Ох уж эти драконы! Ох уж эти Драконорожденные!

— Прошу, отпустите мою жену, — повторил Регис и сжал ремень своей торбы так, что его и без того бледная рука побелела еще больше. Оорин всем телом подалась вперед, сверкая глазами. Регис был очень спокоен, как и всегда, но она увидела, как на его виске бьется маленькая жилка. Раньше она никогда не видела, чтобы с ним происходило что-то подобное, никаких жилок на его висках не выступало. «Я им не завидую», — подумала она. Они, все эти тупые идиоты, видели спокойного, невзрачного цирюльника, который пришел попросить о милости. Оорин видела высшего вампира, который находится в состоянии сильного бешенства и контролирует себя с большим трудом. Регису не хватало совсем чуть-чуть, чтобы сорваться и впасть в ужасающую ярость, она видела это по его горящим, как угли, глазам и по этой пульсирующей венке на его виске. — Какого хера ты здесь делаешь, цирюльник? — вожак охотников за колдуньями пребывал в шоке — рот у него открылся так, что были видны крепкие зубы. — Как ты вообще нас нашел?! — О, это было довольно просто, — Регис небрежно отмахнулся от второго вопроса. — А о том, что я тут делаю, я вам уже сказал два раза, помнится мне. Я пришел за своей женой. — Твоя жена — ведьма. Считай, что с этой минуты ты с ней в разводе, — вожак ухмыльнулся, и остальные охотники заржали, поддержав шутку. — Я так понимаю, что отпускать ее добром вы не хотите? — уточнил Регис, и жилка на его виске забилась еще сильнее, а крылья носа слегка раздулись. — А может, ты тоже на кол желаешь? — настойчивость Региса вывела вожака из себя. — Тебе, цирюльник, как злостному укрывателю ведьмы, казнь полагается! — Очень жаль, что вы так упрямитесь. Я-то хотел решить все мирным путем, по-хорошему. Но, видимо, не судьба, — Регис вздохнул. — К тому же… ВЫ УДАРИЛИ ЕЕ! — последние слова вырвались из его глотки низким, почти звериным рыком. Оорин ахнула: Регис стремительно менялся. Его кожа приобрела фиолетовый цвет, уши заострились, лицо деформировалось и стало похоже на морду летучей мыши. Вместо рта была пасть, из которой выпирали преострые клыки, а на руках отросли полуметровые когти. — Вали… — вожак хотел сказать «Валите этого ублюдка!», но не успел. Чудовище, которым стал невзрачный цирюльник Эмиель Регис, стремительно носилось по складу фиолетовым туманом. Оно устроило настоящую резню, а охотники были теми самыми телятами, которых привели на убой. Перед глазами Янгура метались его парни, погибающие один за другим. Им вспарывали животы, и потроха вываливались из разреза вонючим сизым клубком. Им разрывали горло, и та часть крови, которая не попадала в пасть чудовищу, обильно лилась на землю. Самая легкая смерть была у тех, кому монстр просто свернул шею. Янгур в первый раз в жизни испытал такой всеобъемлющий, невыносимый страх. Его сердце еще билось, мозг лихорадочно работал, кровь бежала по венам, но все равно Янгур был уже мертв, обречен на смерть так же, как он собирался обречь на смерть эту ведьму, за которой пришел монстр, устроивший здесь бойню. Янгур хотел броситься к ведьме — жене этого чудовища, чтобы прикрыться ею, как щитом, и хотя бы попытаться выбраться отсюда живым, но двигался он слишком медленно, в отличие от чудовища. Монстр вдруг оказался прямо перед ним — появился из воздуха, из фиолетового тумана. Его морда и одежда были в крови, от него несло медным кровавым запахом, его черные глаза горели, как угли, и Янгур никак не мог отвести глаз от его пасти с острыми окровавленными клыками. Лицо Янгура исказилось от дикого ужаса. Он побелел до синевы, его глаза широко распахнулись, челюсть уродливо отвисла, с оттопыренной губы капала слюна. Янгур попятился и выставил перед собой меч. — Не подходи, ублюдок! — он завизжал, брызгая слюной и срывая голос. Его ноги тряслись, словно студень, по лицу катился холодный пот. Монстр перекосился в жуткой ухмылке. — Сейчас я навсегда вылечу тебя от запора, — хрипло и уже совершенно не музыкально пообещал он. — ТЫ УДАРИЛ ЕЕ! Его движение было молниеносным. Янгур не успел замахнуться мечом, не успел понять, в чем дело, как когти чудовища пробили брюшину и вошли в его тело, словно раскаленный нож — в масло, разворотив желудок. Боль была адская — настолько сильная, что у Янгура не хватило сил даже кричать. На фоне этой боли он и не почувствовал, как острые клыки монстра распороли его шею там, где была яремная жила. Янгур испустил дух прежде, чем его тело упало на землю. Регис рухнул на колени рядом с мертвой тушей вожака охотников за колдуньями. Он начал приходить в себя, и на него нахлынуло осознание того, какой ужас он только что сотворил. Нет, этих людей ему было не жалко. Они похитили и избили его женщину, и Регис не испытывал ни малейших угрызений совести от того, что покончил с их жалкими жизнями. Но вот сама Оорин… Она видела его… таким. Его лицо и одежда были заляпаны их кровью, и он не хотел, чтобы она на него смотрела. — Эмиель? — он услышал, как ее голос дрожит. — Кандалы… Ты можешь найти ключ? Он выдохнул. Ключ. Ключ должен прятать где-то у себя главный у этих ублюдков. А главному он только что устроил смертельное лечение от его большой проблемы. Регис посмотрел на свои руки. Когти на них втянулись обратно, и Регис, ощупав свое лицо, вздохнул с облегчением. Первая стадия бешенства ушла, и он снова выглядел человеком. Регис даже думать не хотел о том, что бы случилось, если бы он чудовищным усилием воли не сдержался и перекинулся во вторую стадию. Он тогда бы вполне мог камня на камне не оставить от этого города. В голове шумело, перед глазами все плыло и двоилось, а лицо, губы и десны онемели. И язык во рту ворочался с трудом. Регис сконцентрировался и обшарил карманы трупа вожака. В одном из них он нашел ключ и понадеялся, что ключ этот был от двимеритовых оков. Регис встал на ноги и пошатнулся. Ему показалось, что на него летят стены, и он с трудом удержался на ногах. — Эмиель? — в голосе Оорин послышался страх. Он сосредоточился в отчаянной попытке сфокусировать взгляд на ней и побрел к столбу, где стояла Оорин. Она протянула ему свои руки, зажатые в оковы. Пальцы на них посинели, и Регис понял, что надо поторопиться. Он попытался вставить ключ в замок, но два раза промахнулся. В конце концов, у него это получилось. Оорин, всхлипнув, упала на колени, пытаясь двигать онемевшими пальцами. Регис плюхнулся рядом, перехватил ее руки и начал их растирать, пока они не покраснели и не запульсировали ноющей болью. Оорин закусила разбитую губу. Ей все же удалось сотворить несколько заклятий Лечения, и эта боль стала вполне сносной, заодно и рана на губе полностью затянулась. Заклятия придали ей бодрости. — Эмиель? — Оорин дотронулась до его плеча. — Нам надо уходить! — Да, Оорин, дорогая, — его речь была невнятной, и Регис тряхнул головой. — У-у-у-х, как в голове-то шумит! — Эмиель, ты?.. — она, волнуясь, дотронулась до его лица. Регис дернулся. — Я пьян, как скотина, если ты это имеешь в виду, — заявил он, и его язык заплетался. — А еще я очень огорчен, что ты меня видела… в таком виде. Оорин заставила его посмотреть на себя. Глаза Региса были расфокусированы, но вместе с тем в них было выражение такой горечи, что она содрогнулась. — Эмиель, ты был безобразно прекрасен. Или очаровательно безобразен, — тихо сказала она. — Меня это не волнует. Ты пришел за мной. Не бросил меня. И сейчас нам надо выбираться отсюда. Обоим. Посиди, мне надо кое-что сделать. Оорин, хрустнув пальцами рук, встала на ноги. У этих дохлых ублюдков должно быть хотя бы вино! Хорошенько поискав среди валявшихся на земле тел, она нашла и воду, и вино. Оорин оторвала от нижней юбки кусок материи и, смочив ее водой, тщательно вытерла Регису лицо и шею. Очистив его таким образом, она протянула ему бутылку с вином. — Милая, если ты хочешь напоить меня еще больше, это бесполезно, — пробормотал он. — На меня действует только кровь. И, уверяю тебя, я ее выхлестал сегодня достаточно. Я сейчас лыка не вяжу. — Я всего лишь хочу, чтобы от тебя несло винными парами, как от любого пьяницы, — хмыкнула Оорин. — Так нам будет проще пройти по улице. Эмиель, сейчас день, люди увидят и твое состояние, и твою запачканную одежду. И мне надо, чтобы они подумали, что ты просто нажрался в кабаке, как обычно это делают мужчины. Регис издал смешок, забрал у Оорин бутылку и сделал пару глотков. Остальное он вылил на свою одежду. Вино тут же смешалось с кровью, и было непонятно, где на его жилете и рубашке кровавые пятна, а где — винные. Да и запах от Региса теперь исходил вполне приемлемый — несло сивухой, как от обычного, нормального пьянчуги. Оорин закинула его руку себе на плечи и обняла за талию. — Эмиель, дорогой, ты ведь встанешь, да? — спросила она. Он кивнул и медленно поднялся на ноги, наваливаясь на Оорин. — Их нельзя так оставлять, — Регис кивнул в сторону трупов. — Их найдут, и по городу пойдет слух о монстре, который жестоко убивает людей. Надо поджечь тут все. Мы выберемся через черный ход. Он там, в углу. Оорин отвела Региса, куда он указал, и прислонила его к стене. Он стоял, оперевшись о стену спиной, и тяжело дышал, пытаясь удержаться на ногах. Мана Оорин восстановилась достаточно для того, чтобы она могла пустить несколько маленьких огневых импульсов. Впрочем, она попыталась сделать видимость поджога по неосторожности. На столе стоял подсвечник с огарком свечи, и она унесла его в ту часть склада, где были тюки с сеном. Там она подожгла свечу и опрокинула подсвечник. Оорин даже не понадобилось делать еще что-то: сено загорелось моментально, и пожар распространился по складу в мгновение ока. Оорин подхватила Региса, и они выбрались наружу. Поначалу они шли какими-то окольными путями, стараясь попасть на глаза как можно меньшему количеству людей, но, когда оказались подальше от полыхающего склада, Оорин шепнула: — Теперь веди себя, как любой напившийся муж, — и заверещала противным высоким голосом: — Нет, вы посмотрите на этого упившегося мудака, люди добрые! С утра свои зенки залил, свинья такая! Чтоб тебя бесы сожрали! — она визжала и бранилась, а Регис, глупо хихикая, повисал у нее на плечах, с трудом перебирая ногами. Они доставили большую радость и много веселья почти всем горожанам, которых встретили на своем пути. От Региса так несло вином, что люди даже не заподозрили об истинной природе пятен на его одежде. Впрочем, на улице Регис почувствовал, как начинает трезветь. В голове прояснилось, перед глазами перестало двоиться, и все бы было хорошо, если бы не некое состояние, которое всегда наступало после того, как хорошенько напьешься крови и первое опьянение уже прошло. Как там он говорил Геральту? «С вампирками пошалить»? О-о-о, он в тот раз очень мягко выразился! «Пошалить» — это очень слабое выражение для того, что Регис сейчас чувствовал. Здесь больше подходило слово, которое употребляли в таких случаях люди, — грубое, но весьма емкое. Регису сейчас хотелось именно трахаться. В паху так и пульсировало, и очень хотелось затолкнуть Оорин в какой-нибудь темный угол, и, развернув ее к себе спиной, взять ее прямо там. Регис слегка сжал ее плечо и прошептал на ухо: — Дорогая, нам лучше поторопиться. Ты… слишком сладко пахнешь! — Что, хочешь прокусить мне шею и отсосать немного крови? — прокряхтела она, ускоряя шаг. Отсосать… Зря она это сказала. Регис вспыхнул, как факел, пульсация в паху усилилась настолько, что он даже немного запаниковал. Перед глазами промелькнула вереница весьма ярких картин сексуально-непристойного характера, которые будоражили воображение. — Отсосать — это даже очень неплохо! — выдохнул он. — Только не я, а ты, и не из шеи, а пониже… Гораздо ниже! Оорин все-таки поняла, о чем он говорит. Она вспыхнула ничуть не меньше, чем Регис, и задохнулась. К счастью, их дом был совсем близко, и они буквально ввалились в дверь, накрепко заперев ее. После этого Регис прижал Оорин к двери. Его черные глаза отчаянно горели. — Оорин, милая, не могу больше! — в его голосе отчетливо слышалось жгучее желание, смешанное с легкой паникой. Он боялся насилия, не хотел его, но, одновременно, он безумно хотел Оорин. Ее мужчина, сильный мужчина. Пришел за ней. Выпотрошил всех, кто хотел ее убить. Защитил. Оорин впилась в его губы — жадно, нетерпеливо. Это было последней каплей для Региса. Он застонал, отвечая на ее поцелуй и попытался задрать ее юбки, но она остановила его. — Просто порви чертово платье, Эмиель! — прорычала она. Возбуждение уже било из Региса фонтаном, и он, раз уж Оорин сама упрашивала, дернул платье за лиф в разные стороны, разорвав его с легкостью. С ее трусиками он тоже не стал возиться — порвал, как и платье. Регис подхватил Оорин под бедра, и она обвилась вокруг него, вцепилась в него, впиваясь в его рот, раскрываясь для него. Он ворвался в нее и бешено заработал своими бедрами, вдавливая ее спиной в дверь. Он был совершенно безумен, и Оорин трясло от ответного желания. Давно ей хотелось, чтобы он набросился на нее именно так! Регис довел ее до разрядки буквально через несколько минут, и она разразилась криками, совершенно не заботясь о том, что это могут услышать соседи. В этот момент ей было совершенно на них наплевать, как и Регису, который с хриплым рычанием вколачивался в нее так, что дверь дрожала. Его тело напряглось, его свело судорогой, и он издал особенно раскатистый рык, дойдя до пика. Они, тяжело дыша, сползли на пол, и какое-то время молча сидели, уткнувшись друг в друга. Наконец, Регис шевельнулся. — Я был ужасно груб… — пробормотал он, и в его голосе послышалось раскаяние. — Ты был великолепен, — Оорин заглянула в его глаза. — И я бы не возражала, чтобы ты так делал время от времени. — Ты ведь не шутишь, — Регис ответил ей пронзительным взглядом. — Ни капельки! — она поцеловала его, и он прижал ее к себе. — Я бы не отказалась от ванны. И твою одежду надо обязательно сжечь, мало ли что. Боги, как хорошо, что сегодня у служанки выходной! Оорин позаботилась об этом. Регис разделся, и она швырнула его одежду, свое разодранное платье и нижнее белье в печку. Огромный котел с водой всегда был наготове. Он взбурлил, когда Оорин подогрела его заклятьем. Скоро большая лохань для мытья была заполнена теплой, почти горячей водой. Они залезли туда и долго, с наслаждением отмокали. С лица Региса не сходило тоскливо-задумчивое выражение. Он хмурился, его рот слегка кривился, и Оорин беспокоилась, совершенно не понимая, о чем он думает. Она даже слегка вздрогнула, когда Регис подал голос. — Мне казалось, что я прекрасно понимаю, что чувствовал Детлафф, когда его возлюбленную похитили… — тихо сказал он. — А оказалось, я понятия не имел, что с ним происходило на самом деле. Ужасное чувство, Оорин. Просто ужасное. Я почти с ума сошел от ярости. — Ничем хорошим это ведь не кончилось? — пробормотала Оорин. — Нет, дорогая, — Регис печально покачал головой. — Все закончилось очень плохо. Оказалось, что женщину ту никто не похищал, и это она шантажировала Детлаффа своей смертью. Заставила его убить приближенных княгини Туссента. Если бы ей удалось, она убила бы и саму княгиню, которая приходилась ей родной сестрой. Когда Детлафф об этом узнал, он буквально спятил от гнева. Убил ее и чуть не прикончил меня и Геральта. Высшего вампира может убить только другой высший вампир, и мне пришлось это сделать. Я порвал глотку своему кровному брату, потому что его уже невозможно было остановить. Сегодня я был очень близок к тому, чтобы сойти с ума так же, как и он… — Ты — не он! — твердо сказала Оорин. — Ты прекрасно держал себя в руках. Только… я очень боюсь, что ты опять начнешь пить кровь. — О, нет! — Регис поспешил успокоить ее. — Нет-нет-нет, дорогая. Это был тот самый крайний случай. Повторения я не хочу, уверяю тебя. Оорин подплыла к нему, прижалась к его крепкому телу, и они сами не заметили, как начали ласкать друг друга. Стук в дверь показался им обоим громовым. Регис с раздраженным рычанием оторвался от губ Оорин. Тот, кто стучал в дверь, был очень настойчив, и его стук вызывал ассоциацию с «отворите, или я пинком вышибу эту проклятую дверь и все равно войду». Регис выбрался из лохани, обернул бедра полотенцем и пошел открывать. В дверном проеме стояли нильфгаардские стражники. — Эмиель Регис? — грозно спросил один из них — по виду старший. — Да, милсдарь, — Регис не стал с ним спорить. — Чем обязан? Видите ли, я тут принимал ванну… — Днем? — хмыкнул старший. — Отмывались от крови, я полагаю? Регис и бровью не повел, хотя ему показалось, что в него ударила одна из молний Оорин. «Откуда они знают?!» — ему вдруг стало очень холодно. — Откуда такие выводы, милсдарь? — спокойно вопросил он. — Соседи жаловались, что между вами и вашей женой был жуткий скандал. Крики разносились и все такое. — Постойте, вы думаете, что я ее убил? — брови Региса дернулись вверх. — Всякое случается, когда так орут, — заявил стражник. Регис устало потер переносицу. Только этого им с Оорин не хватало! — Одну минуточку, милсдари, — сказал он и громко позвал: — Оорин, дорогая, подойди сюда, пожалуйста! Если можно, поскорее! Оорин с ворчанием выбралась из лохани и обернулась простыней. Шлепая мокрыми босыми ногами по дощатому полу, она подошла к двери. — Что такое? — она сердито хмурилась, почесывая шрам на лбу. — Тут милсдари говорят, что я тебя убил, представь себе. Стражники потоптались на месте в замешательстве. — Вы слишком громко кричали, — сказал наконец старший. — Соседи испугались. — Ооо, прошу прощения, — Оорин даже не понадобилось заставлять себя краснеть. Она просто вспомнила, что они с Регисом вытворяли возле этой самой двери. — Понимаете, мы не так давно поженились, и мой муж… он временами весьма любвеобилен. Мы не успели добежать до спальни и… — Довольно! — стражник оборвал ее жестом, и на его лице проступил смущенный румянец. — Просто не шумите так в следующий раз. — Мы постараемся, — Регис улыбнулся ему, не размыкая рта по привычке. — Мы просим прощения, что вам пришлось проверять, не случилось ли тут чего-нибудь ужасного. Мы будем… более тихими. Когда Регис захлопнул за ними дверь, то шумно выдохнул и негромко рассмеялся. — Чуть не попались на горячем, — сквозь смех сказал он. — Ты что? Глаза у Оорин потемнели. Она часто дышала, приоткрыв рот, ее скулы горели. Оорин прижала Региса к двери так же, как он совсем недавно прижал ее. — Зря ты сказал про горячее, — выдохнула она, и простыня упала вниз, обнажая ее тело. — Прямо здесь? Опять? — Регис охрип. Вместо ответа она прильнула к его губам, дразня Региса языком, и ее рука сдернула с его бедер полотенце. Она поглаживала его внизу, пока его член не стал твердым, как камень. — Помнится, ты что-то там упоминал насчет «отсосать», — она промурлыкала это низким грудным голосом, опустившись перед ним на колени. Ее рот коснулся напряженной головки его члена, и Регис издал глухой стон. Рот Оорин был нежным, настойчивым, она ласкала его бедра ладонями, ритмично двигая головой. Пальцы Региса зарылись в ее волосы. Он, закусив губу, тихо постанывал от удовольствия, и его ноги слегка дрожали. Он не выдержал. Он отстранил ее от себя и опустился на колени. Мягко развернул Оорин спиной к себе, проводя рукой между ее ног. Она была влажной и горячей, и Регис толкнулся в нее, входя до основания. Теперь глухо стонала уже она, стараясь не кричать. Регис потянул ее к себе, прижимая спину Оорин к своей груди. Одна его рука ласкала ее соски, другая скользнула между ее бедер, и от этого наслаждение такой мощной волной раскатилось по ее телу, что Оорин с хрипом выгнулась в его руках. Регис работал бедрами, доводя себя до разрядки, и, когда это случилось, он с еле слышным мычанием уткнулся в ее плечо. — Похоже, нам опять надо в ванну, дорогая, — прошептал он. В теплой воде у Оорин начали слипаться глаза, несмотря на то, что был день, хоть и ближе к вечеру. Она так отчаянно зевала, что Регис засмеялся. — Пойдем, Оорин, тебе надо в постель, — он выбрался из лохани сам и помог вылезть ей. Вытер ее полотенцем и отвел в спальню, уложив в постель и заботливо укрыв одеялом. — Продукты… — пробормотала Оорин. — Я их так и не принесла… — Ничего, — Регис коснулся губами ее виска, устраиваясь рядом. — Я что-нибудь придумаю. Оорин уплывала в сон, убаюканная исходящим от него запахом трав.