Who can it be now?

- Палермо, - она просто подошла к нему после завтрака.       В руках у него было зелёное кислое яблоко, которое он как раз намеревался съесть. - Чего тебе? - он не хотел говорить с ней. Правда. Он всего лишь хотел позавтракать. - Пойдём, покажу тебе кое-что. - Если это не бутылочка охуенного вина, которую ты хочешь мне подарить за то, что я согласился отдать вам на растерзание свой гениальный план, то я не в деле. - Уверена, тебе это понравится.       Он нехотя за ней пошёл. В её комнату. В голову будто кто-то ваты напихал, так что мысли путались, он не понимал, насколько реально то, что с ним происходит. Он не мог рассуждать логически, потому что до кофе так и не добрался.       Мысль о том, что Токио заманила его к себе, чтобы прирезать, не казалась такой уж абсурдной. Но он заходит внутрь, потому что она приглашает - ну не отказываться же. Тем более, если его там ждёт смерть. Особенно, если его там ждёт смерть.       Смерть была бы не самым неплохим вариантом. - Зацени.       Откуда-то из-под кровати она достала бархатный мешочек, длинный. С очевидным содержимым. - Вау. Рад за тебя. Серьёзно. И, что, мне тебе рассказать, как с этим обращаться?       Девушка натянуто улыбнулась и помахала перед его лицом дилдо средних размеров, явно не самого плохого качества. - Это ещё не всё, дорогой.       Она потянулась за ещё одним мешочком, маленьким. И вытащила из него..? - Ох, блять. - Ага.       Она торжествующе улыбнулась, пытаясь распутать ремни. - Помочь тебе это надеть? - Не-е-т.       Вариантов осталось немного. Зная Токио, хоть и недолго, он понял, вариантов у него нет от слова совсем.       Она и сама подтвердила. - Поможешь протестировать? - Почему именно я? Почему не, скажем, Найроби? - А что, зассал?       Палермо ухмыльнулся. - Нет. Во сколько ты хочешь заняться этим? - Прямо сейчас.       Он кусает губу. Хмурится. - У тебя всё есть? - Да.       Он рассмеялся - откуда? Неужели, притаскивая в монастырь смазку и презервативы, она надеялась тут кого-то склеить? Кого? Найроби? Марселя или Боготу? Только эти тут были одинокими. Или она собиралась заставить кого-нибудь изменить?       Впрочем, не ему её осуждать.       Он готов во всех смыслах. Токио, видимо, тоже.             Она снимает бриджи, а он не смотрит на её отсутствие члена. - Одна просьба: не снимай, будь так добра, футболку. - Что, аллергия на женскую грудь?       Палермо не стал отвечать - долго объяснять, а они тут явно не для душевных разговоров собрались. Он медленно начал расстёгивать жилетку, не торопясь расстегнул рубашку, даже не собираясь снимать её полностью. Брюки пока не трогал, потому что знал, что с креплениями на сбруе сложно совладать. Он терпеливо её ждал, с трудом воздерживаясь от того, чтобы отпустить язвительный комментарий.       И прежде, чем он вообще хоть что-то успел сказать, она выхватила из его рук яблоко. И, коварно ухмыльнувшись, откусила.       Настала его очередь торжествующе улыбнуться, когда лицо девушки скривилось. - Ебать, ну и кислятина! - Если бы я знал, что ты покусишься на мой завтрак, я бы взял лимон.       На этот раз она ничего не ответила. Просто положила несчастное яблоко на тумбочку у кровати. - И чего ты ждёшь? - Не знаю. Ты же мне это предложила. Я думал, ты знаешь, что делаешь. - Ты предлагаешь мне тобой командовать? - Да. И это будет единственный раз, когда я подчинюсь твоим приказам. Так что цени это.       Она фыркнула, но предложение приняла. Закончив с фиксацией ремешков, она сказала: - На колени.       Он встал перед ней на колени. Небрежно изобразил покорность. Изобразил интерес, когда она раскатывала под длине фаллоимитатора презерватив. Изображает удовольствие, когда берёт резиновый член в рот. Смотрит ей в глаза максимально унижено, потому что он знает, что она хотела быть главной.       И он прав. Её это возбуждает сильнее ритмичных движений его головы.       Она ведёт его к кровати, а он по пути стягивает с себя брюки, но не снимает их.       Токио корректирует его позу под своё удобство, а он не жалуется. Она не растягивает его, а он не просит. Он знает, она хочет сделать ему больно. - Кого ты обманываешь, Палермо, ты сам себе хочешь делать больно. - С чего ты взяла?       Она загнала в него страпон ещё глубже, наклонилась и схватила его за волосы, а он застонал. Это было действительно неожиданно. И, блять, да, она была абсолютно права. - С этого, например. Сперва тебя ненавидела твоя мать, а потом ты и сам стал себя ненавидеть. Я права? - Токио. Без обид. Но если ты точно такие же разговоры вела во время секса со своим мальчиком, я понимаю, почему он свалил от тебя. Я его не виню.       Она ударила его по ягодице, а он тихо засмеялся. Он знал, что это не Рио бросил её.       Токио было плевать на него, за это он её даже немного любил. Когда она наигралась, она завалилась на кровать рядом с ним, запустила руку себе между ног и он отвернулся. Но он всё равно слышал и чувствовал её движения.       Палермо перевёл взгляд на яблоко. Думал о том, что давно не ел красных яблок. И грейпфрутов.       Когда Токио закончила, он встал с кровати, натянул бельё и джинсы, застегнул ремень, застегнул рубашку, не стал застёгивать жилетку, взял с тумбочки яблоко и, не глядя на Токио, вышел из её комнаты.       Зачем-то он вернулся на кухню, там никого не было, все уже давно позавтракали и даже успели помыть посуду.       Он повертел в руках яблоко. Облизал губы. Нахмурился.       И выбросил его в урну. Точно так же, как хотел бы выбросить воспоминания о том, чему позволил с собой произойти.