Ох уж эти драконы! Ох уж эти Драконорожденные!

Оорин, сколько себя помнила, была мастером влипать в переделки — ей в этом просто не было равных. Переделки были самой основой ее недолгой жизни — всего двадцать семь зим она прожила на свете, — можно сказать, смыслом ее существования. Во всем, что касалось переделок, Оорин была не любителем, она была профессионалом. И выкручивалась из них она тоже виртуозно. До сих пор. Все случилось так быстро и неожиданно, что она даже не поняла, что, собственно, произошло. Оорин только-только помогла ярлам Фальскара уладить их проблему и уже собиралась вернуться обратно в Скайрим — ей нужно было достроить дом в Фолкрите. Оорин очень хотела наконец вспомнить, что чувствуешь, когда живешь в своем собственном доме! У нее так давно не было своего угла — с тех пор, как разбойники напали на ее деревню и угнали Оорин из отчего дома. Тринадцать зим тогда ей было, и она только недавно начала пачкать свою нижнюю рубашку. Тогда-то она совсем дурочкой несмышленой была, ничего почти о жизни не знала… Начала понимать, когда приглянулась главарю той разбойничьей шайки. Других-то захваченных женщин сразу по кругу пустили, а ее, Оорин, не только не тронули, но вымыли в большой деревянной бадье, затем — нарядили. Адвин — так звали главаря — сделал ей предложение, от которого она не смогла отказаться. В противном случае, присоединилась бы ко всем этим несчастным женщинам — это она поняла моментально и очень отчетливо. Поэтому Оорин, хоть и была соплюхой, но все же сообразила свою выгоду. То, что происходило между мужчиной и женщиной, когда они оставались совсем одни и в постели, не было для нее секретом: она столько раз видела, как отец и их сосед устраивали случку соседского хряка с отцовой свиноматкой, чтобы получить хороший приплод. Да и старшую сестру свою Оорин время от времени застукивала на сеновале с сыном соседа. От поз, в которые сестрицу ставил этот парень, Оорин делалось смешно и противно, но, судя по довольным стонам, сестра нисколько не возражала — даже более того, ей это заметно нравилось. Поэтому, когда Адвин предложил Оорин стать его девкой в обмен на защиту от остальных мужиков, та, подумав минуты две для виду, согласилась. Уж лучше сношаться с одним мужиком, чем с целой оравой. Оорин повезло, Адвин запал на нее серьезно. Он не говорил ей нежностей, да и ласку от него можно было увидеть только в постели — и то, он был грубоват, хотя и старался не причинять Оорин боли, по крайней мере, нарочно. Но Адвин защищал ее. С ним она всегда была сыта и одета, и никто другой не смел ее и пальцем коснуться. И он учил ее всему, что знал, потому что она его об этом очень попросила. Адвин, как и все бретонцы, как и она сама, от природы был магом. Способности его были неразвиты, поскольку он родился в одной из тех захудалых деревенек, где верховодили ведьмы или целители. Но кое-что он все же умел. Прежде, чем Адвин покинул свою деревню, деревенская ведьма успела его научить кое-чему из навыков магии Разрушения, которыми он и пользовался, когда его ватага нападала на деревни, и Восстановления, которые Адвин применял, когда в него все же попадала чья-нибудь стрела или оставлял рану вражеский меч. Он передал эти знания Оорин. Она любила его за это. По-своему. С тех пор много времени утекло: всего через два года ватагу уничтожили воины одного из местных ярлов — Оорин тогда чудом удалось сбежать. Носило ее потом по миру, как щепку по бескрайним морским волнам, и Оорин делала все, чтобы выжить: если было нечего есть — воровала, если на нее нападали — убивала. Мужчин, правда, выбирала теперь сама, никому не позволяя прикасаться к себе, если она того не хотела. Хороший удар молнией мгновенно остужал любого горячего парня. Они даже не пытались потом выбить ей зубы за отказ. В конце концов, магов не очень-то любили и, откровенно говоря, побаивались. Оорин почти исполнилось двадцать шесть зим, когда ее загребли имперские солдаты. Она совершенно случайно оказалась недалеко от мятежного Ульфрика Буревестника, когда того схватили имперцы, — незаконно пересекла границу и остановилась на свою беду в Черном Броде, чтобы наловить себе рыбы и купить у местных жителей овощей. Вообще-то, она хотела втихую направиться в тот день в Виндхельм, но ее планам не суждено было сбыться. Сучьи имперцы обрушились как лавина на голову. Оорин сопротивлялась и отстреливалась всеми заклинаниями, которые помнила, но у них там тоже был колдун, у которого класс был повыше, чем у нее. Гораздо выше. Заклятьем паралича он вырубил ее, как миленькую. Вот сволочь! Когда Оорин очнулась, ее уже везли в телеге вместе с Ульфриком Долбаным Буревестником, его Братьями Бури и еще каким-то ворюгой. Ворюга догребался до нее и язвил всю дорогу, смертельно ее раздражая. Увы, руки были связаны, а то она бы затолкала пакостные речи ему обратно в глотку. Оказалось, что их везут в Хелген, на казнь. «Вот теперь точно конец» — эта мысль пришла ей в голову, когда Оорин смотрела на густые потеки крови на плахе. Одного из них уже казнили, его голова лежала в специальной корзине. И Оорин все никак не могла отвести от этой головы взгляд. «С Днем меня Рождения, мать твою…» — думала она, глядя в широко распахнутые остекленевшие глаза. На левый успела насрать пролетающая мимо птица, и жидкий птичий помет растекся по всей поверхности глаза. «Специально она, что ли, целилась?» — она понимала, что для таких мыслей было не место и не время, но просто не могла остановиться. Оорин не возражала умереть в какой-нибудь горячей схватке на поле боя. Ну, или в глубокой старости, в своем доме, успев перед этим сделать много славных дел, и это было бы предпочтительнее. Но чтобы закончить свою жизнь вот так? Ее из Совнгарда пинками попрут, как пить дать. Казнили, как изменницу, просто умора. И ладно бы за дело — так ведь нет, случайно там оказалась. Вот смеху-то будет у покойных героев… Усевшийся на стену огромный дракон немного оживил ее меланхоличные мысли. Драконов в Скайриме не водилось уже давно, и Оорин, завороженная, смотрела на этого. Громадный и черный, он сидел на стене, и веяло от него ужасом и яростью. Вокруг раздавались вопли, воины, охранявшие осужденных, забегали с обнаженными мечами, и тут дракон взревел. «Отлично! Огненный дождь — это именно то, чего мне сейчас не хватает!» — дикий страх накатил мгновенно, спина покрылась холодным, отвратительно липким потом, и Оорин завопила. Началась паника. Кого-то сожгло тут же, кто-то, охваченный пламенем словно огромный факел, орал и катался по земле. А дракон все ревел, и с неба так и сыпало огнем. Оорин почувствовала, как кто-то освободил ей руки. Она дала деру тут же. Бежала, что было мочи, и куда глаза глядят. Добежала до Ривервуда. И тут сверху нагрянул еще один дракон. Он был поменьше, чем тот, первый, но Оорин не видела между ними особой разницы — они оба хотели убить как можно больше людей и ее, в частности. Ситуация была, в сущности, простой: или она, Оорин, убивает дракона, или дракон убьет ее. А бегать ей уже надоело. Откровенно говоря, она пришла в ярость — так бывает, когда тебя одно за другим преследуют потрясения и напасти. Лучшая защита — это нападение, и Оорин в бешенстве пускала в чешуйчатого засранца свои молнии. Она и не заметила, как убила его. А затем что-то произошло. Нечто, какая-то часть дракона, самая важная — она это знала, влетела в нее, и она почувствовала неслыханный прилив мощи, и в ее мозгу буквально отпечаталось некое слово, она увидела его в мельчайших подробностях — «Фус». И стражники смотрели на нее с благоговением и назвали ее Довакином — Драконорожденным. Эту легенду Скайрима знали даже малые дети. Довакин обладал врожденной способностью к Крику — Слову Силы, которым пользовались драконы. Собственно, он был рожден для того, чтобы сражаться с драконами. «Мы хотим знать, что не ошиблись — сказал один из воинов. — Попробуй Крикнуть». И Оорин попробовала. Мощь Крика была сногшибательной. В самом прямом смысле этого слова. А радость на лицах стражников — неописуемой. Оорин ликовала — это был ее триумф. Впрочем, очень скоро это чувство ужалось до размера высушенной горошины. Судьба снова назначила ее крайней. На Оорин возложили обязанность убить того самого дракона, который напал на Хелген, а это был сам Великий Алдуин — Пожиратель Мира. «Твою ж мать… — устало подумала она. — Таки ни минуточки покоя». Впрочем, во всем этом был свой плюс. Она получила возможность учиться, и не у кого-нибудь, а у самих Седобородых. В Коллегии Винтерхолда ее тоже приняли с радостью. И под лозунгом «Мне пригодится все, что поможет убить эту тварь!» Оорин металась между Седобородыми, которые учили ее Словам Силы, и Коллегией Винтерхолда, где она училась тем навыкам, которые ей помогут выжить и исполнить свое Предназначение, как она иронично выразилась однажды. В конце концов, она стала настоящим боевым магом, и ее услугами не брезговали пользоваться даже ярлы Скайрима. Оорин выполнила все, что от нее требовалось — ее стараниями Алдуин был повержен. Попутно умудрилась скопить столько денег, что могла кормить ими кур. И только начала строить в Фолкрите дом по своему вкусу, как судьба втравила ее в новую историю — Оорин попала в Фальскар, и местные ярлы попросили о помощи. Она уладила и их проблемы, но когда вступила в портал, чтобы вернуться в Скайрим, что-то пошло не так, и ее выбросило в совершенно незнакомое место. Оорин была в такой прострации, что пикнуть не успела, как на нее надели эти отвратительные оковы. Все ее нутро тут же начало выворачивать наизнанку, она бы блевала дальше, чем видела, но в этот момент ее вдобавок полоснули по лицу. Боль была адская. Она бы справилась с этим. Ей не раз доводилось чувствовать еще большую боль — боевым магам нередко доставалось в силу их специализации, и Оорин даже в таком состоянии могла творить заклинания и использовать Крик. Но ее силы что-то напрочь запечатало. Она не могла ни Кричать, ни колдовать. Все, что она могла — это страдать от боли в лице между попытками выблевать свой желудок. Оорин обессилела. Ублюдки, которые схватили ее ни за что, ни про что, не отказывали себе в удовольствии еще и добавить ей кнутом или почесать об нее кулаки. Она буквально чувствовала, как рана на лице гниет, и зараза проникает в ее тело все глубже. Они не давали ей ни еды, ни воды, и Оорин поняла — скоро она окажется в Совнгарде. Такого бессилия и опустошающего гнева она не ощущала никогда в жизни. В конце концов, осталось только бессилие — она просто лежала в телеге, и ее сознание уносилось куда-то прочь. В какой-то момент Оорин услышала вопли и звон мечей, но ей было настолько все равно, что она не придала этому значения. Небольшой всплеск раздражения она почувствовала, когда ее приподняли, и она ударилась своей многострадальной спиной о землю. Именно в этот момент Оорин с трудом приоткрыла здоровый глаз, накрепко запомнив того грязного мужика с носом-картофелиной. «Я тебя с того света достану!» — злобно подумала она, но ее сознание снова угасло. Позже, когда она опять зыбко плыла между реальностью и небытием, Оорин услышала мужской голос, очень мягкий, он что-то говорил ей о том, что ей станет легче. Не соврал. Ей действительно вдруг стало не так плохо. Дикая тошнота ушла, осталась только боль в лице. Она помнила, что говорила какие-то слова, но не помнила, какие именно. Уловила только промелькнувшее «друг», и это почему-то совершенно ее успокоило. Тогда она и назвала ему свое имя. Пригодится, когда он будет делать для нее надгробие. Но одно она запомнила совершенно точно — этот мужчина не знал, что такое Совнгард. Впрочем, подумать об этом Оорин не успела — ее снова унесло, на этот раз так далеко, что она увидела ландшафты Совнгарда, почти ступила ногой на эти земли. Оорин услышала знакомый рев и подняла голову. Над ней тенью кружил Великий Алдуин, каким она его помнила: огромное черное тело, бешеный взгляд, источающий почти физически ощутимое высокомерие. — Я сожгу тебя в прах, ничтожный смертный! — его голос был наполнен такой злобой, что по всему ее телу пошла дрожь. Но ведь она убила его! Уничтожила его тело, он исчез, и драконы славили ее за это! И сделает это снова! Холодная ярость заполнила все ее существо, и Оорин завопила дурным голосом: — Откуда ты взялся?! Я тебя убила!.. Почему ты еще жив?!.. Неважно! Я убью тебя, гребаный Алдуин! Убила тебя тогда, убью и сейчас! Дракон приземлился прямо перед ней, открыл свою пасть, и Оорин увидела пламя, зарождающееся в его глотке. Она уже приготовилась к бою, как в ее уши буквально ворвался мягкий голос: — Конечно, ты его убьешь, Оорин, дорогая. Ты обязательно его убьешь, это я тебе обещаю. Ты уже его убила. И все исчезло. Не было больше Пожирателя Мира, и все стало таким спокойным, безмятежным… Когда Оорин снова очнулась, то ее ждало несколько новых, очень неприятных сюрпризов. Во-первых, она была настолько слаба, что не могла себя вылечить — заклинание Лечения работало очень слабо. Во-вторых, она попала в мир, о котором не знала ровным счетом ничего. Миры Скайрима были чем-то похожи друг на друга: многими городами там правили ярлы, имена богов были на слуху, про огромные империи и большие города тоже знали даже в самых отдаленных уголках. Уж не говоря о том, что всем было известно, что такое Совнгард и Обливион. Этот же мир для Оорин был совершенно чужим. Она не знала даже, что такое Нильфгаард, и это сильно удивило того, кто ее спас и лечил сейчас — Эмиель Регис, так он ей представился. Удивление так и вспыхнуло в его черных глазах, хоть он и пытался это скрыть. Впрочем, если бы не он, Оорин впала бы в настоящую панику — было у нее такое свойство: сначала она какое-то время истерила, потом начинала думать, как ей выпутаться из дерьма. Но панику Регис загасил в самом зародыше. Каким-то образом ему удалось успокоить ее, и Оорин, уже засыпая от того, что он подсунул ей снотворное, решила, что подумает обо всем этом позже и прикинет, что ей делать дальше. Когда она проснулась, то жизнь уже не казалась ей беспросветной ямой.