Холодных лилий аромат

Столовая разительно отличалась от привычной мне совмещённой с кухней скромной комнатки в доме на окраине Кингсбриджа. Хрустальная люстра, гобелены на стенах, на больших окнах синие драпри с золотистыми витыми шнурами-подхватами, массивный буфет — я попала в другой, необычный и чужой для меня мир. Каблуки неприлично громко стучали по натертому до зеркального блеска паркету, но, похоже, сэр Гарри не обратил на это внимания. Он галантно привстал, подождал, пока дворецкий помог мне занять место за столом и ободряюще улыбнулся. — Надеюсь, вам уже лучше, мисс, но немного вина всё же не повредит. Портвейн хорошо восстанавливает силы, а в сочетании с барашком и вовсе вернёт Вас к жизни! Я, как заворожённая, не могла отвести взгляд от слуги. Дворецкий буквально парил над полом, бесшумно передвигаясь между нами. Его элегантная чопорность заставляла выпрямить и без того напряжённую спину и тщательно следить за манерами. Мысленно поблагодарив миссис Хеллуорд за знание основ этикета, дала себе обещание избавиться от провинциальности, которой насквозь пропахла, как моя Энн пачули. К концу обеда я прекрасно себя чувствовала. Нежное каре ягнёнка под мятным соусом и воздушный лимонный пудинг — всё это было восхитительно вкусно. От двух глотков непривычно крепкого вина чуть закружилась голова, но чай помог быстро справится с хмелем. На предложение хозяина дома продолжить вечер в малой гостиной я с удовольствием согласилась в надежде, наконец, понять, чем был вызван отъезд и с какой целью меня отправили в Лондон — Базилия ничего не объяснила, а с сэром Уолтоном мы не успели поговорить. *** Как можно узнать ответ, если не задавать вопрос — предостережение миссис Хеллуорд занозой засело в памяти. Погружённая в свои мысли следом за сэром Гарри я вошла в гостиную. После роскоши столовой горящие свечи и тепло камина обещали спокойный уютный вечер. Артур расставил на низком столе бокалы с глинтвейном, ажурные металлические вазочки с орешками и миндальным печеньем, подвинул кресла ближе к камину и всё так же молча удалился. Если бы не седина, ослепительно белые рубашка и перчатки, в полусумраке гостиной его можно было не заметить вовсе. Странно, я почти не слышала его голос — только приветствие при встрече — похоже, он очень немногословен. Уолтон, глядя на огонь, неожиданно спросил: — Что вас мучит, Гориана? Дурнота вызвана не голодом и не усталостью, это я сразу понял. Базилия писала мне о мисс Дорсет, не скрою, именно поэтому вы здесь. Неужели тоска о школьной подруге мешает молодой девушке наслаждаться жизнью, или есть иная причина? — Энни — необыкновенная! Ах, если бы вы знали, какой нежной и трепетной она была. За что так несправедливо к ней провидение, — я еле сдерживала слёзы, — она должна была жить! Гарри повернул голову; пламя отражалось в глазах, придавая им нехороший блеск, губы изогнулись в ироничной усмешке. — Что вы знаете о справедливости, молодая леди; кто знает, какая судьба ей уготована и не была ли её смерть избавлением от мучений. Что её ждало в захудалом городишке? Унылое существование, бегство с моряком в Плимут, где она бы ему наскучила через месяц, а дальше портовый бордель, беспробудное пьянство и в завершение затянутая петля на шее. — Как можно так говорить, сэр! Энн ни за что не пошла бы по плохой дорожке, — от сказанного Уолтоном холод пробежал по спине; я крепче сжала в ладонях горячий бокал. — Она совсем не такая... Гарри встал и зачем-то поворошил и без того жаркие угли; дрова вспыхнули с новой силой. Вернув кочергу в кованый сервитер, он резко развернулся. — Не такая, как кто, не такая страстная и порочная, как вы, мисс? —Вкрадчивый баритон заставил сердце заколотиться от нехорошего предчувствия. — Гориана, сколько раз Энн была в ваших мысленных объятьях? Как далеко заходили мечты о ней, неужели вы не хотели большего, чем только гладить её волосы и дарить невинные поцелуи... Ну же, мисс, вспомните, как пересохло во рту, когда она задрала юбку и похвастала собственноручно пришитыми к панталонам кружевами. Смелее, смелее! Что вы сделали тогда? Опустились перед подругой на колени, откусили своими острыми зубками неаккуратно выбившуюся ниточку и случайно дотронулись губами матовой белизны бедра. Помните, Гориана, томление внизу живота и влагу, проступившую на белье... Безжалостный обличитель уже почти навис надо мной, опершись на ручки кресла. Мне хотелось сжаться в комок от того, что кому-то известна моя постыдная тайна. Я готова была ударить по его красивому гладко выбритому лицу, только бы это прекратилось. Но он, испепеляя взглядом, продолжал. — Этими пальчиками, — Уолтон взял мою руку и коснулся её губами, — ты ночью ласкала себя, представляя Энн. Ты сдерживалась, но подружка в твоих фантазиях сладко стонала, извивалась и дрожала, отдаваясь твоей страсти. Что ты думала утром, маленькая развратница, как замаливала свои грехи? Не отвечай, не надо. Он тяжело опустился в своё кресло и надолго замолчал. В полной тишине тихо потрескивали угли и мерно тикали напольные часы. По щекам катились слёзы, но мне было уже безразлично, что об этом подумает сэр Гарри. Если он знает обо мне и Энн, всё остальное не имеет никакого значения. Пряный глинтвейн, разливаясь теплом, помог окончательно справиться с потрясением. Я почти успокоилась и, наконец, решилась нарушить затянувшуюся паузу. — Сэр, вы правы во всем, что касается меня, но Энни были чужды плотские желания. Она — ангел, случайно оказавшийся среди людей. Я бы всё отдала, чтобы быть рядом и оберегать её. — Да что ты можешь, наивная дурочка! Ты сама боишься своих желаний, людского осуждения и косых взглядов. Признай уже, тебе не нужна дружба Энн Дорсет, ты жаждешь её любви. Что ты станешь делать, если она тебя отвергнет? А твоя невинная Энн именно так и поступит! — Она уже никак не поступит, сэр, — Энни мертва. Я заслуживаю презрения, но неужели недостаточно позора, — кровь прилила к лицу. — Вы мучаете меня. К чему этот разговор! Сжальтесь, верните её или позвольте мне уйти, я устала! Снова водворилось тягостное молчание. Слёзы высохли, пустой бокал отправился на стол, тенью на стене мелькнул силуэт, смутно напоминающий тонкую фигурку Энни. Я закрыла глаза: она стояла передо мной с букетом белых лилий, смущенно переминаясь с ноги на ногу; широко распахнутые глаза были наполнены слезами, губы беззвучно шевелились. — Если до завтра вы не измените своего желания, мисс, Энн Дорсет вернётся. Только хорошенько подумайте, прежде чем принять решение, — ошибка дорого обойдется не только Вам. Спокойной ночи, Гориана!