Ох уж эти драконы! Ох уж эти Драконорожденные!

У Региса с утра выдался один из тех хороших дней, когда все идет так, как хочется. Он проснулся на рассвете в великолепном расположении духа, хотя и сам не понимал, почему, и решил, что сегодня обязательно наведается в деревню. Так он и сделал. Оорин сладко спала, пока он тихо сновал по хате, одеваясь и приводя себя в порядок, и Регис не стал будить ее перед своим уходом. Он оставил на столе записку для Оорин, чтобы не волновалась, и посмотрел на нее. Она спала, приоткрыв во сне свои пухлые губы, несколько медных волосков попали ей в рот, но ей, похоже, и так было хорошо. Одеяло сползло с ее обнаженного плеча, и Регис засмотрелся на эту белую кожу. Он понял, что его рука уже тянется погладить ее манящее плечико. Регису очень хотелось ощутить гладкость кожи Оорин под своими пальцами. Его остановило только то, что Оорин проснется, а Регису уж очень не хотелось ее будить. Поэтому он сделал шаг назад и вышел из хаты. Регис неспешно дошел до деревни, где уже все давно проснулись. Кое-кто из селян сразу же приблизился к нему, желая купить какие-нибудь травы, и Регис, предусмотрительно захвативший с собой несколько мешочков, продал им то, что они хотели. Угадать с предпочтениями селян было нетрудно, их запросы в основном были стандартны — вылечить себе насморк, подлечить царапины или порезы и избавиться от прострела в спине и ломоты в костях от тяжелой работы. Он выменял последний мешочек у одной тетки, страдающей обычной простудой — напилась холодного молока сразу же после того, как сильно вспотела, копаясь в огороде — когда увидел деревенского солтыса. Вид у мужика был мрачный. Регис окликнул его: — Доброго утра тебе, Ермай. Как твоя корова? Солтыс остановился и перевел на него угрюмый взгляд. Морщины на его лице тут же слегка разгладились, когда Ермай понял, кто его зовет. — А, милсдарь Регис! Все хорошо с моей коровой, благодарствую! И вторая корова приплод принесла — теленка. — Прости мне мою назойливость, но мне казалось, что такое известие — это повод для радости? — Регис был удивлен. Солтыс украдкой оглянулся и подошел к Регису. — Да я б был шибко рад, милсдарь, — вполголоса сказал он, — кабы не заехал к нам один бродячий торговец. Он и рассказал, что разбойники тут недалеко появились. Раньше-то они путников по дорогам грабили, а теперь в деревни повадились, твари! И ведь с вилами-то против них не попрешь — уж больно горазды с мечами своими на простой люд лезть. Вот и боюсь я, что они к нам скоро нагрянут. Соседние деревеньки уже обнесли — стало быть, мы и остались. А с нас чего взять? — Я полагаю, что они найдут, чем поживиться, уж прости, Ермай, — Регис нахмурился. — У вас скотины много, других припасов… — Ох, сожгут они нам ульи! — у солтыса от страха глаза сделались, словно плошки. — А ты знаешь, как они выглядели? — Регису пришло в голову, уж не те ли это разбойники, которых он видел, тогда, на дороге? — Да зачем тебе это, милсдарь? Нешто ратиться с ними пойдешь? Я ить у тебя даже ножа с собой никогда не видел. — Я бы предпочел знать, кого мне опасаться, Ермай, поскольку в стороне от вас живу. Быть может, они сначала на мою хату набег сделают. А у меня там женщина больная сейчас живет. Вижу я прекрасно, так разглядел бы их еще на подступах, успел бы ее в подпол спрятать. Солтыс помолчал, обмозговывая то, что ему сказал Регис. Затем вздохнул и сказал: — Да вроде обычные ублюдки, которые по дорогам шастают. С мечами да луками. Хотя, погодь… Торговец тот сказал, что у атамана ихнего на роже шрам. От уголка рта идет и до самого уха. Еще второй кровопийца у них там есть — нос у него картофелиной и ноги кривые. А, еще девка — ух и злобная сука! — в странной броне, не из кожи и железа. Вроде из чешуек каких-то, но все в розовый цвет покрашено. И такие сволочные: не ограбят, так пожгут все. Весело им, как тот торговец сказал, да и страху наводят, чтоб, значит, люди их боялись и добро свое сами ихней братии тащили. Регис задумался. Броня из чешуек… Очень интересно. Не тот ли это доспех, про который говорила Оорин? И один из разбойников уж очень похож на того, кто велел выбросить Оорин из телеги. — Благодарю тебя за сведения, Ермай, — он кивнул. — Теперь я знаю, кого мне, по крайней мере, опасаться. — Удачи тебе, милсдарь Регис. Я буду молить всех богов, каких вспомню, чтобы обошли они нас стороной, — солтыс снова вздохнул. Регис развернулся и зашагал к дому. Солтыс опасность не преувеличивал — Регис помнил, как те разбойники управились с охотниками за ведьмами, а в охотники не самых последних вояк берут. Надо было поторопиться и рассказать об этом Оорин. Впрочем, Регис все же нашел время, чтобы подозвать к себе ворона и попросить у него помощи. Когда он вошел во двор, Оорин уже не спала — возилась с Драакулем. Увидев Региса, она улыбнулась ему, и тот почувствовал, как его собственные губы расходятся в ответной улыбке. С некоторых пор он уже не скрывал от нее своих зубов — зачем, если она все знает, и вид его клыков ее ни капельки не пугает. — Ну, как твой поход в деревню? — Оорин зарылась рукой в свои волосы, и Регис залюбовался тем, как они заблестели на солнце. — Весьма продуктивно, я бы сказал, — ответил он. — Кое-что продал, кое-что обменял. И узнал кое-что. — Свинья у кого-нибудь из селян опоросилась? — Оорин хихикнула. — Вообще-то корова, но не в этом дело. Видишь ли, моя дорогая, скоро мы узнаем, где находится твоя броня, — усмехнулся он. — Да ты что?! — ее голубые глаза широко распахнулись, и Регис опомниться не успел, как Оорин повисла у него на шее. Он прижал ее к себе, наслаждаясь теплом и упругостью ее тела. — Да, — промурлыкал Регис. — И я даже смогу тебе назвать точное место. — Эмиель, ты — настоящий клад! Неужели кто-то отдал их селянам за продукты? Поверить не могу! — Нет, милая, никто ничего не отдавал. Люди в деревне таким не интересуются. Но это неважно. У меня есть маленькие, но весьма ценные помощники, и я думаю, что скоро они мне все расскажут. А пока займусь приготовлением одного отвара — полагаю, что он скоро пригодится, — и Регис с легким сожалением выпустил ее из объятий. Он с удовольствием постоял бы так подольше, но нужно было кое-что сделать, а именно — хороший растворитель для краски. Что-то Регису подсказывало — Оорин не обрадуется, когда узнает, как теперь выглядят ее доспехи. Он вынес котел наружу — приготовление растворителя было связано с весьма специфическим запахом, и ему не хотелось, чтобы этот «аромат» витал по хате. Избавиться от него было очень трудно. Регис успел все доделать, когда на плетень опустился ворон и громко закаркал. Оорин, которая сидела рядом с ним, слегка вздрогнула. Регис коснулся ее руки в успокаивающем жесте. — Это и есть мой помощник, — тихо сказал он. — И ему есть, что нам рассказать. Он подошел к плетню, и Оорин во все глаза смотрела, как Регис общается с вороном. Их разговор был тихим, непонятным, Регис говорил на языке, который был ей совершенно незнаком. Наконец, он с удовлетворением кивнул, поблагодарил ворона за услугу и обернулся к Оорин. — Разбойники, у которых сейчас твои доспехи, находятся в трех часах пути отсюда. В старых развалинах какого-то замка. Здесь не так много подобных развалин, и ворон рассказал, как туда добраться и узнать их, — объявил он. Лицо Оорин оживилось, глаза ярко заблестели. — Я наведаюсь к ним ночью, ты ведь не против, Эмиель? — воркующие нотки в ее голосе подсказывали Регису, что добром для разбойников это дело не кончится. Или для нее самой. У Региса холодные мурашки пошли по телу. Она ведь может пострадать, если пойдет с ним, а этого он очень боялся. Так не хотелось ее терять! Он открыл рот, чтобы сказать ей, что пойдет один и уладит все сам, но… Вспомнил, что перед ним стоит боевой маг, Драконорожденный, у которого такой мощный голос, что сшибает все на своем пути. Который мало того, что не примет его предложения, так еще и насмерть оскорбится. Она может и сбежать от него, если он начнет ее уговаривать. Или пойдет туда сама втихую, и он не будет знать, что она там творит и нуждается ли в его помощи. Регис кивнул. — Да, полагаю, что ночь — самое оптимальное время суток для нападения, — сказал он. — Не думаю, что они очень быстро нас заметят. — Нас?! — она была откровенно шокирована. — Ты что, намерен пойти со мной?! — А ты ожидала чего-то другого? — вот теперь шокирован был уже он. — Эмиель, — осторожно начала Оорин, — ты ведь не пьешь крови, ты мне это сам сказал. А там крови будет достаточно, это я тебе гарантирую. Не случится ли так, что ты не выдержишь? Я ведь хорошо знаю, что такое жажда крови у вампира — рассказывала же тебе такой маленький эпизод из своей жизни, помнишь? И я беспокоюсь. За тебя, а не за этих мерзких людишек. Вот оно что. Оорин сейчас думала примерно то же, что и он, только наоборот — имела в виду его, а не себя. В себе она, похоже, совершенно не сомневалась. Регису показалось, что этот день стал во много раз светлее. Чего уж говорить, да его просто распирало от счастья! Она проявляла заботу о вампире, боялась за него, страшилась: а вдруг он сорвется и потеряет себя? Регис вспомнил, как потерял себя Детлафф, уподобившись монстру, и это чуточку омрачило его радость, но не настолько, чтобы на него огромной волной не накатила сейчас нежность. Он приблизился к Оорин и ласково погладил ее по плечам. — Не беспокойся, Оорин, дорогая, — он улыбнулся. — Ничего со мной не случится, обещаю. Если хочешь, я буду просто наблюдать, а вмешаюсь только тогда, когда не будет иного выхода. — Да, так будет лучше, — у нее немного отлегло от сердца, и Оорин расслабилась. До полуночи оставалось три часа, и Оорин была готова идти. Она ждала Региса. Тот подошел к ней, в его руках был нож. Оорин оценила: нож был очень хороший, крепкий и остро заточен. Регис протянул нож ей. — Держи, — сказал он. — А ты как же? — Оорин заткнула оружие за пояс. — А я оружия не ношу. Никогда. Оно мне не нужно. Регис вел Оорин лесными тропинками, безошибочно определяя направление в ночной темноте. «Ну, конечно, — подумала она. — Ему ведь не нужен свет, он и без него прекрасно обходится». Она шла рядом с Регисом, ступая почти так же тихо, как и он. Когда они добрались до развалин замка, Регис остановился. Оорин затаила дыхание. Он явно что-то высматривал сейчас. — Разбойники расставили часовых, — прошептал Регис. Да, она тоже это заметила. Один сидел в кустах, другой — за деревом. Третий притаился у обрушившейся стены, заросшей плющом. Оорин вынула нож. — Я пошла, — прошептала она. Регис почти не заметил, как она исчезла. Он увидел смутную тень и не сомневался — раз уж он, вампир, с трудом видит Оорин, то разбойники ее точно проглядят. Регис напряг слух. Из кустов, где сидел первый дозорный, раздалось тихое бульканье — Оорин сняла одного. Попросту перерезала ему глотку, понял он. Тень метнулась к дереву. Оорин передвигалась так тихо, что под ее ногами не шуршала даже трава, не говоря уж о мелких ветках, которые могли хрустнуть под подошвой башмака самый неподходящий момент. Она почуяла этого ублюдка еще до того, как добралась до него. Воняло от него безумно: потным, давно не мытым телом, грязной одеждой и мочой. Оорин поморщилась и медленно приблизилась к нему. Разбойник у дерева даже моргнуть не успел. Все, что он почувствовал, было острием ножа на его горле, но крикнуть он не успел: его глотка была вспорота. Нож молниеносно чиркнул по коже на горле, перерезал трахею и яремную жилу, и кровь разбойника брызнула густой струей, черной в ночном сумраке. Оорин придержала тяжелое мертвое тело и осторожно уложила его на землю. Остался один — тот, который был у стены. Регис увидел, как едва видимая тень мелькнула возле третьего постового. Этот тоже не издал ни единого звука — Оорин действовала четко, так, словно привыкла это делать многие годы. «Возможно, это всегда происходило подобным образом, и они — не первые у нее», — подумал он. Регис почуял запах крови и зажал нос — от греха подальше. Затем он услышал Крик. — ВЕН-ГАР-НОС! В развалинах замка поднялся настоящий циклон.

***

Ринх Кривоногий стоял у угасшего костра и бешено озирался, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, или хотя бы просто удержаться на ногах. Его лицо перекосилось в паническую гримасу — да так, что он стал похож на горгулью, как в одном из этих старых дворцов, где живут богатеи. Он не побоялся бы даже трупоеда, но здесь творилась такая катавасия! Он не понимал, что ему делать, куда бежать и кого рубить своим мечом, который он заточил совсем недавно. Только что была тихая и теплая ночь, он сидел возле костра, и в его руках был зажаренный на костре заяц с пряными травами, и Ринх собирался вонзить в него свои зубы, как на их убежище обрушился ледяной ветер вперемешку со снегом, да такой, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Вокруг раздавались крики, и он услышал глухой стук, хруст ломающихся костей и дикий вопль. Где-то недалеко визжала Мина и ревел дурным голосом Киун Драный Рот. — Что это за ебаное дерьмо? — орал он. Внезапно все утихло. Ночь стала ясной, воздух словно застыл, и из-за туч выглянула луна, мягко освещая развалины замка. Перед Ринхом вдруг, как из-под земли, возник человек — худощавый мужчина, скуластый, с высоким лбом и породистым носом. Он походил на сборщика податей. Ринх, не долго думая, замахнулся мечом и завопил: — Я тебя твоим собственным членом отымею! — Ну, это вряд ли, — тот улыбнулся, не размыкая губ, и… Ринх вдруг почувствовал, как хрустнули суставы его плеч, и дикая боль вспышкой ударила ему в голову и прокатилась по телу. Его руки бессильно повисли плетьми. Ринх, скуля, тяжело осел на землю. Желудок сдавило, рвота подкатила к горлу, и он начал блевать желчью. Регис снова улыбнулся и оглядел устроенное Оорин побоище. Разбойников было не так, чтобы много, и все они валялись на земле. Кто-то был уже мертв — швырнуло бураном на камни и размозжило череп. У кого-то были сломаны ребра, руки или ноги. Кто-то просто лежал без сознания. Регис посмотрел в сторону атамана — того самого, со шрамом на лице. Он полусидел на земле, опираясь на локоть. Перед ним стояла Оорин, и Регис почувствовал, как его охватывает леденящий душу восторг. Она выглядела очень грозно, от всей ее стройной фигурки исходила такая мощь, что Регис мог бы поклясться: шевельни Оорин пальцем, и этот человек будет раздавлен. Но атаман либо был слишком поражен тем, что случилось, либо просто не слишком умен. И в этом случае Регису было странно, что его не схватили раньше власти или селяне. Видно ему сопутствовала удача. Но сейчас она явно оставила атамана ганзы и повернулась к нему тем местом, где спина утрачивает свое благородное название. Атаман налитыми кровью глазками смотрел на Оорин. — Ты, мать твою, кто еще такая?! — прорычал он. — О, всего лишь бедная девушка, у которой ты украл ее вещи. Ты забрал мои доспехи, мой кинжал и мой кошелек. И я хочу получить все это обратно, — Оорин улыбнулась, и Регис подумал, что атаман будет полным идиотом, если не отдаст все требуемое сейчас же, немедленно. Все же атаман был изрядный идиот. — Я таких, как ты, пачками раскладывал! — он хрипло засмеялся и сплюнул на землю, пытаясь попасть Оорин в башмак. Промахнулся. Оорин ухмыльнулась во весь рот. — Ага, — небрежно сказала она. — А потом тебе прострелили колено. Она ударила молча и жестоко. Ее башмак с размаху опустился на его локоть. Тишина вокруг была такая, что хруст сломанной кости показался оглушительным. Драный Рот завыл и принялся скрести о землю каблуками, пытаясь отползти от Оорин подальше. — Говори, где мои шмотки! — прорычала она. — Или я тебе вторую руку сломаю, сука! Драный Рот задохнулся. Внезапно до него дошло, что эта девка не шутит, и если он не сделает то, что она хочет, то подохнет в муках. — Кошелек… у меня за поясом… — захрипел он. — И… твой нож … тоже… Она стремительно отобрала у него и то, и другое. — Что ты взял из моего кошеля? Говори, ублюдок! Черный кристалл в форме звезды там? — То… только деньги! Клянусь! Звезду… не трогал… думал позже загнать одному барыге… но не успел! — Твое счастье. Итак, где мои доспехи? — Вот у нее, Мины… — он кивнул в сторону приходящей в себя блондинки. — Она их куда-то заныкала! — Лежи теперь тихо. Не шевелись. Дернешься — убью, — от ее улыбки у него кровь застыла в жилах. Оорин подошла к девице и присела рядом с ней. Она протянула руку, хлопая Мину по щекам, чтобы та пришла в себя побыстрее. Мина раскрыла свои зеленые глаза. — Где мои доспехи, дорогуша? — Оорин нависла над ней. — Да пошла ты! Оорин пощекотала лезвием ножа по нежной коже на ее щеке. — Я тебе сейчас всю морду распишу, курва, — ласково пообещала она. Регис видел — Оорин в бешенстве. И, пока она не натворила того, о чем может потом пожалеть, он шагнул к ней и опустил руку на ее плечо. Оорин вздрогнула, но это скорее было не от страха, а от гнева. — Оорин, дорогая, прошу — позволь мне спросить девушку, — голос у Региса был очень мягким. Оорин вдруг успокоилась. Удушающая, сдавливающая легкие ярость затихла, и Оорин наконец-то смогла вдохнуть полной грудью. Регис обо всем позаботится. Мысль об этом принесла ей облегчение — нечасто о ней заботились, и Оорин привыкла все решать сама. Тем более было приятно осознавать, что на этот раз не она решает чьи-то проблемы, а кто-то решает за нее ее собственные. Оорин кивнула, и Регис опустился рядом с девицей на колени. Его темные глаза встретились с ее зелеными, и он тихо сказал: — Мина, сделай мне такую любезность, скажи, куда ты дела чешуйчатую броню? — что-то в его голосе было такое, странное, не оставляющее возможности сказать «нет». Девица, словно завороженная, смотрела в его глаза, ее взгляд остекленел, и она сонным голосом ответила: — Она в сундуке, милсдарь. — Где этот сундук, Мина? — Там есть одна целая комната… Сундук в ней. — Ты знаешь, где ключ от этого сундука? — Он висит у меня на шее. — Спасибо, Мина. Ты умница, — Регис издал негромкий смешок, вставая на ноги. Оорин звучно выдохнула, и, перерезав ножом веревку, забрала ключ. Она оглянулась на Региса. — Иди, Оорин, — Регис взялся за ремень своей торбы. — Я побуду тут. Оорин поднялась в то место, которое назвала полусонная Мина. Сундук нашелся быстро — собственно, в этой комнате их и было-то всего три. Оорин отперла нужный, откинула крышку сундука и забрала свои доспехи. И не только. Там лежал увесистый, туго набитый деньгами кошель. Она и его взяла — не пропадать же добру, к тому же деньги им с Регисом очень даже пригодятся. С доспехами и кошелем в руках Оорин вышла наружу. Уже светало, солнце наполовину показалось из-за горизонта, и Оорин почувствовала, что что-то здесь не то — доспехи выглядели странно, не так, как было прежде. Она бросила кошель и часть доспехов на землю, затем вытянула перед собой кирасу, пристально глядя на нее. Регис услышал приглушенное рычание. Оорин вынеслась из развалин замка, потрясая кирасой. Ее лицо покрылось красными пятнами. — Она. Покрасила. Их. В розовый, — сдавленно прохрипела Оорин. Регис прикусил зубами верхнюю губу и закатил глаза, изо всех сил пытаясь сдержать рвущийся смех. Оорин побагровела. — Эта курва покрасила их В РОЗОВЫЙ! — завопила Оорин, и Регис осел на землю, давясь от хохота, но не забывая, однако, прикрывать рот рукой. Оорин повернула к нему свое багровое лицо. — Ты знал! — зарычала она. — Ты знал и ничего мне не сказал! — Прости, дорогая, — простонал Регис. — Но я думал, что это для тебя не так важно! — Эмиель! — Да, признаю, я хотел посмотреть на твою реакцию, когда ты это увидишь, — он смахнул набежавшие на глаза слезы. — Но я приготовил для тебя поистине великолепный раствор для краски — на всякий случай, если цвет доспехов тебе не понравится. И уверяю тебя, моя дорогая, что ты очистишь это безобразие в два счета. — Она бы на них еще блестящие стеклышки наклеила! — Оорин все никак не могла успокоиться, зато Регис валялся на земле от смеха. Она негодовала так, что забыла, где и в какой компании находится. А вот Регис, хоть и веселился от души, не забыл, украдкой оглядывая окрестности. Краем глаза он увидел, как что-то промелькнуло в кустах, и время для него резко замедлилось. Он увидел стрелу, летящую прямиком в Оорин, точно ей в грудь. Регису пришлось действовать очень быстро. Собственно, из-за этой стрелы он обнаружил свою нечеловеческую сущность, потому что туманной дымкой скользнул вперед и возник прямо перед Оорин, загораживая ее своим телом. Стрела прошила его насквозь — там, где у людей находится сердце, и застряла в теле. Ее наконечник торчал у него из спины, и Ринх, несмотря на всю свою боль в руках захрипел. — Почему ты жив, с-с-сука?! Оорин вдруг закричала. Из ее ладоней вылетела шаровая молния и настигла стрелка. Его подбросило, словно тряпичную куклу, и Ринх сквозь набегающие слезы боли увидел, что это был рыжий Гносик. «Все, хана Гносику. Теперь не будет мечтать о том, как отдерет полудохлую чародейку», — равнодушно подумал он. Оорин кинулась к Регису. — Эмиель?! — да, она помнила, что он вампир, и ему совершенно наплевать, когда в него попадают стрелой, мечом или еще чем-нибудь, но ей самой было больно на него смотреть. — Я в полном порядке, Оорин, — Регис дернул плечом. — Ты не могла бы отломить у стрелы кончик? Я бы все-таки хотел ее из себя вытащить. Она вцепилась в скользкий и мокрый от крови наконечник стрелы, напряглась, и он с хрустом отломился. Регис с облегчением вздохнул, выдергивая из своего тела древко и отшвыривая его в сторону. Рана от стрелы заросла тут же, на глазах. Драный Рот, глядя на все это безобразие, тоненько заскулил. — Нелюди! Вы — ебаные нелюди! — он верещал, словно непотребная девка в кабаке. Регис и Оорин переглянулись. Эти дураки будут болтать про Региса до самой смерти, хоть она и случится наверняка очень скоро, потому что Оорин просто так их отпускать не собиралась. Но будет лучше, если их отправят на казнь другие люди, чем она перережет им глотки прямо тут. А с нее сегодня хватит кровавой бани. — Эмиель, встань у меня за спиной и заткни уши поплотнее. Надеюсь, что это поможет, — сказала она. Регис сделал так, как она сказала. Он точно знал, что сейчас случится: Оорин собиралась снова применить один из своих, как она их называла, ту’умов. Он не ошибся. — ГОЛ-ХА-ДОВ! — мощный рев прокатился по руинам, и Регису вдруг очень захотелось пасть перед Оорин ниц, вылизывая ее ботинки. Он даже затрясся от неистового желания, и его рот наполнился слюной, а кончик языка явственно зазудел! Впрочем, он тут же опомнился и помотал головой, приходя в себя. Чего нельзя было сказать об остальных. Их глаза остекленели, как до этого у Мины. Оорин применила какой-то массовый гипноз, не иначе. И на их перекошенных лицах был такой экстаз, что Регис слегка содрогнулся. Ринх Кривоногий рыдал от счастья. Ему явилась сама богиня Мелитэле, не иначе! Она была так прекрасна и величественна, светилась, словно солнце! Он с удовольствием растекся бы лужей перед ее ногами, даже боль в руках утихла настолько, что ему было все равно! Ринх готов был идти на край света, если она прикажет, он был готов принести ей все, что она попросит, и ее чудесный голос вливался в его уши, и был сладок, словно самый лучший мед в мире! — Вы сейчас заснете! А когда проснетесь — забудете все, что произошло в руинах этого замка! — хрипло внушала богиня. — Вы покинете эти руины, пойдете в ближайшую деревню и там без сопротивления сдадитесь крестьянам! Вы признаетесь властям во всех своих преступлениях и безропотно примете любую кару, которую вам назначат! Да, и когда вы, петухи сраные, пойдете в деревню, то будете громко кукарекать всю дорогу! А Мина будет квохтать, словно самая суетливая клуша-наседка! Ну, а теперь — усните! Оорин с удовлетворением оглядела сонное царство, которое только что сама и устроила. Она перехватила изумленный взгляд Региса и вздернула брови: — Что?! — Оорин, ты серьезно? Они будут кукарекать всю дорогу?! — Вообще-то у меня было большое искушение их прикончить, — она фыркнула. — Да, — пробормотал Регис. — Тогда такой исход будет для них, пожалуй, лучшим. Давай уже пойдем отсюда? Оорин раздраженно потрясла своей кирасой. — Я не могу надеть это на себя, пока оно… розовое, — с отвращением сказала она. — А тащить эти доспехи в руках жутко неудобно — одна кираса десять килограмм весит. Регис подошел к одному из сладко похрапывающих разбойников и выдернул из-под него мешок, на который тот повалился, когда Оорин усыпила его. Мешок был добротный, крепкий, и Регис встряхнул его, раскрывая. — Мне кажется, что сюда все прекрасно влезет, — заявил он. Оорин благодарно посмотрела на него, и сложила драконьи доспехи и украденный у разбойников кошель с деньгами. Свой кошелек она повесила себе на пояс, туда же заткнула драконий костяной кинжал. — Скажи, дорогая, а ты можешь наколдовать еду? — вдруг спросил Регис. — Вот чего не умею, того не умею. Уж извини. — Ну, тогда придется взять еду здесь, — с этими словами Регис положил в мешок завернутое в просаленную тряпку копченое мясо, хлеб, сыр и флягу с вином, которую предварительно открыл и, понюхав, одобрил содержимое. Он взвалил мешок себе на плечо, и они с Оорин выбрались из этого места. Через полтора часа блуждания по лесным тропинкам Регис предложил: — Может, сделаем привал и перекусим? Желудок у Оорин громко взревел, и она, смущенная, прижала руку к животу. Регис засмеялся и указал на небольшую поляну, рядом с которой тонкой струйкой пробегал маленький ручей. Костер разводила Оорин и делала это быстро — навалила сухого хвороста, которого здесь было в избытке, и послала огненный импульс. Они сидели возле костра, поджаривая хлеб и уминая его с копченым мясом и сыром. Под конец завтрака оказалось, что Регис стащил у грабителей еще и пару сочных, сладких яблок. — Эмиель, а ты не пробовал стать вором? Из тебя бы вышел крупный специалист, — Оорин хихикнула, надкусывая яблоко. — Сначала подумывал об этом, но решил, что это скучно. Нет, это не по мне. Быть цирюльником гораздо интереснее. Какое-то время они сидели молча. Регис ушел в свои думы. Оорин так поняла, что его мысли были связаны с ней — больно часто он кидал на нее взгляд. При этом между бровей у него залегла глубокая складка. Мрачные были у него думы. Оорин решила не тянуть и не томиться в ожидании, что он скажет. Это и так понятно: она была крайне жестока, хладнокровно убивала людей, подло подкравшись со спины, устроила целую стихию, чтобы завалить и перепугать остальную ганзу, а затем подчинила всех своей воле. Когда девушка способна на такие вещи, мужчин это, как правило, пугает, и Оорин к этому привыкла. Хоть и нельзя было сказать, что она радовалась этому. Оорин подала голос: — Жалеешь, что связался с такой злобной сукой, как я? Регис очнулся от раздумий и вздрогнул. — Что? — переспросил он, и тут же до него дошел смысл ее вопроса. — О, нет! Нет, Оорин, дорогая. Я не вижу, чтобы ты была зла изначально. Это, я полагаю, твои приобретенные качества. Тебе просто пришлось стать такой из-за тяжелых условий жизни в твоем мире. Я думал только об этом, и мне очень жаль, что ты поняла все не так… — Я чуть не порезала той бабе рожу, — она перебила его. — Кстати, спасибо, что меня остановил. Мне потом было бы очень стыдно… Регис придвинулся к ней, его лицо оказалось совсем рядом, а черные глаза мягко вспыхнули. — Я знаю, — он почти прошептал это. — Всего лишь очередное доказательство того, что в тебе нет настоящей злобы, как у этих разбойников, которые жгли деревни просто потому, что им было весело. Его рука медленно скользнула вверх, и Оорин почувствовала прикосновение пальца к своей щеке. Губы Региса были так близко, тонкие, плотно сжатые… «Пожалуйста! — взмолилась она про себя. — Пускай он меня поцелует! Сейчас же, ну пожалуйста!» Когда его губы, мягкие и теплые, накрыли ее рот, она задохнулась и вцепилась в его одежду, чувствуя, как напряглись под ней его крепкие мышцы. Регис слышал, как сильно бьется ее сердце, ее язык коснулся его языка, Оорин плотно прижалась к его телу своим, и он обнял ее, зарываясь рукой в ее прекрасные медные волосы. Дыхание у нее было яблочное, прерывистое, ее язык дразнил его, она покусывала его губы, и весь этот поцелуй был настолько долгожданным, что Регис тихонько застонал, упиваясь им. А она еще и оседлала его колени и терлась об него, прямо об его пах… Эрекция была мгновенной и сильной, и Оорин почувствовала каменную твердость его слегка пульсирующего члена. Она рванула ворот на его рубашке, желая получить этого вампира прямо сейчас, но Регис каким-то образом нашел в себе силы остановить ее. Он с трудом оторвался от ее губ и выдохнул: — Давай все-таки доберемся до дома… Я не хочу, чтобы это случилось в лесу, здесь некомфортно, бродят дикие звери, ползают клещи, летает мошкара и полно мелких веток. Нам надо отмыться от грязи, и там — чистая удобная постель. Я не желаю все делать в спешке, Оорин, дорогая. Она разочарованно вздохнула, уткнувшись лбом в его шею. Но он был прав — это все было слишком поспешно, и они отошли от руин не так уж и далеко, если на то пошло. — Я всего лишь хочу, чтобы тебе было хорошо, — прошептал он, поглаживая ее по спине. — Мне и так было бы хорошо… Ой! — в колено впилась маленькая противная шишка. — Позволь мне усомниться в этом, — его глаза заискрились смехом. — Шишка в колене явно не способствует интимным радостям. Оорин, фыркнув, скатилась с него, почесывая пострадавшую коленку. Дикое возбуждение, которое в ней вызвал Регис, постепенно сменилось сонливостью, и Оорин с хрустом зевнула. Регис снова притянул ее к себе, и она оперлась спиной о его грудь. Он обнял ее за плечи горячими ладонями, слегка укачивая, его нос уткнулся в ее макушку, и Регис вполголоса сказал: — Тебе надо поспать, Оорин. Все-таки у тебя была очень насыщенная ночь. Ему удалось ее убаюкать, а когда Оорин проснулась, то было уже далеко за полдень. Они добрались до дома ближе к вечеру, истопили баню, хорошенько вымылись, отскребая от себя грязь, а в случае с Оорин — и кровь, и поужинали. Потом Регис сидел возле печи и разбирался со своими травами, а Оорин разложила на столе свой доспех, нож и кошелек, внимательно рассматривая их. Черная Звезда была в кошельке, как и сказал тот мужик с рваным ртом. Оорин пристально всмотрелась в свой артефакт, но, к своему огромному облегчению, не нашла никаких повреждений в Звезде. Затем она тщательно осмотрела драконий кинжал. Великолепный и ужасающе острый, он был совершенно разряжен, но это тоже не было проблемой — Черная Звезда была полна душ, и завтра утром Оорин подзарядит свой кинжал. Очень огорчали Оорин доспехи. Та курва постаралась на совесть, и вся броня была выкрашена в нелепый ярко-розовый цвет. Оорин оперлась руками о стол и тяжело вздохнула. Регис наблюдал за ней потихоньку. Он любовался ее сосредоточенно-насупленным лицом, когда Оорин выискивала в своем странном кристалле трещины. Морщинка между ее бровей разгладилась, когда Оорин увидела, что с ее костяным кинжалом все в порядке. Но, когда она осматривала свои доспехи, то встала к Регису спиной, опираясь о стол руками. Он слегка заерзал на своем месте. Оорин выглядела чрезвычайно соблазнительно, стоя в такой позе, и Региса обдало жаром. Кровь отхлынула от мозга и кинулась вниз, приливая к паху. Регис вспомнил сегодняшний поцелуй с Оорин и сглотнул. Ему не только хотелось повторить все это, но и зайти дальше, гораздо дальше. К тому же, он сам ей это обещал… Регис провел языком по губам и встал на ноги. Оорин нависла над столом и прикидывала, с чего она начнет оттирать свою броню. «Пожалуй, это будет кираса», — подумала она и выпрямилась. И тут же уткнулась спиной в Региса, который подошел слишком близко. Оорин застыла. Воздух был словно наэлектризован, а сама она сейчас походила на бочонок с взрывной смесью — только поднеси спичку, и все взлетит на воздух. Руки Региса легли на ее талию, а его губы коснулись уха. — Тебе не стоит заниматься этим сегодня, Оорин, — в его голосе была слышна хрипотца. У Оорин волоски встали дыбом на шее. — Почистишь свои вещи завтра, во дворе. Этот раствор очень хорош, но запах от него ужасен и весьма силен. Его ладони поглаживали ее плоский живот, и Оорин прерывисто вздохнула. Ее лицо вспыхнуло, даже уши горели алым цветом, и ей казалось, что все ее тело пульсирует, особенно между бедер, увлажнившихся от ее соков. Регис отвел от шеи Оорин ее длинные волосы. Он медленно наклонился, касаясь своим носом нежной кожи на шее, и, наконец, его губы накрыли одно чувствительное место, прямо под мочкой уха. Регис упивался запахом Оорин, его язык ласкал ее шейку, одной рукой он прижимал ее к себе, давая ей почувствовать, насколько он возбужден, другая нырнула за широкий ворот рубахи, сжимая груди — то одну, то другую, пощипывая за нежные соски. Оорин застонала. Ее ноги задрожали, они словно превратились в кисель, и она не упала только потому, что вцепилась в ту руку Региса, которой он держал ее за талию. — Ты же мог это сделать в бане! — простонала она. — Зачем ты ждал столько времени?! — Ожидание — это самая первая прелюдия, Оорин, — его дыхание обожгло ее ухо. — Когда каждая клеточка тела напряжена в нетерпении, и ты ждешь, когда же к тебе, наконец, прикоснутся… А когда это происходит, ты захлебываешься от наслаждения. Ты не привыкла так медлить, дорогая, но здесь у тебя полно времени сыграть в эту игру. Просто не напрягайся, позволь себе получать удовольствие не спеша… Она все-таки вывернулась из его рук, но тут же прижалась к нему обратно всем телом, нашла его губы и впилась в них, жадно, нетерпеливо. Ее пальцы коснулись его волос на затылке, и волосы Региса оказались не жесткими, но и не слишком мягкими. Оорин провела руками по его крепкой спине, слегка укусив Региса за губу. Он оторвался от нее, ухмыльнулся и увлек на постель, освобождая ее и себя от одежды. Оорин раскинулась перед ним, прекрасная в своей наготе. Регис опустился на нее, он ласкал ее губы, лицо, и слышал, как бешено стучит ее сердце, так же сильно, как и у него самого сейчас. Оорин обжигали его поцелуи, и одновременно они были такими нежными, что она извивалась под ним, подставляя Регису особо чувствительные места. Она предложила ему свою грудь, и он с наслаждением мягко сжимал ее крепкие сладкие грудки в ладонях, обводя большими пальцами соски. Регис накрыл один из сосков ртом, втянул его в себя, чувствуя, как под его языком собирается плотный комочек напрягшегося от ласки соска. Оорин застонала, раздвигая бедра: удовольствие от этой ласки было таким мощным, что она чуть не взорвалась, и она очень хотела, чтобы он, наконец, ворвался в нее, но Регис решил, что еще рано. Он поласкал второй сосок и спустился ниже, зацеловывая ее плоский животик, пока не добрался до роскошных бедер. Регис осыпал нежную кожу на внутренней стороне бедра поцелуями, поглаживая другое. Оорин приподнялась на локтях и простонала: — Эмиель, пожалуйста! Я больше не могу! — Прекрасно можешь, — промурлыкал он, склонился над пышущей жаром влажной плотью и поцеловал ее прямо туда. Его язык скользнул между складок и нажал на самое чувствительное местечко, упругое, напрягшееся от возбуждения. Оорин выгнулась и вскрикнула. Его язык был нежен, но настойчив, и она никогда не думала, что так тоже можно. У нее ничего подобного в жизни не было! Мощное наслаждение накатывало волнами, и ее крики становились все громче, но Регис вдруг отстранился. На его лбу выступили капельки пота, глаза горели, и он тяжело дышал. Он приподнял ее за бедра, пристроился между ними. Оорин задохнулась от желания почувствовать его в себе, и на этот раз он удовлетворил его. Регис ворвался в нее одним толчком, нетерпеливо, с хриплым стоном. Он двигался медленно, выскальзывал из нее почти полностью и врывался обратно, и она вскрикивала каждый раз, когда он входил в нее. Ей казалось, что из нее вышибают воздух, и ее лоно сделалось вдруг таким чувствительным, что каждое движение Региса пронизывало ее какими-то микроэкстазами, и они становились все больше, объемнее с каждым разом. Регис что-то тихонько прорычал и заработал бедрами гораздо сильнее. Кровать под ними скрипела, ее спинка билась о бревенчатую стену, но Оорин на это было совершенно наплевать: ее уносило куда-то вверх, тело взрывалось, а душа кричала, и сама она, Оорин, кричала — громко, непристойно. Регис слушал этот крик, и он доводил Региса до исступления. От этого крика Регис дошел до грани всего через несколько минут, в паху словно свернулась большая пружина, а когда она распрямилась, наслаждение прокатилось от члена до мозга по всему телу, забившемуся в сладкой судороге. Регис упал на постель рядом с Оорин, которая тут же прижалась к нему, положив свою голову ему на грудь. Он обнял ее за плечи, поцеловал в макушку и счастливо вздохнул: — Как же давно у меня ничего подобного не было! Оорин задумалась. Регис вполне смахивал на человека, он был теплый, душевный, а люди были в основном слишком невнимательны, чтобы заметить, что он не отбрасывает тени. К тому же Регис был очень харизматичен, и Оорин удивлялась, почему девки не висят на нем гроздьями. Ее одолело любопытство. «Надо попытаться разговорить его — а вдруг он что-нибудь расскажет по этому поводу», — подумала она и задала самый идиотский и абсурдный вопрос, который только можно было задать: — Тебе что, не нравится заниматься любовью? Регис от этого даже слегка впал в прострацию. — Что?! — он изумился так, как за последнее время уже давно не изумлялся. — Да нет же, мне нравится! Нравится до безумия, я считаю это одной из самых чудесных и приятных вещей на свете! Просто… мне несколько лет было совершенно не до любви. — О, вот как… — протянула она. — Да… — Регис почувствовал, что после всего, что между ними только что, да и в принципе было, он просто не может молчать дальше. — Я… Видишь ли, около семи — нет, пожалуй, чуть больше — лет назад я повстречал одного ведьмака — я тебе рассказывал про него, Геральт его имя. Ему и его друзьям нужна была помощь, поэтому я к ним присоединился совершенно добровольно — цирюльники и лекари всегда нужны, когда едешь куда-то так далеко и долго. Геральт понял, что я вампир почти сразу, но не стал пытаться меня убить. Разозлился поначалу — это да, и прогнать пытался, но я все равно помогал, как умел, и в конце концов он меня принял. Остальные-то меня еще раньше приняли, — Регис тихонько засмеялся. — Мы пытались спасти воспитанницу Геральта — Цири, которая неизвестно куда пропала. Шли по ее следам, пока не узнали, где она. Вот тогда-то у меня в последний раз была женщина, когда нас занесло в княжество Туссент. Точнее, это был суккуб. Ну, а потом… Потом была настоящая беготня и побоище. Когда мы все же настигли того чародея, который похитил Цири, то устроили такую резню, что, откровенно говоря, мне это и вспоминать неприятно. Скажу только, что тогда я и нарушил свое многовековое обещание не пить крови. Думаю, что мне удалось бы развалить весь тот замок по камешку, но я сцепился с чародеем, и он почти меня убил — сжег до такой степени, что я расползся по полу и колонне замка черной невнятной лужицей. Регенерация бы проходила лет двести, не меньше, если бы не мой друг Детлафф, — Регис вдруг сильно помрачнел. — Он напоил меня своей кровью и сделал все, чтобы я встал на ноги, а это было весьма тяжело. Семь лет прошло, а я до сих пор еще не оправился. Но Детлафф все это терпел… — голос Региса дрогнул. Оорин приподнялась на локте и нависла над ним. На его лбу собрались скорбные морщины, рот слегка кривился, а в глазах была такая мука, что Оорин содрогнулась. — Эмиель? Ты что? — тихо спросила она. — Прости, дорогая, дальше не могу продолжать, — по его скулам заходили желваки. — Детлафф — это очень для меня болезненная тема. Возможно, позже я тебе обо всем расскажу… Но сейчас я просто не могу, рана еще свежа, и… — … и я думаю, что смогу тебя немного взбодрить, — она поцеловала Региса и уселась на него сверху. — О, я уверен, что сможешь, — он был явно обрадован сменой темы разговора и проявленной ею инициативой, и его ладони легли на ее бедра. Оорин ласкала его так же, как он ее до этого — она целовала его губы, лицо, опускалась все ниже, и Регис задыхался от удовольствия. Мысли о Детлаффе совершенно вылетели из его головы. Сейчас была важна только Оорин, покрывающая его поцелуями, живая, разгоряченная. Кровь снова прилила к паху, и возбужденный член тяжело лег на его живот, подрагивая. Оорин мягко скользнула, принимая его в себя, двигая бедрами, и Регис застонал. Она двигалась так медленно, мучительно медленно, что он не выдержал, сел на постели, обхватив ее за талию, и резко толкнулся. Оорин вскрикнула, выгибаясь. Регис впился в ее грудь, зацеловывая ее соски, и она задвигалась сильно и быстро, доводя его и себя до пика. Он уже подумал, что сейчас не выдержит, когда Оорин опять выгнулась и протяжно закричала. Регис ответил ей низким стоном, с облегчением излившись в нее. Они повалились на постель. В комнате было слышно только их тяжелое дыхание, постепенно успокаивающееся. — Ох, дорогая, — выдохнул Регис, — после такого нам просто необходимо отдохнуть. — Ага, — чуть сипловатым голосом ответила она, устраиваясь рядом с ним. — Надеюсь, теперь ты не будешь спать на полу. — Ну вот еще, — он тихо засмеялся. — У меня на это больше нет никаких причин. Ты даже не представляешь, как я мечтал о том, чтобы спать рядом с тобой. — А чего раньше приставать не начал? — ее голубые глаза смотрели на него с простодушием. — Не был уверен, что ты захочешь. — Эмиель, иногда твоя деликатность играет с тобой дурные шутки. Я-то думала, что ты просто не испытываешь ко мне интереса. — Глупость какая, — он поцеловал ее в макушку. — Интерес к тебе я почувствовал с той минуты, когда ты очнулась и открыла рот, Оорин, дорогая. У меня всегда была слабость к, скажем так, сильным девушкам. — Ну вот и разобрались, — Оорин хихикнула. — К счастью для нас обоих, — Регис ответил ей смешком. Через некоторое время в комнате наступила тишина, раздавалось лишь негромкое дыхание спящих вампира и Довакина.