонь Мисти — и она становится гораздо выносливее. — Это непросто, и мне больно тебе это говорить. Я тебя люблю, ты это знаешь. Просто сейчас все складывается против нас. Мне очень сложно разрываться между тобой, мужем, работой и всем остальным. Я просто чувствую, что выматываюсь настолько, что пропадает желание делать хоть что-то. Я ощущаю себя просто уставшей. Мисти слышит это и прогоняет в голове еще пару раз, чтобы понять окончательно смысл. — Тебе нужен перерыв? — Нет, — качает головой Корделия, и Мисти становится лучше: она не хочет останавливать их отношения, а значит, знак хороший. Девушка понимает: Корделия устает, но выбирает ее по-прежнему — это цепляет и радует. — Хорошо. — Я хочу закончить это. — Что? — вздергивает голову Мисти и будто распадается на миллион осколков. Не об этом двадцать три года читала она в книгах: там о любви пишут с трепетом, как о чем-то прекрасном, а по факту она причиняет лишь вред. — Подумай, пожалуйста, обо мне и пойми, что это слишком тяжело. Мне нужно выбрать одного. [И Корделия выбирает мужа.] — Я всегда думаю о тебе, а ты обо мне, кажется, нисколько, — Мисти отвечает, еле сдерживаясь. Конечно, хочется поддаться слезам, но она остается сильной. — Что ты такое говоришь? Я думаю. И поэтому решаю поступить так. Ты пойми: я тебе ничего не смогу дать, а ходить всю жизнь в любовницах ты не заслуживаешь. Ты достойна человека, который выберет тебя и никого другого. Ты очень добрая и хорошая, кому-то с тобой повезет. На этих словах Мисти вырывает свои руки из рук Корделии: — Но я люблю тебя. И ты говоришь, что любишь меня тоже. Так в чем проблема? Почему он? — Он сильнее, он справится. — Справится с чем? — Неважно, — ее руки, теплые и родные, гладят предплечья Мисти. — Нет, важно. Говори. — С чувствами. Это непросто все, и я не хочу говорить об этом. — То есть хочешь бросить меня, не сказав истинной причины? Я ведь чувствую, что ты мне врешь. — Это правда. Частичная. Мне тяжело, поэтому я и решаюсь на такой шаг. И тебе, и мне со временем станет лучше. — Ты будто издеваешься надо мной. Нет, серьезно, мы с тобой прошли все это не так давно, и ты вправду снова со мной так поступаешь! [Видимо, по жизни Мисти много косячит, раз подарком ей судьба выбирает Корделию.] — Мне очень жаль, что все так происходит. Не надо было изначально все это начинать, сейчас я тебя только запутала. — Да уж, вот что верно, то верно, — Мисти встает и бродит по комнате, пока не решается. К черту гордость и самоуважение — она падает на колени перед диваном, на котором сидит Корделия, кладет голову не ее колени и просит остаться. Мисти совсем не стыдно: любовь к Корделии сильнее всего. — Я не могу, — она плачет с Мисти, обнимает и показывает всеми силами, что ей тяжело тоже. Понять одного лишь не может Мисти: почему при этом Корделия выбирает не ее? — Мы сможем остаться хотя бы друзьями? — Не думаю. Все летит в пропасть, Мисти вскоре сорвется тоже. — Ты хочешь выкинуть меня из своей жизни совсем, что ли? Корделия обнимает ее крепче, тяжелее дышит, и Мисти понимает. Да. [И падает в пропасть.] — Прости меня. — Не могу, — сознается Мисти, отстраняясь и обнимая свои колени. Корделия смотрит на нее с дивана и ждет чего-то. — Пожалуйста, уходи. — Я… — Не нужно. Просто уходи. Корделия поднимается, накидывает пальто и тихо закрывает двери, а Мисти всю ночь ворочается в кровати и заливает пол своей болью. Как может Корделия после всех своих слов, после всего, что было, поступать так? Понять ее Мисти, видимо, не дано.