Странные дела

Сиобейн привыкла не доверять людям. От людей не дождёшься ни чести, ни добра – разве что ножа в спину. Она была честна, как бы ни хотелось ей порой поступить так же, как они – всегда стреляла в лицо. Чтобы они видели, кто оказывает им последнюю милость. Она не знала, как попала в этот лес, где гигантские, оплетённые мхом деревья, вздымались к небесам, так тесно сплетая свои ветви, что по ним можно было ходить как по террасам – укрываться, устраивать засады, выживать. Всё это она обнаружила потом. А сначала, сбив все руки в кровь, колотила в огромную двустворчатую дверь, которая казалась выходом из этого места – за дверью слышался то плеск волн, то перешёптывания, то смех и пение. Сиобейн кричала и звала, но дверь, хоть и не выглядела особо крепкой, не поддавалась. И тогда Сиобейн пошла в лес – что-что, а в лесу она выживать умела. Однажды он выведет её куда бы то ни было. Но не вывел. Лесу – малахитово-зелёному, грозному, молчаливому, так не похожему на леса её мира – не было конца и края. А вот странных чудищ тут водилось в избытке – ведьмаки бы без дела не сидели. Она таилась, наблюдая за огромными тварями из кружева ветвей, молясь, чтобы они её не нашли. Или чтобы она проснулась. Потому что ну не может же всё это быть в самом деле? «Наверное, может», - подумала Сиобейн, тупо разглядывая расплывающееся на бедре кровавое пятно. Затем-то потрогала, лизнула окровавленные пальцы. Чудище не разделяло её принципов и напало со спины, подстерегя её сонную и, признаться, не слишком внимательную. Ну или просто эта тварь была слишком быстра. И да, вот её-то харю она тоже увидит перед смертью. Не то, чтоб ей этого хотелось, конечно. А может, это лишь сон и, умерев, она, наконец, проснётся в своём мире, название и запахи которого уже успела позабыть. Сиобейн закрыла глаза, чтобы не видеть ужасной пасти с искривлёнными жёлтыми клыками и мерзкого пупырчатого языка. Но торжествующий рёв твари сменился вдруг жалобным визгом. И, удивлённая, Сиобейн узрела сидящего у чудища на хребте мужчину в тёмно-красном одеянии, деловито и не без успеха выдавливавшего ему глаза. Она не знала, сколько времени провела в этом лесу. Но одно знала точно – кроме неё и чудищ тут не было ни одной живой души. И вот теперь этот незнакомец. Да к тому же человек. Сиобейн прищурилась. Минуту назад готовившаяся покорно быть проглоченной неведомой тварью, теперь она была полна решимости драться, но не даться в руки этому пришлому живой. Визг твари сменился предсмертным хрипом, и незнакомец проворно спрыгнул с мохнатой туши, брезгливо обтирая перепачканные руки о шерсть чудища и оправляя свою одежду. Он был плотного телосложения, средних лет, со светлыми полудлинными волосами. Тонкие широкие губы кривились словно бы от неудовольствия. - Не подходи, - прошипела Сиобейн, прожигая его полным ненависти взглядом. Но он подошёл. И остался. Ни одного человека Сиобейн не подпускала к себе настолько близко. Настолько, чтобы доверять спать в его присутствии, есть пищу, им приготовленную. Надеяться на него. Им приходилось так делать. Потому что вдвоём у них было больше шансов добраться хоть куда-нибудь. И они добрались. Сиобейн не трогала её, но знала – эта дверь открыта. И там, за ней, и её, и его ждут их миры. Она не знала, зачем в их жизнях был этот лес, но так было. А теперь снова будет прежняя жизнь. Ни одного человека Сиобейн не подпускала к себе настолько близко. А вот теперь, когда оба стояли перед дверью, за которой их дорогам предстояло разойтись, Сиобейн не хотела его отпускать. Но так было надо. - Дестер Инделейн, - сказала она ему. – Если однажды тебе понадобится моя помощь, позови. Просто позови, и я приду. Она чувствовала, что в самом деле сможет сдержать своё слово. В последний раз они пожали друг другу руки – товарищи поневоле, сплочённые этим странным, полным опасностей, лесом. И шагнули вперёд. Ей снился рёв костра и крики толпы. Язык был незнаком, но она почувствовала, что время пришло. Сиобейн едва успела схватить верный лук и колчан. Он полысел, постарел – людской век недолог. Но брезгливое выражение лица и умный взгляд блёкло-голубых глаз остались прежними. Дестер Инделейн горел. Толпа вокруг кричала. Сиобейн не знала, за что он претерпевает такие муки – безвинно или нет. Но это было неважно. Он позвал её. И она пришла, потому что дала слово. Сиобейн знала, что он видит её – присевшую на черепичной крыше, с луком наизготовку. - Прощай, Дестер Инделейн, - прошептала она, пуская стрелу. Оказывая последнюю милость другу.