Who can it be now?

      Он никогда не старался убедить себя в том, то всё хорошо. Потому что нихуя хорошего не было. А самым худшим в и без того неприятной ситуации было то, что он вынужден был быть с теми же людьми, из-за которых погиб Андрес.       И что же ему, до краёв заполненному болью и ненавистью, делать с этим фактом? Правильно — ничего. Просто позволять этим людям себя трахать. Без желания отомстить или причинить боль.       Причинить боль он, скорее, хочет только себе.       Андрес погиб не из-за них, а из-за него. Если бы в тот день, когда Серхио сказал, что не позволит ему участвовать в ограблении монетного двора, он проявил больше настойчивости и упрямства, всё было бы иначе.       Свои страдания он заслужил.       Он не часть их семьи, он не хочет ей быть. Он им коллега, он им будущий руководитель. Но не более.       Вся та речь про бум-бум-чао не была проверкой, это был лишь один из способов развеять скуку. Всё сработало как нельзя лучше.       Они приходят к нему обычно немного за полночь, для вида спрашивают, не потревожили ли его, не собирался ли он спать. Плевать, хочет ли он этого — как говорится, аппетит приходит во время еды. Плевать, готов он или нет, главное, что его тело готово всегда: он чистит зубы, бреется, принимает душ, вычищает себя изнутри. Жаль, никак не получалось промыть себе мозги.       Он не ждал к себе Денвера. Ему нравилось танцевать и разговаривать с Серхио. Его забавляло смущать Боготу. Его беспокоил Марсель. И он грустил оттого, что Хельсинки к нему так и не пришёл, хотя весь этот спектакль задумывался только для него. Это и понятно — добродушный и очаровательный здоровяк слишком для него хорош. Может, и правильно делает, что не приходит.       Он может принимать душ хоть десять раз в день, но так и не почувствует себя достаточно чистым.