Ледяной феникс

      Кромешная тьма окружала со всех сторон. Такая густая, что, казалось, можно до неё дотронуться, только руку протяни. Страх ледяными щупальцами проникал под кожу, заставляя её покрываться мурашками, а сердце — заходиться в бешеном ритме. Лишь слабый огонёк мигал в его подрагивающих пальцах, не способный полностью рассеять мглу в пещере. Его света едва хватало, чтобы различить очертания туннеля и то, что было под ногами. Приходилось передвигаться очень медленно и осторожно. Чем дольше он блуждал по подземным ходам, тем тусклее становился огонь, отделяющий его от непроглядной тьмы. По мере того, как угасало пламя, меркла и его надежда выбраться на поверхность.       — Нужно успокоиться, это всего лишь темнота, совершенно ничего страшного. Всего лишь темнота. Ты ведь уже не маленький, чтобы бояться таких пустяков.       Жалкая попытка успокоить себя ни к чему не привела. С каждой секундой находиться в этом месте становилось всё сложнее. Он чувствовал чьё-то присутствие, но сдвинуться с места казалось невозможным. Ноги будто приросли к земле.       — Нужно позвать кого-нибудь на помощь! — Пришла в голову отчаянная мысль.— Может быть, меня услышат снаружи!       Сзади раздался еле различимый шорох.       — Раздался ли? Или показалось? — Сердце пропустило пару ударов, а ладони предательски вспотели. — Там никого не может быть. Ведь не может?       Ещё один шорох, более отчетливый.       — Все эти россказни про чудовищ — просто выдумка, страшная сказка для малышни! Тело обдало волной холода от звуков шагов. Осознание прошлось по телу разрядом тока — это уже не могло быть иллюзией, созданной испуганным воображением, слишком четко он их слышал.       Паника, сдерживаемая из последних сил, прорвалась наружу. И он помчался, выставив перед собой руку, в надежде ни на что не налететь. Пламя опасно трепетало в его руке, грозясь вот-вот потухнуть. Из-под ног разлеталась мелкие камушки, по лицу струились капли пота, а он всё бежал и бежал, не оглядываясь, не слыша ничего, кроме своего тяжёлого дыхания и пульса, стучащего в висках. Как долго он бежал, куда, преследовал ли его кто-то? Он не знал. Ощущая единственную потребность как можно скорее выбраться из этого места, он не думал ни о чём. Как нарочно, нога запнулась о какой-то выступ, он кубарем покатился по неровной поверхности, усыпанной острой, как стекло, каменной крошкой, и остался лежать в полной темноте.       — Этого и стоило ожидать, в таких условиях бегство не могло завершиться иначе. — Мысленно подвёл он итог, на удивление спокойно осознав бессмысленность своих действий.       Время замерло. Шаги стремительно приближались. Из последних сил он приподнялся на разодранных руках, не желая встречать это Нечто, распластавшись на земле — он и без того был достаточно жалок. Снова наколдовать огонь не выходило, с пальцев срывались лишь жалкие искорки.       Глаза, слезящиеся от попавшей в них пыли, с трудом различили тусклый отблеск на противоположенной стене. Оглядевшись вокруг, он заметил небольшой пролом в толще породы. Именно он и был источником света. Угасшая было надежда вспыхнула с новой силой.       Протиснуться между камней оказалось непросто, острые края рвали одежду, впивались в кожу, оставляя глубокие ссадины, но всё это не имело значения. Он уже видел резко уходящий вверх подъём и солнечный свет, казавшийся ослепительным после пещерного мрака. Не замечая упадок сил и боль во всём теле, ориентируясь только на медленно приближающийся выход, он буквально взлетел по камням наверх.       Прищурившись, он смог различить огромный дуб у подножья холма, под которым и располагалась злополучная пещера. И бросился прямо к нему, не обращая внимания на высокую, влажную от предвечерней росы траву, доходившую почти до пояса и мешавшую бежать.       Он так и не оглянулся назад, на зияющий разлом. Так и не увидел красные глаза, наблюдавшие за ним из тьмы ещё несколько секунд. От привычного любопытства не осталось и следа. И пусть он чувствовал себя последним трусом, но обернуться не было сил.       Продравшись сквозь заросли, он обессиленно рухнул у корней дуба. Здесь начиналась территория Асгарда, а значит, было безопасно. Листья над головой еле слышно трепетали от лёгкого ветерка, наполняя воздух мягкими звуками, напоминающими шёпот. Поскрипывали исполинские ветви, остывающие в лучах заходящего солнца. Позволив отяжелевшей голове опуститься на грудь, он провалился в блаженное забытье.       Проснулся он от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечи. Вставать совершенно не хотелось, тело ныло от ссадин и синяков, мышцы сводило от дикой усталости. В полудрёме он попытался отмахнуться от навязчивых рук, но тут его сознание словно молнией пронзили воспоминания. Вздрогнув, он резко пришел в себя и наткнулся на встревоженный взгляд ярко-голубых глаз.       — Локи, ну наконец-то! Я уж думал, что не разбужу тебя! — Облегчённо выдохнул мальчик. — Что ты здесь делаешь? Тебя дома обыскались! Ты же не ходил в ту пещеру, о которой спорил с Фандралом и ребятами? Скажи, не ходил же? Ну чего ты молчишь, Локи, с тобой всё хорошо?       Потеряв терпение, Тор пару раз встряхнул младшего брата, надеясь получить волнующие его ответы, но тут же пожалел о своей несдержанности. Глаза принца наполнились слезами, а губы задрожали. Ответ был очевиден.       Локи тщетно попытался вырваться из рук, все ещё сжимавших его плечи. Рядом с Тором он чувствовал себя неразумным ребёнком, а ведь он так хотел доказать, что он уже достаточно взрослый и ничего не боится! А вышло всё наоборот, как же обидно Теперь брат на него ещё и злится, он совершенно ничего не понимает, глупый Тор, глупые друзья Тора! Это всё из-за них! Не сдержавшись, он всхлипнул от переполнявшей его обиды. Пара непрошенных слезинок-предательниц скатились по щекам, обнажая его чувства. Хотелось сбежать, чтобы Тор не видел его таким, но освободиться из цепких рук не представлялось возможным. Даром что брат старше всего на пару лет, в свои двенадцать Тор был гораздо крупнее и сильнее Локи.       Вид плачущего брата тут же потушил гнев Тора, направленный то ли на Локи, то ли на своих же друзей и самого себя. Он притянул к себе Локи и, несмотря на яростные сопротивления, крепко обнял, не давая отстраниться.       — Прости, Локи, это я виноват во всём. Не надо было тебе идти в эту пещеру, Фандрал бы сам ни за что не пошёл. Он просто дразнил тебя, я-то знаю!       Тор чувствовал, как дрожит Локи в его объятиях, как от его слёз намокает тонкая рубашка на плече.       — Там кто-то был… В той пещере… А я… Я потерялся… — плача прошептал Локи. — Он шёл за мной. Я думал, что не выберусь.       Шмыгнув носом, он крепче прижался к брату. Густые сумерки сменялись ночью, на небе проступили первые звёзды, но их мерцания было недостаточно, чтобы рассеять окружавший их мрак. Ему всё чудилось, что откуда-то из темноты за ним наблюдает то чудовище из пещеры, и, стоит ему только отпустить старшего брата, оно тут же заберёт его.       Почувствовав страх Локи, Тор немного отстранился и понимающе заглянул в заплаканное лицо.       — Локи, не бойся, я с тобой. Всё уже закончилось. Никакое чудовище не осмелится напасть на нас, когда мы вдвоём! — И, помолчав, добавил, глядя прямо в серо-зелёные глаза. — Я тебя никогда не брошу, можешь ничего не бояться.       На припухшем от влаги лице Локи появилась слабая улыбка, а на душе стало немного спокойнее — Тор не сердится на него.       Неожиданно Локи почувствовал холод, он окружал его, проникал под кожу, сковывал его тело. Все ощущения пропали, была только пустота, и лёд, поглощавший его изнутри. Опустив взгляд, он увидел руки, синие, исчерченные причудливыми узорами. Его руки. От них расползался лёд, заполняя собой всё пространство вокруг. Через пару мгновений он уже находился внутри огромного ледяного куба. Взглянув на зеркальную мерзлоту внизу, Локи едва смог сдержать крик ужаса. У его отражения были ярко-красные глаза, они светились на синем, покрытом уродливыми бороздами лице.       — Ты отвратительное чудовище. — Раздался до боли знакомый голос.       — Тор? — своя интонация прозвучала неожиданно жалко.       Перед ним стоял уже не двенадцатилетний мальчик, а взрослый высокий мужчина с длинными светлыми волосами, облачённый в асгардскую броню. Но сомнений не было, это был его старший брат, он никогда бы не спутал его с кем-то другим. Вся его поза выражала только ненависть и глубокое презрение.       — Ты мне противен, слышишь?       — Д-да… — Сквозь слёзы, катившиеся по щекам и падающие на пол маленькими градинками, выдавил Локи. Его бил колючий озноб, всей кожей он ощущал отвращение и гадливость, отпечатанные на хмуром лице Тора.       — Ты мне не брат и никогда им не был, запомни это, Локи. Плотная тьма стала снова сгущаться, стирая Тора и ледяные стены, подступая всё ближе и ближе, грозя поглотить и его…

***

      Локи резко отбросил морок и уставился в белый потолок. Он лежал на кровати в своей камере, вцепившись в скомканное одеяло. Облегчённо выдохнув, Локи разжал уже слегка затёкшие пальцы. Его всё ещё немного потряхивало, и в памяти то и дело всплывали отрывки из сна. Он уже привык к кошмарам, которые стали его верными ночными спутниками. Но появление в них Тора стало до ужаса неприятной неожиданностью. Обычно на месте Тора был Всеотец. Локи давно перестал обращать внимание на такие сновидения, но вот образ старшего брата никак не выходил из головы. Поразительно, насколько некоторые сны могут утомлять.       Устало потерев переносицу, Локи взглянул на настенные часы — без пятнадцати семь. Вставать рано утром никогда не входило в список его привычек, но он отчётливо чувствовал — снова вернуться в царство Морфея сейчас точно не выйдет. Да и не сказать, чтобы он туда особенно стремился — не хватало ещё увидеть продолжение этого «великолепного» сна, омрачившего одно из последних тёплых детских воспоминаний, связанных с Тором. Опять любоваться на искажённую презрением физиономию брата не очень-то хотелось.       Кстати, о брате. Приподнявшись на локтях, Локи обнаружил интересовавший его объект, развалившийся на кресле. — Не ушёл всё-таки, упрямец, и не боится же так беспечно дрыхнуть со мной в одной комнате.       Аккуратно поднявшись с постели, Локи на цыпочках подкрался к Тору и критически оценил открывшийся вид.       — Мда… Изящество и грация явно не про него: руки широко раскинуты, одна нога закинута на подлокотник, а голова свисает с противоположной стороны кресла, рот приоткрыт, удивительно, что всё слюной не залил.       И вот об этом мечтали юные асгардки в своих романтических фантазиях. Боже, даже думать смешно, ухмыльнулся сам себе Локи, представляя спящего Тора в девичьих грёзах. Эх, знали бы эти прелестные девы, что принц их мечты выглядит вот так, а ещё периодически храпит…       Краем глаза Локи заметил на тумбочке вещь, которая по определению не должна была там находиться. Пару раз удивлённо моргнув, он поднял раскрытую книгу. И дело даже не в том, что он точно помнил где оставил её. Неужели мир так сильно изменился? Тор в этой Вселенной читает? Ну смешно же! Но факт оставался фактом, книга лежала рядом со спящим братом и была открыта совершенно на другой главе. На страницах был изображён его родной мир. Ледяные скалы высокомерно взирали с потрёпанных страниц, как бы говоря, что им никто не нужен и в гости они не зовут. С чего вдруг братцу взбрело в голову почитать про Йотунхейм?       Бегло пролистав страницы, Локи недовольно поджал губы. Он уже и забыл, как много «хорошего» там написано про его расу… На мгновение он вспомнил Тора, каким он был в его сне. Занимательное совпадение, ничего не скажешь. Пока ему снилось это замечательное приключение, его брат на яву читал о том, какие йотуны чудовища.       На душе стало совсем тошно. Первой мыслью было спихнуть Тора с кресла, чтобы он упал побольнее, а после — выгнать взашей. Но сколь быстро появилось это желание, столь быстро и пропало.       Локи растерянно покрутил в руках фолиант. Через пару секунд раздумий, он убрал книгу в шкаф, и, больше не обращая внимания на брата, лёг обратно в кровать. Накрывшись одеялом почти с головой, он принялся гипнотизировать стенку. На душе было тоскливо, как у Хелы в загробном царстве.       Все ссоры и препирательства с Тором вмиг показались совершенно бессмысленными. В принципе, такими они и были — просто способ заполнить время и мысли хоть чем-то, чтобы не оставаться наедине с промозглой пустотой, засевшей внутри.       Пустота появилась вскоре после того, как Локи попал в этот мир. Казалось бы, живи и радуйся — спасся от неминуемой гибели. Здесь Танос точно не найдет, вернее здесь никакого Таноса и нет теперь вовсе. Всё сложилось максимально удачно. Но радоваться как-то не получалось.       После того, что он видел, у него не осталось никаких целей, желаний, амбиций. Никаких надежд. Он узнал слишком много, чтобы и дальше пытаться доказать что-то миру. Множество вариантов себя и своей жизни. Сотни разных выборов, но всегда один и тот же итог. Как бы он ни старался, кем бы ни хотел стать, он всё равно оставался монстром. Холодным и безжалостным или жалким и потрёпанным, в сущности, не имело значения. Смотреть на себя со стороны — то ещё удовольствие. Он принял правду, но всё ещё не мог определиться, как жить дальше. Что делать со знанием, к которому он не стремился?       Поначалу он намеревался найти в глубинах космоса оставшихся асгардских жителей, спасшихся в капсулах с корабля, разрушенного титаном. Собрать союзников, начать править, как и планировал раньше, но ему помешал Тор. Кто бы сомневался! Их постоянно сталкивала жизнь, на кой чёрт, правда, не ясно. Ирония судьбы или закон Мёрфи в действии? Если была хоть малюсенькая вероятность, что они встретятся, то это обязательно происходило.       В этот раз он даже не испытал особого разочарования из-за сорвавшихся планов. Он жил будто по привычке, не испытывая никакого энтузиазма и жажды борьбы. Также по привычке он продолжал ссориться с братом, сидя в камере. Чего он хотел этим добиться — не понятно.       Он видел множество вариантов, в некоторых им удавалось помириться на какое-то время, но всё заканчивалось одинаково. Либо смерть, либо одиночество и изгнание, а иногда и то, и другое. Такого одиночества он не ощущал даже в тот день, когда Один открыл ему страшную тайну его происхождения. Что-то внутри сломалось и осталась лишь пустота.       Высунув руку из-под одеяла, Локи заторможено выводил на стене морозные узоры, не обращая внимания на изменившийся цвет кожи. Ярко-красные глаза придирчиво разглядывали получавшийся рисунок, который, стоило отвести руку, — начинал подтаивать.