Зазеркалье: Владыка Бармаглота

*Ярость 3* *** *Бармаглот* *** Он не понимал, что с ним. Он парил в воздухе. Парил, падая и при этом нет. Все вокруг было заполнено разбитыми зеркалами. Тысячи осколков парили вокруг него. Он вглядывался в некоторые и видел там людей и здания из различных эпох. Видел свое прошлое, настоящее и, возможно, возможное будущее. Затем он увидел часы… Чудовищное множество висящих в воздухе замысловатых, причудливых циферблатов - от простых часов до солнечных и клепсидр. Они все показывали разное время, неустанно тикая и шурша. Стрелки то бежали по привычному, по часовой, то отматывали время вспять - обратно. Внезапно перед ним возникло огромное массивное фиолетово-золотое зеркало, и он упал в него… Упал, брошенный в его глубь неведомыми и явно жестокосердными силами. Мир пред его глазами залила тьма. Повсюду тем временем бушевали пожары. Бушевали, коптя черным дымом изъеденные кислотой небеса. Искореженные неведомым катаклизмом осколки Луны вояжировали в них. Вояжировали, стальными каплями падая вниз. Миг - и он завис над землей. Завис, повиснув в пространстве, словно муха, увязшая в меду. Перед его взором творилось нечто, из ряда вон выходящее. Он видел Ад. По-иному это назвать было нельзя… Пламя и магма, и люди… Люди, тонущие в ней. Тонущие, но не гибнущие… Это было жутко. Он видел чудовищ... Видел тварей, порожденных ночью и бродящих по дымящейся и горящей поверхности умирающей планеты. Видел их, и ему стало жутко. Он слышал крики несчастных. Слышал и видел, как некоторых полностью поглощала, облекая в свои мрачные одежды, вечная ночь. Они становились очередными новобранцами ее бескрайнего и бесконечного воинства… Георга передернуло от омерзения, а затем он почувствовал, что словно находит во всем этом некий странный, но при этом и смутный отклик, словно и в нем самом есть часть этой жуткой, первородной тьмы. Он взглянул на свою руку и обомлел. Он держал в ней пылающую сферу… Держал хрустальную сферу, заполненную мраком. « - Морион… Сердце Пустоты… Тьма Мрака… То, что содержит в себе проклятые души.» - пронеслось в сознании. Камень же тем временем нестерпимо ярко сиял… Сиял, разбрасывая багровые и черные всполохи. Казалось, внутри него что-то шевелится. Шевелилось, стуча бесчисленными лапками и когтями. « - Бармаглот.» - вновь пришло знание. « - Твой страж!» - добавил неведомый, но от этого не менее нежный голос, и его вновь швырнуло, но уже в небо. И вновь пред его взором предстало зеркало, а затем еще одно и еще. Его протаскивало сквозь них, ломая, и словно бы разъединяя. Он рассыпался и собирался вновь, а затем… Затем вновь завис. Завис над какой-то странной, залитой лунным светом алой Луны поляной. На ней были люди: четыре девушки и четыре юноши. От них от всех исходила тьма… Они занимались любовью или, вернее, ее извращенной вариацией. Георгу внезапно стало весело и его буквально разобрало от смеха, а затем он помрачнел, внезапно прекратив улыбаться и смеяться в глубине своего сердца, что-то в них было ему смутно знакомо. Знакомо, словно он уже видел их где-то, вот только он знал, что знать не знает никого из них. Но, тем не менее, странное сродство с ними не покидало его, притягивая взгляд к творимому беспределу. В воздухе, охваченная тонкими лесками, парила девушка. Ее белоснежные с зелеными кончиками волосы оплетали лианы, заставляя ее держать голову прямо. Леска, мерцая багровым в неровном свете испорченной злобой Луны, перехватывала ее кисти и запястья, украшая грудь и тело замысловатой узорчатой вязью. Между ее грудями мерно покачивался сияющий осыпающимся серебром маятник, окрашиваясь в непроглядно черный цвет и явно теряя свои магические свойства, но приобретая взамен нечто опасное и смертоносное, чем у него было ранее. Она со злостью смотрела перед собой. В ее изумрудных глазах читалась нечитаемая мысль, но ярость все же проскакивала, словно стальным лезвием, скользя в ледяном блеске ее суженных от бешенства зрачков. Казалось, что краски покидали ее лицо. Покидали, делая кожу млечно бледной и жемчужно-лунной. Странное, инфернально-зеленоватое свечение буквально пожирало ее. Пожирало, поглощая ее ослепительно белесое одеяние, обращая его в туманную кисею. Оно изменялось, становясь угольными всполохами черного пламени, что ядом недоброжелательности было разлито в воздухе, отравляя всех и вся. За девушкой стоял еще более бледный парень с короткими, бело-зелеными волосами, одетый в сотканный из разлагающегося мрака плащ. В плащ, что буквально белел, осыпаясь с его тела сизым пеплом невысказанной скорби. В его пустых, стально-салатовых глазах царила пустота. Казалось, он был слеп, но Георгу отчего-то мнилось, что он был куда боле зряч, нежели многие видящие и от этого ему стало не по себе. Прищурившись, он вгляделся в них внимательней. Вгляделся, безнадежно тщась вспомнить причину своего беспокойства. Вгляделся, осознавая всю тщетность и безнадежность ситуации. Память хранила молчание, а ночь лишь лицемерно улыбалась, подкидывая все новые и новые загадки. Склонившись к девушке, юноша принялся срывать с нее одежду. В этом ему принялась помогать невысокая блондинка, облаченная в пепельно-черное, коротенькое платьице, буквально умертвляя окружающую действительность и природу касаниями своего тела и одеяния. В ее лазурных глазах также царила пустота. Пустота, неомраченная ни одной живой мыслью. Казалось, эти двое были опьянены чем-то или находились под чьим-то воздействием. В любом случае, одежду с девушки они срезали вполне себе споро. Пленница, продолжая висеть в путах, их энтузиазма явно не разделяла, и что-то нечленораздельно мычала, так как внятно говорить ей мешал всунутый в рот кляп. Покончив со своим нехитрым делом, парочка приступила к самому процессу, начав экзекуцию, плавно перетекающую в самый настоящий разврат, которому мог бы позавидовать даже Маркиз де Сад… Парень, став на колени за спиной девушки, припал к ее киске, принявшись ласкать ее, ловко водя язычком, при этом одной рукой лаская ее грудь. Его оппонентка, став спереди пленницы, припала устами к другой груди несчастной, принявшись сладостно ее посасывать. Девушка дернулась, забившись в путах сильнее и явно проклиная в мыслях эту парочку, что буквально салатовыми молниями отразилось на ее пылающем праведным гневом лице. Они делали это минуть пять, заставив девушку сильно покраснеть и начать часто дышать, насколько ей позволял кляп. А парень тем временем привстал и все еще продолжая ласкать ее грудь, ввел два пальца в ее лоно, принявшись сначала медленно, а затем быстро водит в нем. Пленница застонала, хрипя и ломано кроя парочку всеми нелестными выражениями, ей известными. Блондинка, также оторвавшись от ее груди, встала и, отойдя в сторону, разделась, сбросив платье в тень, где оно на глазах Георга мгновенно дематериализовалось, растворившись невесомым дымом, что лишь лишний раз доказывало, что то, что он видит, ненормально и алогично. Тем временем в руках блондинки возникло странное приспособление, в котором он с трудом узнал страпон, так странно он выглядел. Растянув в улыбке окрашенные тьмой губы, девушка ввела его в свои анал и киску, а затем, подойдя к пленнице, зажав заранее приготовленной прищепкой ей нос и сняв трапчаный кляп, ввела металлический круг с тесемками ей в рот, прежде чем та успела сомкнуть челюсти. Она сделала это, все еще улыбаясь и глядя на несчастную залитыми мраком глазами. Мрак в них начал скапливаться и черными дорожками стекать по ее бледному, словно бы помертвелому лицу, превращая ее лик в восковую маску демона, рыдающего кровью загубленных душ. Она наслаждалась. Наслаждалась, охватившей ее силой и страстью. Приподняв пленницу за подбородок, она ввела ей в рот третий плаг от страпона, а после, перехватив волосы ее визави, принялась насаживать ту на него. Парень же тем временем, найдя где-то металлический плаг, ввел его в анал пленницы и также мрачно усмехнувшись, всадил уже свой член ей в вагину. По его телу заструилась тьма. Заструилась, все сильней и сильней преображая его в чудовище… Одежда на нем также рассыпалась пеплом, который опадая, сжег посеревшую и пожухшую траву у него под ногами. Он двигался в ней, сжимая ее грудь и периодически шлепая по ягодицам. Косая ухмылка расползалась по его лицу, а в глазах серебрилась сталь от внезапно пошедшего в его сознании снега. Снега, что серым пеплом разрушенных иллюзий принялся падать, и в реальности посыпая всех собравшихся своими грязно-серыми слезами. Девушка мычала и явно злилась. Казалось, из ее тела исчезал, истекая, свет. Он неоново-салатовыми струйками истекал из нее. Истекал, вливаясь в юношу, и явно придавал тому силы. Что-то внезапно сверкнуло и Георг, к своему удивлению, увидел, что пленница изменилась, а лески, сверкнув черным пламенем, лишь сильнее впились в ее тело. Впились, буквально подогнавшись под изменившиеся пропорции тела. В ее, ставших синими, очах засветилась чистейшая ярость. Ярость, не сулящая, творящим над ней бесчинство и истинное непотребство, ничего хорошего… А за спинами поименованной пары, между тем материализовывались мрачные тьмой и тленом крылья драконов. Угольно-черная чешуя струилась по их, ставшими полуреальными и словно бы даже эфемерными, телам. Она змеилась по ним, обращая их в демонов, чудовищ из легенд. Найдя где-то металлические кунаи и иглы, девушка со страпоном, выйдя из рта пленницы, проколола ей соски, зафиксировав их металлическими кольцами, а после проколола клитор, делая еще один пирсинг, с явно зачарованным кристаллом, который начал медленно вращаться, лаская его. Металлические приборчики искрились, посылая в тело девушки легкие электрические разряды. Это заставило ее испытать боль и наслаждение одновременно, что в свою очередь смутило и еще больше выбесило ее. Отвесив пленной хлесткую пощечину, блондинка вновь вошла ей страпоном в рот, принявшись злобно смеяться. Тьма вокруг них начала усиливаться, а затем Георг перевел взгляд в сторону. Перевел, понимая, что ему так и так придется до конца просозерцать происходящее, ведь ему было совершенно не ведомо, когда же его вновь переместит в пространстве и переместит ли вообще… Стоя на цыпочках, в нескольких метрах от него стояла еще одна блондинка. В ее алых глазах светилась мука, за ее спиной был шест, от которого к ее телу шли петли. Одна из них была подведена ей под горло, в связи, с чем и заставляла девушку стоять на носочках. Одежды на ней уже не было. Она тлеющими белым пламенем клочьями лежала у ее ног. Ее руки были скованы за спиной, а щиколотки были перехвачены цепью, тянущейся к столбу. В свою очередь, на коленях перед ней, стояла платиновая блондинка, чье тело так же, как и у первой пленницы было перевязано узорчатым плетением. Она, припав к киске алоокой, ласкала ее язычком. В анал девушки был введен каменный плаг, явно выращенный из земли чьим-то заклятьем. Доселе созерцавший происходящее, высокий, загоревший блондин, подойдя к девушкам, внезапно поцеловал прикованную, заставив ее буквально задохнуться, а после, зайдя ей за спину, принялся мять ее груди в своих руках, оттягивая и выкручивая ей соски. Он также привесил к ним небольшие зажимы, а после смачно шлепнул ее по ягодицам. Она вскрикнула и принялась просить их остановиться и опомниться. Она говорила, что они не такие, и что это неправильно! Говорила, что они станут драконами, и что тогда их никто и никогда не простит и не спасет… Они же лишь рассмеялись, явно наслаждаясь ее беспомощностью и беззащитностью. Светловласая, оторвавшись от киски пленницы, поцеловала мужчину, заскользив руками по его накаченному, мускулистому, покрытому сияющими татуировками и буквально пышущему здоровьем телу. Она целовала его. Целовала, скользя по его телу, затрагивая соски, а затем, упав на колени, вобрала в рот его достоинство, принявшись быстро двигать головой. Он, улыбаясь и глядя в глаза прикованной к столбу девушке, прижимал светловолосую к себе, направляя ее движения движениями своих рук на ее голове. Он перехватывал ее пряди, подгоняя и ускоряя ее темп, затем отстранившись, он окончательно сконцентрировал свой взор на прикованной. Надсадно скрипуче звякнул метал, и одна цепь на ноге пленницы порвалась, из земли рядом внезапно вырос еще один столб. Подхватив освободившуюся ногу девушки, он приподнял ее вверх, помещая в материализовавшийся захват, а затем, подойдя к ней сзади, всадил свой орган в ее истекающее от желания лоно. Магия, что была применена на нее, действовала безотказно… Девушка кричала… Кричала, отчаянно продолжая умолять их опомниться, но все было тщетно. Они лишь улыбались. Улыбались, поглощая ее жизнь, словно самые настоящие заправские вампиры, к которым по иронии судьбы хоть и косвенно, но все же, относились… Светловласая между тем, подойдя к мужчине, вновь поцеловала его, а после принялась ласкать груди пленницы. Достав из пространственного кармана легкую кожаную плетку, она принялась ею охаживать пленницу. Несчастная, в свою очередь плача произносила некое имя, но Георг не мог его расслышать, оно тонуло в странном белом или даже розовом шуме, что внезапно стал пробиваться в его сознание. Он пытался бороться с этим, но безуспешно. Его внимание внезапно перевело на оставшуюся пару и его словно ударило током, а кулаки инстинктивно сжались, по рукам потекла кровь… На разрушенном, каменном троне сидел шатен. Один глаз юноши был зеленым, и каким-то тусклым, полностью лишенным блеска и жизни, мертвым, как у снулой, рыбы, можно даже сказать безжизненно пустым. Казалось, даже зрачок, а не только отблеск души исчез из него, покинув глаз. Другой же глаз был ослепительно алым и при этом буквально залитым тьмой. Зрачок в нем все же присутствовал, но был вертикальным - драконьим и при этом лучащимся на разные лады: то всеми цветами радуги, то черно-алым, то желтым, то фиолетовым. Он то сверкал, разбрасывая зеленые искры и синие всполохи по лицу юноши, то гас, окрашивая половину его лица в мрак, на котором тлел алый уголек адского костра. По лицу молодого человека змеилась странная сеточка, похожая на трещины на фарфоровой маске, готовой разбиться в любой момент. Он был обнажен, а на его буквально выгорающих на глазах плечах, что по чьему-то злому умыслу или происку злых сил, терял природный загар и цвет, балансировала черная, пропитанная все еще свежей кровью мантия, а в волосах, так же выгорающих до пепельного, вспыхивали, кружась, язычки серого, невесомо стылого пламени. Вспыхивали, превращаясь в пепельно-стальные перья, окрашенные в фиолетовый по краям. Георг нахмурился. Что-то в облике этого юноши его как раз таки настораживало, но и притягивало одновременно. Что-то в нем напоминало ему Селену и от этого ему стало плохо и не по себе… Его имя. Имя этого странного человека крутилось в сознании. Крутилось, звеня о часовые стрелки. Звеня о стрелки часов, что с безумной скоростью мотали время вперед. Мотали, отчаянно желая, выразить невыразимое, поднять полог тайны и открыть сокрытое самим временем. Небо разрезали молнии, пошел дождь. А спустя миг выглянуло солнце. Солнце, окрашенное тьмой, льющейся уже из его, Георга, раненного Сердца… « - Сорей…» - шептала пустота тысячами голосов… « - Владыка… Пастырь… Лорд… Любимый…» - Она шептала... Шептала, плача и смеясь, а перед глазами Георга отчего-то стояла Селена... Стояла, сначала облаченная в свадебное платье, а затем и баюкающая на руках завернутую в белые кружева кроху. Георг ощутил боль. Сильно сжало сердце. Часы бежали вспять… Бежали, возвращая время обратно. Бежали, возвращая его в ад реальности, вернее, в реальность иллюзорного мира, в котором он завяз, как рыба, угодившая под лед. Ему было больно… Зверски болело сердце и даже чудилось, что он слышит сначала сирены скорой, а затем тихий плач Селены и ощущает ее жгуче-леденящие слезы, падающие на его окровавленную руку… « - Сорей…» - прошептал в пустоту он, вспомнив имя, что знать все еще не мог и был не должен, ведь его обладателю еще лишь предстояло родиться, а пока… Пока мир играл… Играл, наслаждаясь играми в разуме того, кто стал уже его невольным пленником… Он играл с душой и с сердцем Георга... Играл, обращая его в демона, в того, кто не приемля любви и бескорыстия, с черным и пустым сердцем мог совершить любое зло… Он превращал его в идеальный сосуд для Дракона. Он превращал его во Владыку Бармаглота… В Дракона, что пробудившись, улыбаясь дьявольским оскалом, уже тянул к нему свою костлявую, усыпанную адамантовыми когтями лапу. И сам того не понимая, Георг начал меняться. Он начал падать в тьму, в порок и в тлен. Он падал в безысходность, что вперемешку с тьмой и смертью, принялись струиться по его телу и венам вместо крови. Они принялись менять его, облекая в демонический, дьявольский облик, полностью пропитанный тьмой и страданием, и при этом напрочь лишенный чувства сострадания и любви, как к ближнему, так и к кому-либо. Теперь он смотрел на мир глазами зла. Смотрел, наслаждаясь тьмой, а тьма, улыбаясь… Улыбалась улыбкой богини. Она улыбалась и смотрела на мир уже его глазами… Она смотрела и влюблялась… Влюблялась в Сорея… Она влюблялась в того, кого избрала своим единственным и неповторимым. Она смотрела на того, кто должен был прийти в ее царство, явившись в этот мир с легкой руки демона, что должен был стать его отцом. Она смотрела и улыбалась еще искренней и безумней. Улыбалась, ведь будучи богиней, она умела ждать, а Георг… Георг улыбался ей. Он улыбнулся, вглядываясь в Сорея. Улыбнулся, понимая, что перед ним явлено его грядущее. Грядущее, которое он возможно и искал, вечно алча великих перемен и революции. Да, он жаждал разрушения. Разрушения, требуемого для перерождения самого мироздания и отчего-то он уже четко осознавал, что явившиеся к нему не-люди станут орудиями, что своей изменяющейся силой и властью от корки до корки перекроят саму реальность. Перекроят, став вольными каменщиками и портными его грядущего. Он вгляделся в своего будущего сына, в свое будущее и улыбнулся вновь. Улыбнулся улыбкой полной счастья и безумия, а Владыка Тьмы ответил ему взаимностью. Ответил, подарив взгляд своего ока разрушения, преисполненного кровью внезапно отразившейся в нем Луны и словно на миг превращаясь в черное солнце великих перемен. Он улыбнулся, вглядываясь в пустоту, ведь как бы там ни было, но для Сорея и его спутников Георг все еще был незрим и попросту не существовал, не живя в его временной ветке... Георг перевел взгляд на землю рядом с троном и увидел, что на коленях перед Сореем стоит еще один блондин. Мужчина подумал, что это странно… Слишком странно… Слишком много людей с белыми или близкими к этому цвету волосами. К тому же, он заметил, что вторая пленница так же изменилась внешне. Изменилась, словно став младше, а ее волосы из белых позолотели, а глаза стали сначала нефритовыми, а после потеряли жизнь. Платиновая блондинка буквально выпила из ее тела весь огонь жизни, и теперь слизывая звездный свет с пальцев, сладострастно улыбалась своему партнеру. Она медленно проводила руками по своему телу, затрагивая груди и покачивая бедрами, явно маня его продолжить веселие. За ее плечами материализовались крылья. И когда мужчина подошел к ней, она обняла его ими, а после они внезапно взмыли ввысь. Взмыли, превращаясь на глазах чуть растерявшегося Георга в двух величественных драконов… Георга передернуло, он отвернулся и вновь взглянул в сторону своего будущего сына. Он увидел, что последний юноша, стоящий на коленях перед ним, делает ему минет. Он делал это, насаживаясь на гладкий, стальной член, произрастающий из камня под его ногами. Его щиколотки удерживали цепи, а руки были заведены назад и скованы металлическими кандалами. На его теле был корсет, но под руками был сделаны прорези. В соски также были вставлены небольшие утяжелители, а мошонка была перетянута стальным кольцом. В уретру был введен стержень, а на сам член был надет стальной намордник. Шатен, держа его за длинные волосы, насаживал его на свой член. Блондин не возражал, сверкая на него кроваво-фиолетовыми глазами, расчерченными змеиными зрачками. Сквозь металл его корсета прорастали крылья, а в белых, с аквамариновым отливом волосах, пробивались, посверкивая сапфировым, топазовые рожки. Парящие в воздухе лазурно-пепельные перышки скользили по его телу, щекоча полудракона в прорези и в пятки. Он заливисто смеялся. Смеялся, сильней насаживая свое тело на плаг, а затем он улыбнулся. Улыбнулся, сглатывая залившую его рот густую сперму шатена. Он улыбнулся своему господину, и оковы внезапно пали. Пали, развеявшись дымом, и он оказался уже на коленях своего любовника. Оказался в его объятьях, целуя Сорея и смешивая их страсть воедино. Наслаждаясь экстазом, он укрыл шатена своими иссиня-черными крыльями… Крыльями, пронизанными черной бездной седого моря. Он окутал возлюбленного своей ночью страсти, и белая млечно-траурная чешуя внезапно покрыла его тело. Покрыла, облачив в броню навроде странного одеяния. Он целовал Сорея, а по их устам стекала дымясь тьмой все еще алая кровь… Стекала, дымясь мраком и пузырясь кислотой разрушения… Георг вновь вздрогнул. В небесах били молнии. Били, разрывая и раскалывая их. Они били, и он увидел их… Он узрел и прозрел… Драконы… Сотни… Тысячи… Сотни тысяч драконов, парящих в небесах, и силуэт… Силуэт девы, состоящий из непроглядного мрака. Он узрел ее. Узрел ее залитые золотым пламенем глаза и огненную черточку рта, напоминающую собой магмовую щель. Она смеялась… Смеялась над ним… Смеялась, танцуя в переплетении молний… Она смеялась, а затем он понял… Понял, что мир изменился… Он понял, что он стоит в пустоте... Стоит и видит самого себя со стороны… Видит себя в образе демона… Видит себя в образе демона, больше похожего на обросшего мехом не то льва, не то кота. И к своему удивлению, занимающегося сексом с тем странным парнем с беловато-лазурными волосами. Причем он делал это на глазах у шатена, а затем уже и с самим шатеном… Он видел, как парня оплетали лианы из тьмы. Оплетали и исчезали, перетекая на блондина и вновь возвращаясь к Сорею. После, его дьявольский двойник отступил в тень, скрываясь в ней, только его глаза светили из нее багровыми углями отгоревшего костра. А пара вновь слилась в страстном танце страсти, окончательно перестав уделять внимание действительности. Они любили друг друга. Любили, превращаясь в драконов… Любили, взлетая в небеса, где уже кружила шестерка чудовищ, только и ожидающих их… А перед Георгом внезапно вновь явилась дева из его сна… Явилась пред ним, одетая в тени и падающие перья, превращающиеся в жгуче-дымчатые кометы. Она стояла перед ним в вихре черных махаонов. Стояла улыбаясь. Она улыбалась, а безумие медом страсти и вожделения стекало с ее манящих и словно бы зовущих уст. Пурпурные очи глядели в саму глубину его души. В них умирала любовь… Тьма окружала ее… Она сама была тьмой. Она была тьмой и при этом светом. Она была черным светом погибели. Его погибели и он знал это. И именно это и влекло его. Влекло к его деве тьмы. К его проклятой Леди… Ее млечно бледное тело, словно прозрачное стекло, казалось, излучало призрачно мертвенный свет. Излучало, развевая ее одеяния и длинные волосы. Этот свет делал ее более эфемерной и недосягаемой. Он делал ее богиней… Богиней, ни в чем не уступающей той, что сейчас смеясь, танцевала в объятиях безумствующих молний. Она подошла к нему… Подошла, ласково-притворно, приторно-нежно проводя рукой по его щеке, а на коже остались дымящиеся следы от пропитанных не то ядом, не то кислотой коготков. Он оскалился, расплывшись в зверином оскале и зарычав, сжал ее кисть и притянул к себе за тонкий стан. Он притянул ее к себе, окунаясь в флер ее аромата, а она… Она невинно-нежно поцеловала его в губы. Поцеловала, мгновенно отстраняясь и игриво улыбаясь ему. В ее фиолетовых волосах сверкало черное солнце. Сверкало, опадая мертвенными, обагренными кровью рассвета, перьями феникса. Морион, выпав из его руки исчез, укатившись куда-то в ночь, и ему пришло ее имя… Он узнал ее истинное имя, саму сокровенную суть ее бытия, ее - я, Симонна… Отверженная Симонна… Оно сожгло его… Сожгло дотла, и он понял… Понял, что держит в своих руках не девушку, а часть дракона. Дракона, чье имя - Бармаглот… Он внезапно понял, что и он сам - часть этого дракона… Что это он - он - настоящий Бармаглот, а она… Она и есть его Фатум, Рок, Судьба… Он понял, что она и есть та, кого он искал всю свою жизнь. Искал, сбежав от ненавистного брака с Селенной и от злобной воли его отца, жаждавшего исковеркать его жизнь, превратив в мелкую сошку и захудалого офисного клерка... Он сбежал… Сбежал и теперь был свободен… Свободен и счастлив… « - Ну, вот я и нашел тебя, моя проклятая Луна волчьего полнолуния!» - прорычал он, сдирая с нее ошметки тьмы. « - Да, мой Пастырь! Ты нашел меня!» - прошелестел ее нежный голос в его ушко и острые, сахарные лезвия клыков впились ему в шею, словно напоминая ему, что она так же смертоносна, как и прекрасна. Георг рассмеялся. Страсть опалила его… Опалила и обожгла. По венам заструилось пламя... Пламя вперемешку с ядом теней… Он понял, что мрак вливается в него. Вливается, окончательно делая его Властелином Бармаглота. Делая его Первым Владыкой Бедствий и коронованным Королем Тьмы. Ведь перед ним была Его Серафима, Его Королева Зла, Его Симонна… Он впился в ее, отравляюще сладостные, пропитанные горечью разочарованья и солью расставания, гниющие лживостью уста, своими, источающими ложь и смерть. Он впился в них и гранатовая влага смерти, черным дымом печали полилась по ее мертвенной коже, окрашивая ее в пурпур вечного заката. Они были едины, ибо она исчезла из его объятий… Исчезла, растворившись в нем. Исчезла, став его частью. Исчезла, став неотъемлемой частью его тени, души и тела… Это было куда сильнее, чем секс. Это было полное слияние душ. Оргазм божественного безумия поглощал его. Поглощал, меняя разум и восприятие. Миражи исчезали. Исчезали, возвращая ему разум, но уже не его человеческий, а холодный разум чудовища, коим он, по сути, и был, а теперь и стал, окончательно пробудившись как Бармаглот… Их души, слитые в экстазе вечного соития, исчезли. Исчезли, стертые огнем чудовищной грозы и он увидел… Увидел, как рухнуло Мировое Древо… А одетая тенью богиня-тьма закружилась в танце. Закружилась, безумно сминая с мира все остатки здравомыслия и смысла. Она закружилась, перекраивая реальность и делая морок все реальней и реальней… Он окончательно понял - этот мир из осколков зеркал стал окончательно реален. Он стал не просто реален. Он стал Его Реальностью, Его Миром, Его Бармаглотом, Его Жизнью, Его Вечной Любовью… « - Зестирия…» - внезапно пронеслось холодной кометой в его в душе. « - Страсть… Проклятая страсть. Страсть, переполненная безумием.» - понял он. А потом он понял, что он - Страж. Он - Темный Страж, Хранитель Ее безумия… Он так же узнал имя тьмы, танцующей в небесах - Алиса… Узнал и осознал, что она - богиня этого царства проклятых. Прекрасная и при этом до глубины души несчастная богиня Алиса… Алиса, так жаждущая любви, а он… Он - действительно Бармаглот… Бармаглот, которого Она создала… Создала своими пронизанными вечной тьмой руками, чтобы сразить однажды… Он понял - он «падет»... Падет, но не от ее руки, а от руки того, в ком будет спать его будущее, его проклятая кровь. Он понял, к чему ему явилась Селена… Явилась, протягивая ему их Дитя, их Сорея, их общее солнце грядущего… Солнце, сияющее зелеными очами жизни, что так злонамеренно-беспечно жаждало погубить Зазеркалье, отважно явившись в него. Он вспоминал это солнце, явившее ему ад искореженного, изменено-искаженного грядущего, ведь разбитые зеркала лгали. Лгали всегда, суля семь лет несчастий, а Зазеркалье лгало непрестанно. Оно лгало, воплощая ложь в реальность, а реальность в ложь… Поняв это, он засмеялся. А затем засмеялись уже они оба… Они засмеялись, и он не заметил, что держа в руке сломанный меч, призрак Сорея уже стоял у него за плечами… Стоял, делая выпад вперед и превращаясь в прекрасную Вельвет… В Вельвет, вырывающую ему сердце острыми, как бритва когтями волка пустоты. И все разбилось, руша реальность и погружая его в сон… Он заснул. Мир начал меняться… *** « - Алиса пела и танцевала. Страшная буря по миру шагала… И рушилось небо, одевшись в кровь. Навеки в душе умерла любовь. Падала душ золотая спираль. Она падала, но Он пробуждался опять… Он пробудился, как Бармаглот… Как одетый в несчастья пятничный кот. Он пробудился, узнав к несчастью, что в сердце планеты зародилось злосчастье… Оно зародилось, являя миру, самую жуткую дней погибель. Дракона Драконов, чье имя Скорбь. Он - его часть, его вечная боль… Он, как чудовище, проклятый тьмой. Он - Бармаглот - живущий Войной… Он ангел печали, укравший у мира покой…» - Звучало в сознании и Георг понял: ему суждено однажды сойтись в бою с Сореем... Суждено сойтись в бою с тем, кого он должен был подарить этому миру и кто должен уже в свою очередь подарить Зестирии шанс на счастливое будущее… Он пробудился… Пробудился, открыв глаза в новом мире - в «своем» Зазеркалье… Он пробудился на сожженной смертью траве, в саване настоящего и отгоревшего прошлого... Он пробудился в облике Владыки, а в его демонических объятьях спала любовь всей его жизни - его проклятое Черное Солнце, его Луна Бедствий, его Симонна, его Тьма, его Бармаглот… Он улыбнулся небу… Улыбнулся, понимая, что, наконец-то, он был целен, и что он был собой… Он знал - он был мертв для реального мира, и был жив для Зазеркалья. Его история началась. Черное сердце билось. Билось все сильней. Билось в его помертвевшей груди. Оно билось, крадя краски у грядущего. Мидганд погрузился в ночь. Начался век Дракона... Началась Эра Хаоса…