two broken fates

И Хан просто безразлично хмыкает на эти слова, думая, что такие благие слова были сказаны лишь для того, чтобы показаться хорошим или создать хорошее первое впечатление. «Может, хочет, чтобы его похвалили, посчитали хорошим? Такое у него привлечение внимания, хочет выделиться?» — сам не замечает, как тоже начинает анализировать этого парня, хотя обычно он такого не делает — чисто из безразличия к человеку. — Можно? — интересуется тот, когда достаёт из переднего кармана штанов пачку сигарет, а из другого — зажигалку. — Почему спрашиваешь? Я выгляжу так, будто придерживаюсь идеальной чистоты и влажности воздуха, или как человек, который много запрещает? — Нет, — вытаскивает из затасканной и помятой пачки почти последнюю никотиновую палочку, зажимая её между губ. — Твой дом выглядит так, будто тут нельзя делать ничего грязного, и это в очередной раз подтвердилось, когда ты сказал, что в близости не заинтересован. И правда, жилище Минхо выглядит нереально бережным и чистым, даже, не побоюсь такое сказать, с какой-то выполненной композицией. Но сейчас мысли обитателя данного дома были вообще в другом русле: когда синеволосый неосознанно приоткрывает губы, задерживая никотиновую палочку зубами, Ли успевает ненавязчиво рассмотреть всю нижнюю часть лица. Слегка пожелтевшие от травления лёгких зубы (это не повод думать, что он их не чистит, потому что никакая зубная паста не спасёт от налёта табака), а сама их форма была весьма интересной, такие длинные, как у грызуна, а губы маленькие, аккуратные, заставляющие очароваться, но виду на это не показывать. Сейчас тёмноволосый начал уповать на то, что «ночная бабочка» не заметит очередной внимательный и долгий взгляд на себе. А ведь лицо и правда необычное, милое, даже можно сказать — теперь понятно, с чего он такой популярный. Конечно, лично у Минхо это не до любви с первого взгляда, но смотреть приятно. А сигареты-то женские, что вряд ли удивило Минхо; тоненькие и элегантные, дозволено сказать — красивые. — Я не думал, что ты куришь, — замечает почти у него пустой бокал и неспешно подливает ещё, а для себя решает, что пить больше не желает, поэтому просто откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. — Это ведь травля лёгких да и вообще всего организма, зачем тебе это? Чрезмерный секс наверняка тоже расшатывает здоровье, но тут ты намеренно создаёшь себе ещё проблемы, — Ли явный противник курения. — А я, может быть, явный противник чрезмерного употребления алкоголя и лишних нравоучений, — язвит, хмурясь, и зубами чуть ли не как в тисках сжимая сигарету, но через секунду продолжает, чуть расслабляясь. — Некурящих проституток в природе не существует, — коротко «выбрасывает» ответ и следом делает первую затяжку, довольно глубокую. Обычно от такого сразу закашливаются, но, по-видимому, Хану по барабану — привык. — Ах, да… Это ненамеренно. Нервная система и психологическое здоровье начнут разрушаться, если не перекрывать чем-то таким, что по-настоящему расслабляет, что ли… — не может найти более подходящих слов, но даже сейчас чувствует это умиротворение от первого выдоха дыма. — Отдушина, помогающая переносить жизнь? — подхватывает старший, дополняя незаконченную мысль, в последний момент отбрасывая вариант «плохое воспитание» и не давая сказать это вслух — вдруг обидит, а этого совсем не хотелось бы. — Схватываешь на лету. — Впервые вижу человека, который так откровенно признаёт то, что он — проститутка. Все обычно, как огня, остерегаются этого, даже если и правда работают в данной сфере. Хан языком перекатывает злодейку с фильтром к уголку губ и даже на долю мгновения задумывается — ведь он не сразу так открыто заявлял о том, кем является, и явно упустил тот момент, когда перестал вуалировать эту информацию этот факт. — Ну так это же моя работа, — в очередной раз выпускает смешок, закидывает ногу на ногу и ставит локоть на стол, переваливая на него вес своей верхней части тела, как на опору. — Сколько тебе лет? — А сколько дашь? — Я первый задал вопрос. — Но в моей власти, отвечать на него, или нет. Ты более заинтересован в ответе, поэтому… — парень поднимает брови вверх, морща лоб, наталкивая на то, что дальше должен следовать отклик Ли. Не сказать, что эта привычка «отвечать вопросом на вопрос» не раздражает Минхо, но поддаться стоило. — Внешне дам семнадцать, если не меньше. — Ох, нет, педофилия это ужасно. Мне двадцать два, — чисто по привычке на этом моменте подмигивает. Уже просто потому, что Хану трудно подавлять свой инстинкт флирта, который уже встал в один ряд с самыми основными человеческими инстинктами. Хоть его настоящий возраст значительно отличается от предполагаемого, но Минхо всё равно поражён тем, что такой молодой, а уже портит себе жизнь такой деятельностью. — Это со скольки, получается, лет ты в эротической коммерции? «Коммерции… Значит богачи считают проституцию торговлей», — непривычно-печально подытоживает у себя в голове парень перед тем, как ответить на вопрос. Почему печально-непривычно? Потому что он уже отвык относиться так пессимистично к своему роду деятельности, но сейчас что-то да заставило на секунду взгрустнуть. — Дай подумаю… — театрально прислоняет ладонь к подбородку и слегка приподымает голову к потолку. — С восемнадцати лет, если быть честным, — сейчас не на шутку стало стыдно. Оттого, что так рано пошёл туда работать; оттого, что уже так долго зарабатывает таким способом, хотя мог бы устроить себе спокойную жизнь, без ежедневных сожалений и панических атак от воспоминаний разного рода (даже взять те, которые могли случиться в этот же день с кем-то из клиентов). Оттого, что нормально так и не попытался устроиться на приличную работу, пустив всё на самотёк. — Так долго, — прокомментировал Ли, неконтролируемо на секунду подкинув обе свои брови, отчего в его взгляде появилась какая-то пафосность, которую он так не любил. — Почему именно этот заработок? — давайте признаем, что помимо пафоса, харизма у Минхо просто через край льётся. Если б не ориентация, то Хан наверняка сам бы захотел лечь под него, но этот парень непробиваем. — Буду краток: мне просто нравится эта работа, — врёт. Нагло врёт. В надежде сохранить уверенный вид и амплуа сучки отводит взгляд в сторону, якобы специально — якобы наскучило смотреть на клиента. На самом деле, это чтобы в его глазах Минхо не смог разглядеть лёгкую растерянность и совсем не лёгкую ложь. «Мне нужны были деньги…», — с такими назревшими мыслями ещё труднее поддерживать фальшивую эмоцию. — Я думал, что есть какая-то особая причина. У проституток… Извини, если это обращение звучит грубо или как-то обижает тебя, почти всегда свои истории, которые мне интересно послушать, — хоть из приличия и извинился, но тон не был таким мягким и нежным, с каким обычно люди просят извинений у кого-либо. Минхо даже совсем чуть-чуть, еле заметно, улыбнулся, и то — уголками губ. Хан заметил, но подумал, что ему показалось. «Он не может быть таким добродушным», — самовнушение, как всегда, помогло парню вернуться в реальность и не строить глупые догадки.

***

Этот пробный час пролетает как-то слишком медленно, а за весь разговор Минхо мало что вынес для себя и мало что узнал об этом загадочном человеке. Почему пробный, и почему только час, ведь с его деньгами он может нанять хоть на несколько суток? На то и пробный, что за час нужно было понять — иметь ли дальше с Ханом дело, или нет. Как берут на пробу какие-нибудь конфеты, косметику или вино. Очередные сравнения с вещью. Шатен в свою очередь спрашивал самые разные вопросы, в надежде на цельный ответ, который содержал бы больше четырёх слов, но нет. Сам же Хан не спрашивал вообще ничего о заказчике, поэтому знает и то меньше, чем Минхо о нём. Потому что, зачем ему эта информация? По сути, даже имя можно было не спрашивать. Время закончится и всё, можно быть свободным хоть на некоторое время. Чем же Ли отличается от обычного среднестатистического клиента? Разве что только красивой мордашкой. Все мужчины — уродливы. За всё время проституции юноша вынес этот приговор; ну а правильно, если ты красивый, то тебе не нужно платить за секс, остаются только такие отбросы. Часы пробивают час, не желая задерживаться ни на секунду, — младший почти сразу встаёт со стола, по памяти направляясь в прихожую, почти что теряясь. Минхо этого не замечает, будучи разочарованным в своих попытках найти общий с ним язык. С одной стороны, а как тут его найти, когда в беседе участвуют представители высшего сорта и низшего? Дальше Хан снимает свою шубу со стойки, напяливает на себя и уже думает развернуться, дабы напомнить об оплате, но тут его Минхо опередил. Тому напоминать не нужно — стоит рядом, с наличными, зажатыми между двумя пальцами, ждёт пока гость оденется, облокотившись о стену. Пользуясь моментом, пока Хан был повёрнут спиной — снова рассматривает его фигуру. Весьма удивительно то, что это телосложение не похоже на типичное женоподобное тело проститутки пассивного подразделения: плечи широкие, как и положено парню (можно сказать, что тип фигуры — «треугольник») хоть весь и худой, а от рук веет силой; ноги, правда, серьёзно очень стройные, но никто же не против. Да и рост был не намного меньше роста Ли, а с той обувью так вообще выше него становится — обычно парни чувствуют себя неловко в таких моментах, но Минхо как-то пополам. Рядом бы они смотрелись хорошо. Этот взгляд уж точно остался незамеченным со стороны осматриваемого. Хан ожидаемо усмехается, приближается, берёт купюры ладонью, зыркает прямо в глаза Ли и отходит, прерывая визуальный контакт лишь тогда, когда нужно было развернуться к двери, а там уже и машинка подъехала, сигналит, мол, шевелись. Выходит и закрывает за собой дверь. Не говоря ни слова, хоть и хотелось услышать банальное «пока» как минимум. «И к чему был этот флирт под конец?» — вот так Минхо остался в замешательстве, снова в одиночестве. После первой встречи остались весьма смешанные чувства, но она далеко не последняя. Глаза — зеркало души, так говорят же, да? Так вот Хан ничего не смог разглядеть в тот момент, в отличие от Минхо, который увидел блёклые детские искорки в очах Хана, которые потушила тварь-жизнь.