***
Когда я учился в старшей школе, у меня был прекрасный умом и красотой репетитор. Я учился, будем честными, ужасно. Я не был одарён этим делом — учёбой. Я не мог понять тему на первом уроке, не мог на этом же уроке написать самостоятельную работу хотя бы удовлетворительную оценку, не говоря уже о пятёрке. Мне требовалось много уроков и консультаций. Тогда, перед тем как быть твоим учеником, я не читал книги от слова вообще. Мне это не нравилось. Они мне совсем были неинтересны, я не испытывал к ним вовлечённости. К школьной литературе тем более. Однако ты дала мне раскрыть мою спрятанную любовь к чтению. Хотя в начальной школе я любил рассказывать стихи известных поэтов и даже один раз выиграл в конкурсе под названием «Юные поэты», став победителем. Ты смогла меня изменить, ты перевернула мою жизнь с ног до головы, ты помогла мне найти себя. Я влюбился в тебя, когда ты помогала мне, спасала меня от моей многолетней и, казалось, нескончаемой депрессии, что преследовала меня прямо за моей же спиной чуть ли не всю мою жизнь.***
Ты была отличницей и самой одарённой не только по всей нашей параллели, но и во всей школе, если не в в самом городе: выигрывала все олимпиады по математический предметам, вроде математики, физики и химии, которые я ни капли не понимал до твоей помощи. Ты была лучшая во всём, что только можно. Даже бегала на физической культуре лучше всех парней. Ты стремилась. Стремилась стать лучше, хотя лучше уже некуда. У тебя была цель, которую ты себе поставила выполнить, невзирая ни на что. А у меня её нет… Я не знал, чего хочу, кого хочу. Что хочу делать, что хочу попробовать. Видно, я себя ещё не нашел. И ты вызвалась единственная из всего класса, согласная мне помогать. Стать моим репетитором, самым лучшим и самым красивым репетитором. Самым терпеливый и доступно объясняющим репетитором. Я, конечно, не был сиротой, но родителей больно не заботил, просто жил своей жизнью, будто бы я сам по себе. Поэтому и забылся, кто же я. Совсем перестал учиться, и вообще, мечтать о том, чтобы невозможное однажды стало возможным; ставить непреодолимое цели, с которыми мог бы справиться; искать искреннюю, чистую любовь и иметь первые, пусть и ошибочные, отношения. Да, за мной бегало полшколы сумасшедших девушек, но после твоих занятий я забыл про всех них. Для меня существовала лишь только ты одна.***
Мы сами не заметили, как влюбились в друг друга. Может, всё началось с нашей «игры» за учебник? Я забрал твой учебник, так как устал от трёхчасового мучительного занятия, которое всё никак не кончалось, а ты погналась за мной. Не заметив для себя, ты споткнулась обо что-то довольно осторое, ну, а я поймал тебя за талию, такую нежную и красивую, и прижал к стене, нависая над твоим хрупким тельцем. Мы замерли… Я утонул в твоих болотных глазах. Именно не в зелёных, а болотных. Радужка глаза начиналась с яркого, зелёного цвета, а заканчивалась тёмным-тёмным оттенком. Получалась красивая палитра в твоих очах. Она завораживала. Я смог разглядеть твои глаза лишь тогда, когда мы были так близко. От этих глаз, что так завораживали, я обнял тебя, чтобы не видеть их. Она обняла меня своими тёплыми руками, прижала меня так, как в последний раз. Я не решился тогда тебя поцеловать, но жалею сейчас. Ведь сейчас тебя нет со мной и никогда не будет…***
Ты позвонила мне в тот вечер и сказала, что занятия не будет, потому что ты занята. Я заметил тут что-то неладное. По телефону я слышал, что ты была в машине. В своей матовой, чёрной машине, которую подарили тебе твои родители. Я узнал это, когда ты приехала, ко мне в сильный ливень. Чувство было страшное, я заволновался за тебя. Но позже немного вспомнив, что завтра мы встретимся и так же поиграем с тобой, как вчера, в любовь, всё же немного успокоился. Я хотел впиться в твои нежные губы, оставить метку на твоей шее, чтобы знали все, что ты — моя. Но почему-то я не мог в тот день уснуть. Я включил новости и там заметил ту самую машину[1], всю помятую от многих переворотов. Вскочив и посмотрев на место происшествия, я побежал одеваться, чтоб точно убедиться, что это не ты. Но ты как назло не брала трубку, потому я очень боялся за тебя. Добежал до места происшествия, находящегося на отдалённой трассе под номером 444. Эта трасса, как будто была проклятой. Все, кто по ней проезжали, — разбивались. Все до единого… Наконец прибежав, я увидел там только полицию. Спросив, кто был за рулём, я услышал то, чего боялся так услышать: твоё имя… Мне сказали, что врачи не смогли тебя спасти… Что я могу ещё успеть взглянуть на тебя последний раз, в Главной Больнице большого Сеула. Неважно, как я добрался до больницы. Важно то, что я увидел тебя в последний раз: руки были все в твоей же крови, в ссадинах, глубоких порезах от выбившихся стёкол. Лишь твоё лицо осталось прежним: оно слегка улыбалось. Я понял — ты вспоминала обо мне… Прости, меня, зая…