***
— Если вы так и будете всю дорогу сопли жевать, ничего вам со Светловой не обломится. Школа закончится, а она вам так и не даст, — закинул удочку Гусев на предмет полезности для своей затеи давних Майкиных поклонников — Смирнова и Королькова. Сначала друзья отнеслись к его словам с явным недоверием: — Можно подумать, у нас выбор есть, кроме как эти сопли жевать! — Она ж кроме Серёги ни на кого не смотрит! Скажешь нет? — Скажу нет. Смотрит, ещё как смотрит. И на вас смотрит, и на меня, и на Эла. Эл бы, к примеру, не напрягаясь Майку в постель бы уложил, если б на Кукушкиной помешан не был, — с видом знатока заявил Гусев. — Пфф! Тоже мне, открыл Америку! — фыркнул Смирнов. — Эл — Сыроегина копия. Улучшенная версия, можно сказать. — А вот ты бы смог, Макар? — с вызовом посмотрел на него Вовка Корольков. — А то рассуждать с умным видом и я могу. — Да без проблем, — уверенно соврал Гусев. — Только ты меня на слабо не разводи — даже пытаться не буду. Мне важнее с Сыроегой друзьями остаться, чем разок покувыркаться в постели с его девкой. А вот у вас есть все шансы. — Слушай, Гусь, ты говори конкретнее, — занервничал явно заинтригованный Витёк. — А то напустил туману. Чего делать-то надо? — Подкатить к ней, — развёл руками Гусев. — Чего же ещё? — Ха! — невесело усмехнулся Витёк. — Думаешь, мы не подкатывали?! — Много раз, Макар, много раз! — патетически поддакнул Вова. — И никакого результата. — Хм, — задумался Гусев. — Значит, неправильно подкатывали. Рассказывайте давайте, как вы это делали? — Ну… как-как? Гулять звали, в кино приглашали, цветы, комплименты — всё как положено… Чего ещё-то? — развёл руками Смирнов. — А ещё конфеты дарили, мороженым угощали, на аттракционах катали, — дополнил дотошный Вовка. — Но Майка никого из нас даже не поцеловала ни разу по-настоящему. Хотя подарки брала и от развлечений ни разу не отказалась. — Ни хрена себе вы деятельность развели, — почесал репу Гусь. — Как только Серёга не заметил ничего?! — Ну, она ему чего-то там плела такое, что занята и не может встретиться. Проверять он всё равно не стал бы — ты ж знаешь, Сыроега не ревнивый, — пожал плечами Витёк. — Ну, так что мы делали не так? Колись, Гусь, за базар отвечать надо! — Да, Макар, а то твои слова пока что не очень убедительны, — поддержал друга Корольков. Макар растерялся. О том, что оба приятеля вовсе не сидели сложа руки, а более чем активно добивались расположения своей дамы сердца, он не знал. Но какой-то выход из ситуации искать было надо — и чтоб перед пацанами пустобрехом не выглядеть, и чтоб таки уже действительно придумать, как им Светлову соблазнить. — А вы как за Майкой-то ухаживали? — сказал Макар просто чтобы что-нибудь сказать. И, сам от себя не ожидая, добавил: — Вместе или по отдельности? — По отдельности, Гусь, ты чего? Как же вместе-то? — не понял юмора Витёк. — Мы с ним даже дрались пару раз, когда решали, кто следующий к ней подваливать будет, — серьёзно заметил Вова. Гусев аж присвистнул — Витька с Вовкой не разлей вода по жизни, а тут из-за девки друг на друга с кулаками набросились. Значит, идея его тем более кстати придётся. — Вот потому-то нифига у вас и не получается. Вам нельзя по отдельности! — похлопал Гусь обоих по плечам. Витя с Вовой смотрели на него как два идиота… на другого такого же идиота. — Гусь, ты чё, совсем… того, короче? — выдавил наконец из себя Смирнов. А Макар понял, что вот он, момент истины — не получится у него сейчас внятно изложить свои мысли — приятели просто пошлют его прямым текстом нахуй и больше возможности натравить их на Майку у него не будет. Тогда Макар выпрямился, приосанился, напустил на себя серьёзный и уверенный вид и строгим голосом сказал: — Вы что, и вправду решили, что каждый из вас по отдельности может хоть в чём-то переплюнуть Сыроежкина? — Ну… я — умный, — несмело сказал Вовка. — Умный, — согласился Макар. Только Светлова, извини, твой ум не оценит — для этого самой надо хорошо соображать в том же, в чём ты шаришь. — А я — красивый! — с вызовом сказал Витёк, который объективно красивым и был. — Красивый, — и тут не стал спорить Гусев. — Вовка, кстати, тоже не урод. Но оба вы — мелкие. И я тут не о росте Ховорю. Вы в развитии остаёте, — сказал Макар и, заметив насупленные физиономии друзей, тут же поправился: — От Сыроеги отстаёте — он у нас же акселерат. Они на пару с Хромовым, как я выглядят, а я на два Хода старше! А по росту уж и перегнали давно. Сечёте, детки? «Детки» синхронно опустили головы, а Макар продолжил опускать их ниже плинтуса. — А ещё, напомню, вы — обычные нищеброды, как и я, и все остальные в классе. А у Серёги отец в загранку катается — и бабки имеет, и дефицит всякий достать может, и знакомствами полезными обладает. — Ты нам что, классовую ненависть к Сыроежкину привить пытаешься? — мрачно пошутил явно расстроенный Вовка. — Нет, конечно, — потрепал его по волосам Гусев. — Серёга — пацан правильный, не задаётся. И отец его неплохой мужик, не жлоб какой-нибудь. Сколько он нам всего возит? И не наваривается, хотя мог бы. Только ведь девки, особенно такие красивые, как Светлова ваша, они ж на бабло ещё как смотрят. Чтоб парень с возможностями был. А вы?.. Смирнов с Корольковым от этих слов, которые для них, понятное дело, никаким откровением не были и только подтверждали их собственные страхи и сомнения, совсем приуныли. А Макар, пользуясь подходящим моментом, приобнял обоих за плечи и проникновенным голосом сказал: — Но зато вы вдвоём можете дать ей то, шо ни СерёХа, ни Эл не смоХут. — Гусь, ну не томи, а? — просипел Витёк, у которого от переживаний аж горло перехватило. — Говори уже, чё ей дать-то надо? — Исключительность, Витя, исключительность. — Как это? — вместо Вити спросил умный Вова. Значение этого слова он, разумеется, прекрасно знал, но в контексте объяснения Макара ничего не понял. — Вы, вообще, часто видали, шоб девчонка, не скрываясь, сразу с двумя пацанами Хуляла? И не прятала их друХ от друХа? А? Шоб, как шведская семья, только наоборот? — Нет! — в один голос сказали ребята. — Никогда не видели. А такое бывает? — Бывает, — словно опытный Казанова, сблефовал Гусь, который тройнички встречал, но исключительно в мужском варианте. — Девчонки такое любят, но везёт не каждой — пацаны скорее друг другу бошки поотрывают, чем вместе одну кралю охмурять начнут. Так шо, дерзайте, хлопчики. Ответа от малость обалдевших товарищей Гусев ждать не стал, похлопал каждого напутственно по плечу и ушёл восвояси. Станут они или нет воплощать его бредовую идею в жизнь неизвестно, но лучше он всё равно ничего придумать не смог. Зато, если выгорит, довольны и эти два перца будут, и он, и сама Майка. Возможно даже, она — больше всех. Через два дня Смирнов и Корольков, оба с горящими глазами выцепили после уроков Гуся, затолкали его в пустующий кабинет физики (от Сыроеги подальше) и сказали: — Макар, выручай! У нас, кажется, это… твой план сработал! — Да, мы вчера с Майкой оба гуляли! В кино ходили, и в парк, а потом ещё в мороженицу зашли и до дома её проводили, вот! — Да? — осторожно поинтересовался Гусев. — А в чём прикол-то? Вы ж её и до этого поодиночке «гуляли». Шо изменилось-то? — Не… ну… вчера по-другому всё было! Скажи, Вовка? — Да! — с чувством выдохнул Корольков. — Майя такая довольная была… И счастливая! Сама шутила с нами, улыбалась всё время, кокетничала и даже это… — Вовка от переживаний растерял весь свой богатый словарный запас и покраснел до кончиков ушей — видать что-то и впрямь необычное случилось. — Гусь, представляешь, она нам позволила себя обнимать! — пришёл на помощь товарищу Витёк. — Вдвоём! Я её даже за попу потрогал!.. — сказал он с придыханием, посмотрел на всё ещё малинового друга и добавил: — И он тоже!.. Мы вместе… — Ну поздравляю! — искренне порадовался успехам товарищей Макар. — Я ж Ховорил! Тока… в чём помоХать-то вам теперь надо? — Так это… — стал объяснять Витёк, — мы с ней сегодня вечером опять встречаемся… — У меня дома, — сказал обретший наконец дар речи Вовка. — Родители сегодня сразу после работы в гости идут, их допоздна не будет. Гусев от таких новостей только присвистнул. — Вот это да-а! — Ага, — подтвердил Витёк. — Я у Эла под это дело даже бутылку Хванчкары одолжил, не сказал, правда, для кого. Так что всё путём у нас, только… — Что «только»? — насторожился Макар. — Резинки нужны? — Ну, и это тоже, на всякий случай, — теперь уже и Смирнов залился свекольным румянцем. — Не вопрос! — Гусев порылся в своей сумке и выгреб оттуда горсть импортных презервативов, которые втихаря от Серёжи он приобретал у его же отца, высыпал их на парту, на глаз поделил кучку пополам и часть убрал обратно. — Должно хватить. Если останутся — ваши будут. — Ух ты!.. — опять одновременно выдохнули приятели и стали чуть ли не с благоговейным трепетом рассматривать блестящие ребристые квадратики. — Как пользоваться, знаете? — Макар понял их охи и ахи по-своему. — Ну... так... теоретически, — не отрывая глаз от невиданной доселе штуки, сказал Витёк. — Смотри, Вов, ribbed написано, ребристые значит, — с нескрываемым восторгом прошептал он Вовке, отдал ему квадратик, а сам взял другой. — И с пупырышками даже есть! Во буржуи дают! Не то что у нас в аптеке... Интересно, как оно, приятно? — продолжил изливать вслух свои восторги Витёк. — Да я бы не сказал, что особо чувствуется, — по простоте душевной высказался Гусев, поймал на себе недоуменные взгляды друзей и чуть за голову не схватился — это ж надо так оплошать! — Девчонки Ховорят, им без разницы… я хотел сказать… — А-а… — сказал Смирнов. Затем замолчал ненадолго, набрал в грудь побольше воздуха и выпалил: — Макар, объясни нам, как целоваться надо! — Чего?.. — вот тут пришла очередь Макара ошалело хлопать глазами. — Таки вы шо… ни разу? Оба?.. — Нет, — старательно замотали головами Витя с Вовой. — У нас девчонок никогда не было. — Майя опытная, — вздохнул Вовка. — Не хочется перед ней в грязь лицом ударить. — Дела-а… — протянул Макар и вдруг резко замолчал. — Вам никак нельзя сплоховать, — продолжил он уже деловым тоном. — Первое впечатление испортите. Витёк прав, таким вещам заранее учиться надо. «Чем чёрт не шутит?!» — усмехнулся про себя Гусев, подмигнул ребятам и пошёл закрывать дверь класса на швабру. Настроение после выписки у него было тоскливое, так почему бы не устроить себе маленькое невинное развлечение? — Расскажи нам, — с трудом преодолевая смущение, попросил Вовка. — Нам до вечера всё усвоить надо. — Не боись, усвоите, если стараться будете, — провёл ему рукой по груди Макар и улыбнулся. И уже через секунду снова принял серьёзный вид. — Только объяснять тут совершенно бесполезно — пустая трата времени выйдет. — А как же? — удивился Витёк. — Нужна практика, — как ни в чём не бывало продолжал Гусев, с видом профессора расхаживая вдоль доски. — Некоторые, конечно, тренируются на помидорах и яблоках, но это неправильно. Почему? — он резко замер и обратился с вопросом к Королькову. — Потому что… Потому что фрукты и овощи не имеют ротового аппарата! — словно на уроке ответил Вова. — Молодец, Корольков, садись, пять! — похвалил его Макар. — А зачем для тренировки нужен второй ротовой аппарат? — на этот раз вопрос был задан Витьку. — Э… Ну, чтобы, ну… — замялся Смирнов. — Чтобы он мог двигаться, да! — сообразил он наконец. — Да, именно, — положил ему руку на плечо Макар. — Правильно мыслишь. Потому что поцелуй — это прежде всего что? — Динамика! — Вовка даже руку поднял, когда сказал это. — Поцелуй, Вова, — Макар оставил Витька и подошёл к парте, за которой сидел Корольков. Опёрся о неё и вкрадчиво сказал: — Это прежде всего способ взаимодействия с другим человеком. Ты должен чувствовать того, кого целуешь. Его настроение, его желание, понимать что говорит его тело, чего он ждёт от тебя. — Это сложно… — грустно заметил с соседней парты Витёк. — Это просто, — тут же возразил ему Гусев. — Не дрейфь, попробуй и ты сам всё узнаешь. — Так с кем же пробовать-то? — не понял Смирнов. — Вот с Вовой и попробуй, — как само собой разумеющееся сообщил Макар. — Да но… он же парень… — растерялся Витя. — Витя, — снисходительно посмотрел на него Макар. — Какая разница? Рты у мальчиков и девочек абсолютно одинаковые. И предназначены для одних и тех же вещей. Поцелуй его, — он взял за руку малость обалдевшего от такого поворота событий Королькова и вывел его к доске. — Давай, иди сюда, — Макар поманил пальцем Витька. В результате Витёк с Вовкой оказались вдвоём у доски, а Макар занял место в «зрительном зале», усевшись на край первой парты. — Ну, вперёд, хлопцы! Чего ждём? — хлопнул в ладоши Макар, подбадривая друзей. — Время идёт, а вам сегодня кровь из носу надо Светлову поразить! Давайте, подходите ближе друг к другу, не стесняйтесь!.. Вова с Витей остановились где-то на расстоянии двадцати сантиметров друг от друга, слегка наклонились, вытянув шеи и губы, неловко столкнулись носами, чмокнулись, едва коснувшись губами, и тут же отпрянули друг от друга, словно их током дёрнуло. — Э-э! Так дело не пойдёт! — махнул рукой Макар. — Если Майка этот детский сад увидит, сбежит — не доХоните… Встаньте вплотную, шоб животы касались. Так… Хорошо. Теперь обнимитесь. Блин, не так, по-настоящему! — раздавал указания Гусев. — Руки на талию ему положи. Вов, ну, представь, что Витя — это Майя и обними её уже нормально! Ребята у доски пытались сделать так как, как велел им старший и более опытный товарищ, но получалась какая-то путаница: руки оказывались не там, ноги тоже, Витёк ругался, что Вовке зря пятёрки по биологии ставят: он талию от жопы отличить не может; Вовка жаловался на Витька, который специально его обслюнявил, и всё в таком же роде. А под конец Смирнов вообще заявил: — Не хочу я Майку для него изображать, пусть Корольков сам ей будет. Для меня. Тогда сразу получится! — С чего это я — Майка? С того, что ниже ростом, что ли? Это несправедливо, это дискриминация человека по физическим параметрам! — тут же возмутился Вовка и отодвинулся от Витька. — Так, стоп! — ещё раз хлопнул в ладоши Гусев. — Шоб никому обидно не было, сегодня Майкой буду я. Мне не западло. И, пока никто из друзей не начал с ним препираться, скомандовал: — Витя, сюда! Витёк подошёл к сидящему на парте Макару. — Ближе, ближе, — Гусев взял его за руку, развёл пошире ноги и притянул приятеля совсем близко, обхватив согнутыми коленями его бёдра. — Видишь, я даже ниже тебя сейчас, — сказал он тихо и посмотрел Витьку прямо в глаза. И сразу же, не говоря больше ни слова, обнял его одной рукой за талию, другой обхватил Витькин затылок и начал целовать. Горячо и жадно, а потом нежно и осторожно и снова глубоко и чувственно. Вите ничего другого не оставалось, кроме как пытаться подстроиться под чужие движения, раскрывать широко рот, плавно двигая челюстью и наклоняя в нужную сторону голову, пропускать внутрь язык партнёра, самому ласкать его своим языком, позволять поочередно засасывать свои губы, повторять то же с губами Макара, пока Макар сам не отстранил его от себя. Гусев удерживал его за плечи на расстоянии вытянутых рук, как заворожённый смотрел на совершенно пьяного, еле дышащего Смирнова, расхристаного и растрёпаного, пожирающего его мутным взглядом, больше похожего на одержимого похотью зомби, чем на школьника после своего первого поцелуя, и понимал, что и сам сейчас выглядит не лучше. А дальше Смирнов сделал то, чего Макар от него не ожидал — несильным, но резким ударом сбросил с себя удерживающие его руки и что есть силы снова прижался к Макару. Так же, как его «учитель» до этого, обхватил за талию, запустил пальцы в волосы, но потом внезапно сжал их в кулак и потянул вниз, заставляя открыться беззащитное горло. Повинуясь инстинкту, почуяв готовую подставиться «жертву», Смирнов вёл в этой схватке — до боли впивался в губы Макара, лез под его рубашку, ставил засосы на шее, пускал в ход зубы, вжимался пахом его пах и буквально дурел от открывшихся ему новых ощущений. Макар чувствовал, что игра выходит из-под контроля — он сам мнёт Витькину задницу, вжимает его себя, вылизывает ему шею, глухо стонет, когда тот пытается «трахать» его через школьные брюки. Ещё немного, и он просто будет сосать у него прямо тут, в классе, или подставит зад, и всё это на глазах у Вовки… У Вовки! Точно! Мысль о Королькове, который тут, рядом, стоит и наблюдает всё это непотребство и уже наверняка записал их с Витьком в конченные пидарасы (причем Витька явно напрасно), оказалась для Макара спасительной. — Всё, стоп, Витёк, харэ! Остынь, перерыв у нас, — Макар с силой отлепил от себя Смирнова и слез с парты. — Ты молодец, всё усвоил, Светлова сегодня кончит под тобой, даже трусы снять не успеет, — он усадил еле держащегося на ногах товарища за соседнюю парту и посмотрел на Вову. Корольков так и стоял всё это время у доски, словно каменное изваяние. То, что он не памятник, а живой человек, можно было понять лишь по ровному малиновому цвету его лица, учащённому дыханию и неотрывно следящим за Макаром огромным глазам. — Не стой, как столб, Вова, твоя очередь урок отвечать, — улыбнулся приятелю Макар и уселся на ближайший стул — как раз на место учителя. Вова отмер, подошёл к Макару и сразу сел к нему верхом на колени и обнял за шею. Не даром он был самым способным учеником в классе — соображал Корольков всегда быстро и в нужном направлении. А ещё, как понял Макар уже через пару минут, у Вовки был врождённый талант к поцелуям. Его, как, собственно, и Витька, учить было не нужно, нужно было всего лишь дать им возможность раскрыться, почувствовать страсть, показать, что им позволено всё и по-всякому. Вовка целовался нежно и бережно, но пресекал малейшие попытки Макара взять инициативу на себя. Придерживал рукой его челюсть, мягко ласкал кожу головы и едва заметно елозил задницей, но так что каждый раз чувствительно задевал гусевский член. Причем, судя по всему искренне этого не замечал. — Вова, — в итоге взмолился Макар, — ты хочешь, чтобы я так кончил?.. Вовка оторвался наконец от его лица, отрицательно замотал головой, но даже и попытки слезть с Гуся не сделал. Впрочем, и Макар вместо того, чтобы ссадить его с себя, только больше вжимался в его промежность, стискивал Вовкину задницу и легонько покачивал бёдрами — он действительно был на грани. — Вов, потренируешься со мной, — на Вовкино плечо легла Витина ладонь. — Давай, вставай, с ним опасно долго тискаться — совсем опидарасишься, — Смирнов сказал это в шутку, даже улыбнулся весело, но когда он глянул на Макара — у того холодок по коже прошёл, до того тяжёлым и недобрым был этот взгляд. Мигом спавшее возбуждение вернуло Макару трезвость мысли: он встал, аккуратно поставив всё ещё малость хмельного Вовку на пол, взял свою сумку и сказал приятелям: — Всё, голубки, теперь вы всё знаете, всё умеете, бояться на свиданке вам нечего. Тренируйтесь дальше, а я пошёл. Ну… и не увлекайтесь там — вам ещё Майку сегодня ублажать. Покедова! — широко улыбнулся товарищам Гусев и отчалил. Однако, едва выйдя за дверь, всё, что Макар смог сделать дальше — это прислониться к стенке и медленно сползти по ней вниз. Ноги дрожали, руки тоже, лицо горело… от стыда. Макар перевёл дыхание, усилием воли заставил себя встать и пошёл в ближайший туалет: сунул голову под кран с холодной водой, отряхнулся и посмотрел в зеркало — спалился или не спалился? «Спалился однозначно!» — ответил себе Макар и чуть не взвыл от досады — ну это ж надо было так по-глупому попасться! Он же всего лишь хотел посмотреть-поржать, как Вовка с Витьком целоваться будут, а в итоге чуть не трахнулся с обоими!.. Немного успокаивало только то, что эти два кадра и сами хороши были — один его чуть не изнасиловал прямо на парте, а другой готов был сам на его члене прыгать. «Спермотоксикоз, бляха-муха… Ещё немного и на парней в школе кидаться начну, — посетовал про себя Макар. — Такое дрочкой не лечится, только еблей… по самые помидоры», — пришёл он к логичному выводу и решил сегодня же отправиться на плешку.***
Домой в этот день Гусев возвращался поздно, в трамвае ехал стоя, хотя мест свободных было полно. В теле ощущалась приятная усталость, пусть и с некоторым дискомфортом в области заднего прохода, но на душе было муторно. Клеились сегодня к нему исключительно какие-то мутные типы, звали к себе на хату, куда Макар принципиально не ходил в целях безопасности, потом сцепился языками с давним знакомым, которого с весны не видел, наслушался от него всяких ужасов про «ремонт» (он, оказывается, всё лето по больницам валялся, последствия залечивал) и в результате сговорился с двумя другими, не очень ему симпатичными, если не сказать больше, людьми. Дождался темноты и они его прямо там в кустах и отодрали на пару. Вроде и хорошо, а вроде и не очень — такой секс полноценным в понимании Макара не был: и люди не те, и место тоже не то, а главное, никакого контакта с живым человеком помимо члена в заднице не ощущается. Макару, как бы это по-девчачьи ни звучало, нравилось именно заниматься любовью: без одежды, в спокойной обстановке, с любимым человеком. Неспешно ласкать друг друга или жёстко трахаться, возможно, предаваться всяким излишествам и безобидным «извращениям», а может, просто болтать и нежиться в перерывах между «скучными» половыми актами. Макар не ошибся, когда в своих воспоминаниях об идеальном сексе называл партнёров любимыми. Он действительно любил всех этих людей — Митю, Дениса, Эла… Каждого по-своему, но любил. Просто, раньше не понимал, не видел этого, ошибочно полагая, что только такие чувства, какие он испытывает к Серёже, имеют право называться любовью. И почему важные вещи доходят до него так поздно? «Потому что — дурак», — тихо сказал себе под нос Гусев, косясь на редких пассажиров. Никто его, разумеется не слышал, и Макар с чистой совестью вновь нырнул в свои мысли. Теперь он трахается неизвестно с кем и совсем не так, как хочется, а всё потому, что трое его любимых бросили его. «Сука ты, Эл», — скорее просто печально, чем сердито вздохнул Гусев, вспомнив, как было хорошо с Элом. Даже несмотря на все его извращения и откровенно подлую натуру. Да, Эл опять чего-то там плёл ему про любовь, намекал на возобновление отношений, но Макар не повёлся, и не только потому что не поверил и заподозрил очередную его «фирменную» пакость. Макар видел, как Эл воркует со своей Зойкой, как трепетно и нежно к ней относится, как трясётся над ней и боится потерять. Ну куда в такую идиллию лезть ещё и Гусю? Там и без него все счастливы. А у Громова просто очередной заёб. Чего ещё от психа ждать?.. Денис Евгеньевич тоже был сукой. Но, в отличие от придурка Громова, сукой несчастной. А ещё жертвой чужого мнения и собственной глупости. На него Макар сердился гораздо больше, чем на Эла: Денис своей женитьбой нагадил не только Гусю — гораздо больше он нагадил себе. «Понять и простить» такое у Макара пока не получалось. А вот Митенька покойный сукой не был. Хотя единственный ушёл от Макара навсегда и безвозвратно, и вернуть его не получится даже чудом. Сукой в данном случае был сам Макар. Простить себя у него так и не вышло, а Митин образ с каждым прожитым после потери друга годом обретал всё больше милых черт, сожаление о его смерти росло, и часто Макар ловил себя на том, что в минуты острой хандры и презрения к себе он с надеждой оглядывается по сторонам, силясь опять увидеть любимый призрак. Оглянулся Макар и сейчас — впереди, на сиденье сразу за кабиной машиниста, спиной к нему сидел паренёк: светлые, чуть отросшие вьющиеся волосы, синяя летняя футболка… в октябре месяце. Макар быстрым шагом прошёл в начало вагона, встал рядом с парнем и поражённо выдохнул: — Митя… Митенька… Митя с мольбой посмотрел на него, виновато пожал плечами, сунул между голых голеней руки, словно ему было холодно, и тяжело сглотнул. — Митя, прости меня… Я люблю тебя, Митя!.. — на глаза Макара навернулись слёзы, сморгнуть которые было страшно: что если пелена спадёт и призрак исчезнет? Макар так и стоял, с широко открытыми глазами, из которых не переставая текли слёзы, тяжёлыми каплями падая на дермантиновую обивку сиденья, смотрел на друга и боялся отвести взгляд — впервые с момента его гибели он видел Митю Савельева так близко и так отчётливо. Митя выглядел совсем как в их последнюю встречу, когда пришёл провожать Макара на вокзал. Даже одежда та же - футболка, шорты, кеды. Вот только в глазах вместо светлой грусти — тоска и… голод. — Митенька, ты хочешь есть? — с трудом шевеля губами, спросил Макар. Митя еле заметно кивнул, дотронулся пальцами до своего рта, провёл рукой по горлу, груди и приложил ладонь к животу. — А у меня и нет ничего… — совсем расстроился Макар. — И закрыто уже всё… ПоХоди, а ты же можешь ко мне домой? Там-то точно есть! Митя опять пожал плечами, на этот раз неуверенно, а Макар почувствовал болезненный толчок в спину: — Совсем уже молодёжь стыд потеряла! Напьются, сами с собой разговоривают, а людям не выйти! — ворчала позади него толстая бабка, протискиваясь к выходу. — Молодой человек! Да дайте же пройти! Весь проход перегородил! Макар осмотрелся — он и вправду стоял непозволительно широко, так что даже в полупустом трамвае представлял собой серьезное препятствие для выходящих пассажиров. Пришлось подобраться, подвинуться, давая место тётке, и только потом вернуться взглядом к… пустому сиденью. Призрак, как и полагается приличному привидению, тихо и незаметно исчез. Гусев вышел на своей остановке и сразу окунулся в мрачную и сырую атмосферу ночного города — за то время, что он ехал, стало заметно холоднее, начал моросить противный дождик, в лицо подул зябкий ветерок… Мерзко и неуютно, одним словом. Надо спешить домой. — Эй, парень! — уже подходя к дому, услышал Макар чей-то хриплый голос и непроизвольно сжал кулаки. — Чё надо? — он резко обернулся на источник звука. — Макарка, ты?! — обрадовался Гусеву мужик неопределенных лет с землистой пропитой рожей и авоськой с пустыми бутылками в руках — Чё те надо, дядя Миша? — заметно расслабившись, спросил Макар. — Денег дай, а? До получки. Трёху. Верну, как только, так сразу! — А ты не охамел ли? Трёху ему! Ничё те не дам, алкаш ты херов! — возмутился наглости соседа с первого этажа Гусев. — Ну хоть рубь? — не унимался тот. — Шоб ты опять всё пропил? Ни рубля от меня не получишь! — Да мне не на водку! — стал бить себя кулаком в грудь дядя Миша. — Мне на хлеб, Макарка… Веришь? Проснулся сегодня, опохмелился, глядь, а жрать-то и нечего… Суп скис, вылить пришлось, и в хлебнице плесень. Ну хоть мелочь дай? Я отдам всё, честно! — Врешь ты всё, — сплюнул Макар. — И получки у тебя не будет — тебя за пьянку с работы давно выгнали. — Так я ж устроюсь, новую найду! Будет у меня получка, будет! — с энтузиазмом стал расписывать свои трудовые перспективы сосед. — Если тебе и вправду жрать нечего, так я тебе хлеба принесу. Ну как, согласен? — предложил Макар, пытаясь заранее угадать, как будет отбрехиваться от такой идеи этот алкоголик. — Неси, неси, Макарушка! Всё, всё приму в дар! — чуть не прослезился дядя Миша. — А я тут пока ещё поищу, — звякнул авоськой сосед и пошёл бродить вдоль дома. Макар озадаченно хмыкнул и пошёл в подъезд — везёт ему сегодня на голодных. Через пять минут запыхавшийся Гусев обнаружил соседа на их помойке. — Вот ты Хде, Холодающий Поволжья! Держи, — Макар протянул ему две пачки печенья Мария. — Извиняй, но хлеба дома мало, нам на завтрак иначе не хватит. Так что: «нету хлеба, жрите пирожные», — перефразировал он Марию-Антуанетту и сам же усмехнулся своей шутке. — Ой, спасибо, ой выручил! — стал благодарить Макара осчастливленный им алкаш, тут же грязной рукой вскрыл одну пачку и принялся пожирать её содержимое. — От голодной смерти, моно скать, спас! — чавкнул довольный сосед, хрюкнул Макару на прощание и пошёл домой. Идти с ним вместе Макар не хотел, задержался на пару минут у помойки и только потом двинулся к дому. «Вот ведь как оно бывает, — вздохнул Гусев. — Хотел помочь Митеньке, а в результате накормил этого хмыря… Ну и ладно, пусть хоть кому-то лучше стало». Макар открыл дверь своего подъезда, обернулся напоследок на неприветливую ночную улицу и остановился: невдалеке, на качелях детской площадки, сидел белобрысый мальчик лет пятнадцати и ел печенье. — Митя!.. — тихо позвал его Макар. Митя его услышал, поднял голову и улыбнулся. Потом приветливо помахал рукой, и Макар ему тоже помахал в ответ. Дальше Гусев искушать судьбу не стал, вошёл внутрь, но на лифте не поехал, поднялся пешком. По дороге ещё несколько раз глянул в лестничное окно, но во дворе никого уже не увидел, только на детской площадке слегка покачивались пустые качели.***
— Где ты, вообще, шляешься, Гусь? — зевнула телефонная трубка. — Двенадцатый час уже. — Мама твоя сказала, ты с какими-то друзьями встречаться пошёл. Вот нахрена, а? Не мог сначала ко мне зайти? — Сырое-ежкин!.. — расплылся в счастливой улыбке Макар: хоть что-то сегодня произошло с ним безоговорочно хорошее — Серёжа, вот, позвонил! — Я знаю, что я Сыроежкин. Гусев, — насупилась трубка. — У тебя освобождение от спорта последнюю неделю, потом фиг после уроков выловишь… А ты пропадаешь неизвестно где. — Ну… Хулял я. Ты ж всё равно дни напролёт со Светловой зависаешь, — попытался неумело оправдаться Гусев. — А вот сегодня как раз и не зависал. Майка сказала, у неё дела какие-то образовались до вечера, так я — сразу к тебе, а у тебя дома никого. Потом уж твоя мать пришла и сказала, что ты гулять намылился. — Дела у Майки, Ховоришь… — повторил Макар и улыбнулся ещё шире: интересно, как там свидание у Королькова и Смирнова с ней прошло? — Да причём тут она, Гусь? Я говорю, с тобой потусить хотел… — вздохнул Серёжа на том конце провода. — И что это у тебя за друзья такие, про которых я не знаю? С хоккея что ли кто-то? — С хоккея, да, — поморщился Макар. Развивать эту тему ему не хотелось совершенно, как и вспоминать сегодняшние похождения с этими «друзьями». Проще соврать и не вдаваться в подробности. — Давай завтра с тобой после школы встретимся? И послезавтра тоже можно, а? Я до конца недели свободен. — Завтра я не могу, завтра Майка опять за мной увяжется, обидится, если я без неё куда-нибудь пойду, — немного расстроился Сыроежкин. — А хочешь, мы вдвоём к тебе зайдём? Посидим, как раньше? Я у бати бутылку Алазани видел, он не против будет… — Не, Серёж, раз так — не надо завтра, — прервал его Макар. — Ну чего я вам мешать буду? Не пришей кобыле хвост. Да и пить я сейчас не хочу — мне форму восстанавливать нужно. Давай потом, когда один сможешь… На этом пришлось Макару с Серёжей распрощаться — выслушивать, что зря он так: Майка на самом деле классная девчонка и им совсем не помешает, и вообще, Гусь ей тоже нравится, а втроём веселее, было выше его сил. Серёга вечно на все лады расхваливал свою подругу, хотя и со стороны было видно, что он от неё просто устал. Зачем он это делал, Макар понять не мог. Порой, ему даже казалось, что Сыроежкин действительно любит свою девушку, а его особенное отношение к самому Гусеву — не более, чем плод больного воображения: Серёжа просто очень хороший друг, а глупый Гусь навыдумывал себе чёрт знает что. Чтобы как-то покончить с этой неопределенностью, Макар решил придерживаться правила — хочет Серёга проводить с ним время, пусть избавляется от своей девки. Хотя бы на несколько часов. Не сможет? Значит, не очень-то и хотел. А сам он, пока тепло, будет свободное время проводить на плешке — всё равно зима уже не за горами, и это удовольствие скоро закончится, а так хоть мысли ненужные в голову лезть не будут.