Sinners

Глубоко за полночь Джон начал ощущать, как расслабляются все мышцы, словно требуя немедленно восполнить недостаток сна. Надоедливо побаливал бок, но останавливаться и осматривать причину боли не хотелось. Все, что угодно, беспокоит меньше, если это пытаться игнорировать. Ночь после сильной грозы была прохладной и свежей. Воздух был наполнен умиротворяющим запахом мокрой травы, а небо стало поразительно чистым и того редкого тёмно-синего цвета, глядя на который видны яркие точки блестящих звёзд. Подняв усталый взгляд вверх, Марстон любовался занимательной широкой линией, вдоль которой скопилось слишком много звёзд. Эта яркая полоса из точек пересекала все небо и уходила далеко-далеко за край земли. Он никогда раньше не смотрел на небо так. Внимательно и осознанно, задумываясь, что это за точки, и насколько далеко они находятся. Будет ли их видно лучше, или будут ли они казаться ближе, когда он поднимется высоко в горы. Туда, где дышать одновременно тяжело и свободно. Проехав мимо станции Riggs, поднимаясь вверх по склону, Джон развернул лошадь и оглянулся назад. Он смотрел в ту сторону, где остался позади длинный железнодорожный мост через реку. Где-то там был его дом. Где-то там он оставил людей, о которых привык заботиться. Ускакал далеко от себя самого и не хочешь смотреть в сторону дома. Почему индейцы насколько проницательны? Хоть он и встречался с ними немногим реже, чем Артур, от их взгляда не ускользнуло то, что Джон не особо стремился быть со своими женой и ребенком. Откуда они вообще знают о них? Если Чарльз с Артуром разговаривали о Марстоне, значит, наверное, и с ними тоже… — Артур Морган, — проговорил в пустоту Джон. Какая будет их встреча? После всего, что произошло, захочет ли Артур его видеть? Пожать ему руку или даже неуклюже обнять, так по-братски. Джон помнил руки Артура, большие и такие теплые ладони. У всех людей рукопожатие разное* и вызывает разные эмоции. У одних руки холодные и сухие, у других — вечно влажные и трясущиеся. Бывают неуверенные и, наоборот, слишком дерзкие. У Чарльза руки были как у настоящего бойца: сильные и твердые, закалённые в кулачных боях. Прикасаясь к ним, можно было почувствовать опасность и собственную слабость. Но с Артуром было совсем по-другому… Когда он пожимал руку Джона, то ее не хотелось отпускать. Джон как будто имел тайное влечение к его рукам. Их приветствие всегда длилось на мгновение дольше. Марстон задерживал его ладонь в своей, впитывая тепло от прикосновения кожи к коже. Такое простое действие заставляло трепетать нервы и наполняло тело восторгом. Это тепло разливалось приятной истомой и отзывалось чем-то едва уловимым внутри. Единственное, где Марстон мог позволить себе коснуться Артура, это его рука. После этого всегда хотелось большего. Вдалеке проезжал паровоз, выпуская клубы дыма в пустоту и громко сигналя городу о своем прибытии. Марстон больше не оглядывался. Переправившись через Dakota river, он уже был на полпути западнее Velentain и решил туда не заезжать. Раскинет палатку где-нибудь в окрестностях на заре и разведет костер утром. Сейчас слишком темно и спокойно, дым от его костра будет далеко заметен, а Джон не хотел привлекать к себе внимание. Кобыла начала сбавлять темп, перейдя с иноходи на более медленную рысь. Джон погладил ее по гриве и, наклонившись к ее уху, прошептал, что скоро они отдохнут. Осталось пройти совсем чуть-чуть до привала. Было раннее утро, и мимо него стали чаще проезжать встречные путники. Кто-то даже оглядывался, видимо, пытаясь разглядеть знакомое лицо. Это заставило Марстона чуть ниже на глаза опустить шляпу. Его шрамы сейчас почти незаметны под отросшей бородой. Если не знать, что они там есть, и не присматриваться, то можно и не заметить их вовсе. Джон специально подолгу не брился, потому что они были слишком узнаваемы. Отличительная черта, по которой его можно опознать как преступника, если где-то в городах были развешаны плакаты. Вскоре лошадь совсем выдохлась и шагала, еле перебирая копытами, стала запинаться о камни. Заведя ее дальше с дороги вглубь леса близ города, Джон поставил палатку и развел огонь, чтобы разогреть кофе и банку кукурузы, взятые в дорогу. Как-то он не подумал, что на обратный путь у него ничего нет. Много места занимала теплая одежда и вещи Артура. Некуда было положить припасы. Разложив матрас в палатке после завтрака, Джон расстегнул рубашку, потому что неприятно саднило то место пропущенного удара от Чарльза. На рёбрах справа внизу расплывалось нечто сине-бордовое под кожей. Сломать ребра в драке — плёвое дело, особенно если драться с более сильным противником. Джон ощупал пальцами больное место и подвигал корпусом. Вроде бы ничего не сломано, просто ушиб. Он лег на спину, но так лежать было больно, пришлось ворочаться, чтобы принять терпимую позу. Уснул он быстро. Без сновидений и без мыслей. Просто закрыл глаза в объятья темноты. Вынырнул из сна Джон так же быстро, как накануне отъезда, просто открыв глаза навстречу все той же темноте. Судя по редким мигающим звёздам в небе, солнце село совсем недавно. Костер давно потух. Собрав спальные вещи и палатку, быстро перекусив оставшейся с утра консервированной кукурузой, Джон снова отправился в путь. Запрыгнуть на лошадь с первого раза не получилось, прихватила сбоку ноющая боль под ребрами. Джон постоял и отдышался, подождал, когда она утихнет. Все же пришлось обойти лошадь и забраться в седло с другой стороны. И теперь надо не забывать спрыгивать на эту же сторону, чтобы избежать новой вспышки боли. Ему необходимо доехать до гор и вернуться обратно. Только после этого он сможет разобраться с причиной дискомфорта и заплывшего синяка. Пока это был просто ушиб. Но качка от езды верхом не способствовала его заживлению. Потом. Все потом. Выезжая на дорогу, Джон не сразу заметил на развилке медленно идущего человека. Он был довольно тепло одет, как будто носил сразу все, что у него было. Подъехав ближе, Джон понял, что это бродяга, закутанный в поношенные одежды, с туго завязанным тюком за спиной. Бродяга повернулся на шум копыт приближающейся лошади. — Доллар, сэр, — попросил он, тряся железной банкой перед мордой кобылы. — Всего доллар для слепого старика. Джон порылся в карманах и достал несколько монет, в сумме чуть больше доллара. — Вот, держи, — он звонко бросил монеты на дно пустой банки. Поведя лошадь вправо, Марстон хотел обогнуть старика и поехать дальше, но тот окликнул его. — Послушайте, мистер, — начал он, слепо озираясь, слегка приподнимая голову вверх, чтобы всадник его хорошо расслышал. — Вы лелеете прошлое ценой своего будущего.** — Мм, — промычал Джон и поехал прочь. — Я подумаю над этим. По дороге мимо озера Cattail начал появляться первый снег, воздух становился по морозному остужающим. От горячего дыхания лошади в воздух поднималась еле заметная сероватая дымка. Глядя на нее, Джон вспомнил, что давно не курил. Дорога, ведущая в горы, начинала петлять и извиваться все больше и больше. Казалось, от нее уже кружится голова. И не только у Джона. Кобыле не нравилось двигаться постоянно вверх, да ещё и по неудобным каменистым тропкам. Она недовольно урчала, проходя мимо скалистых обрывов. Слева внизу текла мелководная речушка прямо оттуда, с вершин гор. Ночью ее едва видно, зато легко можно услышать журчание ледяной воды. Отдаленно Марстон подумал, что у него заканчивается вода во фляжке, надо было где-нибудь набрать ещё у подножья. — Ты боишься высоты? — тихо спросил он у лошади. Погладил ее по гриве, похлопав по коричневой блестящей шее. — Я тоже… А знаешь, почему? Потому что чем выше забираешься, тем больнее падать. Кобыла, будто что-то понимая, вздрогнула и поджала уши, мотнув головой. Чем выше она поднималась, тем больнее ее шаг отзывался в ушибе Джона. Изредка он прикасался рукой к этому месту, хотя под теплой курткой ничего невозможно было нащупать. Просто так было легче. Примерно прикинув, что к полудню он доберется до резервации Вапити, Марстон решил не устраивать больше привалов. Одного достаточно, тем более лишний раз спать с болью в теле на камнях не хотелось. Как неудачно Чарльз его подбил, сразу ушиб и не чувствовался совсем. Лишь бы на обратную дорогу сил хватило, а там он врежет Чарльзу за все неудобства. А Эбигейл его подлечит. Или добьет ко всем чертям после того, что он сделал. Думать о жене не хотелось. Возвращаться к ней тоже. Разве что к мальчику. Хотя Джон никогда не называл его сыном, но привык заботиться о нем, как о своем родном. По мере того, как мальчик рос, Марстон все больше подозревал, что не он отец Джека. Если по характеру судить было ещё рано, то вот по внешнему сходству что-то представить уже можно. Должны же быть какие-то общие черты, хоть немного… Но их не было. И отцовских чувств тоже не было. Марстон думал, что женщинам всегда проще заботиться о чужих детях. Не зря же сиделки, воспитатели, гувернантки в подавляющем большинстве — женщины. А вот мужчине принять не своего ребенка… Этому принятию надо учиться. Хотя у Артура это получалось легко и даже доставляло ему удовольствие. Он довольно неплохо справлялся с тем, с чем не хотел связываться Марстон. Артуру нравилось уделять внимание Джеку, рассказывать ему какую-то историю или объяснять, как насаживать приманку на крючок. Наверное, он мог бы быть лучшим отцом, чем Джон. По мере продвижения снега становилось все больше и больше, он скрипел под бредущими шагами лошади. Такой белый и рыхлый, хотелось коснуться его руками, пройтись по нему. Почувствовать его глубину и чистоту. «Под снегом все становится прекрасным, кроме нас», — подумал Джон. Он хотел наклониться, чтобы загрести из гладкого сугроба ладонью, оставив глубокие борозды от пальцев на идеально гладкой поверхности снежной шапки. Он хотел дотянуться до чего-то прекрасного, чтобы уничтожить это… Но из-за ноющей боли не смог это сделать, оставшись сидеть ровно в седле. Ночь была светлая, отражаясь от белого снега и купаясь в ненавязчивом лунном свете. Было довольно морозно, и Джон крепче кутался в зимнюю куртку. Время от времени он подносил пальцы к лицу, пытаясь согреть руки дыханием. Стоит только дождаться утра, и сразу потеплеет. Редко, но ему удавалось забыться беспокойным сном, под размеренное укачивание лошади. Впрочем, он быстро просыпался, стоило ему начать накреняться на шею кобыле. Пистолет в кобуре спереди слева утыкался четко под ребро. Так он, будучи на границе сна и яви, встретил рассвет. Заставив себя окончательно проснуться, Джон осмотрелся по сторонам. Лошадь стояла под тенью деревьев, спустившись к воде. Видимо, ее мучила жажда. До стоянки индейцев осталось немного. Тяжело спрыгнув с кобылы, он подошёл к реке и умылся ледяной водой. Помыл руки и наполнил флягу. Позже вода пригодится, чтобы приготовить горячий кофе. Выпрямившись и спрятав руки в карманы, Джон неожиданно для себя понял, что тянет время. Он боялся встречи. Вся его смелость словно замёрзла от этого ледяного ручья. Ему было страшно вновь увидеть Артура. Снова возникло это позабытое чувство, когда чем ближе он к нему становился, тем дальше хотелось от него скрыться. От него, от самого себя, от своих неправильных желаний. Этот страх, такой пряный на вкус. Джон никогда и ни с кем им не делился, пряча его далеко за железными границами своей души. Преодолевая страх постоянно, пока он находился рядом с Артуром. И сейчас, шаг за шагом, он был все ближе к цели. А из-под зарытых, казалось бы, затоптанных чувств, снова поднималось все то же безумие. Дорога перестала петлять. Впереди показались первые деревянные постройки резервации и пара высоких переносных типи, наподобие больших конусных палаток. Из глубины поселения поднимался высокий дым от костра. Было около десяти часов утра, и особой человеческой активности видно не было. Наверное, мужчины ушли на охоту, а женщины занимались своими делами в хижинах. Джон проехал мимо коновязи, где отдыхало несколько лошадей, и заехал прямо в лагерь. Кобыла недовольно ухнула, глядя на спокойно стоящих собратьев. Но Марстон не придал этому значения, лишь слегка пришпорил. Ему нужно было осмотреть все пространство. Обогнув по дуге ближайшую палатку, за ней у костра Джон увидел силуэт, который узнал бы из тысячи. От которого не в силах был отвести взгляд. Вся кровь из сердца словно ударила в голову, наполняя вены расплавленной медью. Он остановил лошадь, натянув поводья, и задержал дыхание. Артур Морган сидел на большом поваленном стволе дерева у огня спиной к въезду в лагерь. Одет был в ту же старую теплую темно-синюю куртку, которую помнил Марстон. Надо что-то сделать, хотя бы вдохнуть, иначе бешено стучащему сердцу скоро перестанет хватать кислорода. Казалось, глаза его обманывают, и он видит образ, которого давно не существует. Дышать горячими легкими стало тяжело, и Джон, открыв было рот, хотел окликнуть Артура. Но его имя застряло в горле, не сорвавшись с обветренных губ. Пальцы судорожно сжимали поводья, и кобыле это не нравилось, она чувствовала напряжение хозяина, была уставшая с дороги и начинала нервничать. Лошадь стукнула копытом и издала недовольный звук, выдав положение непрошеного гостя. Морган обернулся, и душа Марстона ухнула куда-то в пропасть, разбившись о воды пасмурного неба. Джон с жадностью впитал этот момент узнавания во взгляде Артура. Он ждал всего, что угодно после этого, но только не маску безразличия на грани разочарования. Это заставило его сначала нахмуриться, а потом разозлиться от негодования. Морган встал, и во всей его позе и стеклянном взгляде читалось, будто он хочет прогнать непрошеного путника. Словно рыщущего койота, что пришел просить погреться у огня. Лавина горячей обиды захлестнула всего Джона, накрывая его с головой и заставляя захлебнуться в своих недрах. Набирая обороты, она скапливалась наверху его сознания, как лава в жерле вулкана, готовая перелиться через край. Но этой лаве мешала ледяная неприступность в лице, в позе Артура, который просто стоял, убрав руки в карманы, и как недостижимый вековой лёд, стойко выдерживал натиск бурлящей сжигающей лавины. Лошадь сильно нервничала, переминаясь с ноги на ногу. Она мотала головой, вихляя телом из стороны в сторону. Джон не замечал, как сильно натянул поводья, из-за которых трензель впивался в рот лошади. Она, не выдержав, сильно оттолкнулась от земли и встала на дыбы, застав хозяина врасплох, пытаясь сбросить его на землю. Джону пришлось напрячь все тело и сильно сжать бедрами бока кобылы, вжавшись шпорами в ее кожу. Он привстал из седла, чтобы поймать равновесие и успокоить лошадь. Но она, взмахнув в воздухе передними копытами, сама опустилась на землю. Из-за этой выходки Джон почувствовал внезапную боль под ребрами и схватился левой рукой за корпус, шипя от боли. Вернув гневный взгляд обратно к Моргану, Джон отстегнул его сумки и бросил их на землю, вместе со шляпой. Из-за боли в боку, из-за сжатых зубов сведенной челюсти он не смог проговорить ни слова. Но он хотел, хотел заорать на Артура. Спросить, какого черта? Он ничем не заслужил такого отношения. Но его огонь, обжигаясь о непоколебимость ледяной стены Моргана, шипел и стремился уйти прочь. Его здесь не ждали. Он тут не нужен. И, развернув лошадь, Джон с силой пришпорил ее в обратную дорогу. Она недовольно заржала, и хотела было опять забрыкаться, но он ее удержал. Второй такой выходки его ушиб не выдержит, если там, конечно, еще ничего не сломано. — Марстон! Услышал Джон вдогонку голос из прошлого, такой родной, горячий и… обеспокоенный? — Марстон, мать твою! — Артур крикнул ещё раз, но Джон больше не хотел его слышать. Не оглядываясь, он скакал вниз по дороге, а больные ребра скребли острыми осколками гневно пульсирующее сердце. Ему было больно, и к его счастью, физическая боль затмевала всю остальную. Джона попеременно бросало то в жар, и он хотел снять теплую тяжёлую куртку, то в холод. И тогда он чувствовал, как сильно заледенели его руки, сжимающие тугие кожаные поводья. Необходимо было остановиться, иначе вскоре он свалиться из седла от удушающей боли. Остановив лошадь у какой-то брошенной стоянки на одном из пролетов этих скал, Джон спешился и не удержался на ногах, припадая к земле на одно колено. Что-то внутри него было совсем не в порядке. Удерживая руку на рёбрах, он попытался встать прямо и вдохнуть полной грудью. Горный воздух моментально охлаждал изнутри. Ещё один вздох, и боль постепенно отпустила. Целительная прохлада плыла по сосудам, разжижая колючую кровь. — Джон. Знакомый голос и звук шагающих копыт лошади по камню и твердой земле. Артур спешился, привязал свою лошадь поодаль у дерева и пошёл к Джону. — Что с тобой? — Все отлично. — Поэтому ты не можешь нормально выпрямиться? — И поэтому я сейчас пошлю тебя на хуй, Морган. — На тебя напали? Ты ранен? Найдя в себе силы встать прямо, Марстон, наконец, взглянул из-под полей шляпы в глаза Артуру. Холодное безразличное выражение лица при первой встречи сменилось на непроницаемое и хмурое. Захотелось сразу дать ему по морде за это. — Так, по-твоему, встречают старых друзей? — стоя почти прямо, сутуля плечи, он прижимался спиной к сильному боку своей лошади. — Я не искал встречи с тобой, — отрешенный голос Артура бил кнутом по самолюбию Джона. Вот бы стереть это безразличие с его голоса, с лица, из его обидных фраз. — Тебе не стоило приезжать. — В таком случае, — глухо отозвался Джон, — тебе не стоило сейчас ехать за мной. — Ты себя со стороны не видел, Марстон? По дороге ты, да и твоя загнанная лошадь, потеряете, нахрен, сознание… — Судя по тому, как ты рад меня видеть, — Джон шипел и готов был плеваться ядом, как маленький гремучник, потревоженный в кустах, и не скрывал этого, — тебе должно быть глубоко на меня плевать. — Это неправда, — начал, было, Артур. — Ой, да пошел ты. Джон медленно развернулся к своей кобыле, чтобы дотянуться до поводьев. Взял их в руку, потянул на разворот лошадь, которая восторга по поводу этого явно не испытывала. Она мотнула головой, но последовала за хозяином. Морган следил за ними изучающим взглядом. — Ты собираешь уйти пешком? Джон ничего не ответил. — Ты ранен? — не унимался Артур. Он явно видел, что с Джоном что-то не так. Одно дело то, что он был расстроен и устал с дороги. И совсем другое то, как он держался рукой за одну сторону тела. В два шага Артур нагнал Марстона и схватил того за предплечье, разворачивая к себе. — Я с тобой говорю! Это резкое движение вырвало глухой звук боли из-за плотно сжатых зубов. Джон хотел вырваться, но боль под ребрами при попытках двигаться остановила его. — Блять, Морган! — злобный гремучник будто показал клыки, предупреждая. — Я выстрелю тебе в ногу, если ты не отвяжешься от меня. — Я не могу тебя отпустить в таком состоянии, — Морган руки не убирал, крепко цепляясь за куртку. — Ещё сдохнешь где-то по дороге. — В таком случае я постараюсь с нее свернуть. — Покажи свою рану. — Я не ранен. — Да, вижу. — А когда-то мы могли нормально общаться, — холодно заметил Джон, выдержав суровый взгляд Артура. Несмотря на боль, он так сильно хотел его обнять, что от этого желания сводило челюсть. Попеременно бросало в жар, то ли от ушиба под ребрами, то ли от близости Моргана, который так и держал его за куртку. Глядя на его плотно сжатые пальцы, Джон думал, какого черта он ищет покоя у того, кому он не нужен. — Джон, — тихо позвал Артур. Он чувствовал, как друг сдается. — Позволь мне помочь, и потом поговорим. Их взгляды встретились, словно прогибая невидимый барьер: горячая лава шипит и сдаётся, обжигаясь о прозрачный лёд. Марстон отпустил повод, расстегнул куртку и задрал рубашку. Ему самому давно стоило посмотреть, что там так сильно болит, и насколько все стало хуже. На коже справа на рёбрах, спускаясь под них и заворачивая на спину, расплывалось бледное прерывистое сине-бордовое пятно под кожей. Оно стало выглядеть гораздо хуже с момента последней стоянки. Артур задрал выше ткань рубашки, чтобы посмотреть, как далеко под кожей растеклась кровь. Сбоку, едва лизнув спину, кровоподтёк заканчивался. — Выглядит не очень, — задумчиво произнес Морган и прикоснулся пальцами к нетронутой цветом коже. — Здесь больно? — Не трогай меня, — отдёрнулся, как обожжённый, Джон. — Я хочу понять, ты или ребра сломал или неудачно обо что-то приложился. — Сюда же я доехал, значит, не сломал ничего. Морган продолжал ощупывать горячее больное место. Трогал пальцами и гладил кожу от спины по боку и выше к груди через рёбра. Холодные прикосновения почти не приносили боли, охлаждая кожу, заставляли мурашки разбегаться по всему телу. Только бы он гладил и не прекращал. А лучше приложил кусок льда или холодного мяса. — Вдохни глубоко, — приказал Артур, и Джон, закрыв глаза, сделал, что велели, опустив рубашку и застегивая куртку. — Мне больно внутри при резком движении, но в целом все сносно, — Джон устал, а полосы в тех местах, где его касались пальцы Моргана, все ещё горели ледяным огнем. — Пойдем в лагерь, тебе надо отдохнуть, — Артур смотрел на него и как будто что-то не договаривал. — Ой, угомонись. Было ошибкой приезжать. — Ещё какой… — поддержал его Морган, и Джон гневно на него посмотрел. — Я бы послал тебя ещё раз, но везде ты уже был. — Но я рад, что ты здесь, — проигнорировав колкость, закончил свою мысль Артур. — Что-то не похоже, — скривив недовольно рот, ответил Джон. — Радости в глазах не вижу. Ты будто готов облить меня кипятком. — Ты застал меня врасплох, — пожал плечами Артур. — Пойдем, — он мягко положил руку на плечо Джона и сжал. Это, конечно, не объятья давно не встречавшихся друзей, но тоже неплохо. — Я позабочусь о тебе. «Как в старые добрые времена», — хотел было сказать Марстон, но вовремя себя одернул. Как было, уже никогда не будет.