Полное погружение

Время было почти осязаемым. И вместе с тем оно казалось исчезнувшим навсегда. Манами не следил за тем, какой сейчас день или час, — пятница уже или все еще четверг; утро или вечер. Тяжелые шторы в комнате были плотно завешаны, не позволяя дневному свету проникать внутрь. Дверь все еще была заперта. Он никогда не думал, что застрянет здесь. Никогда не думал, что сам вынудит себя застрять. Нет, конечно, он мог уйти в любую минуту, но Манами этого не делал. Единственное, на что у него хватало сил, — это лежать в смятой постели и лишь иногда открывать поступавшие смс. Сказать, что он чувствовал себя отвратительно разбитым, — ничего не сказать. Здесь все напоминало о Тодо. Его вещи, его манера держать все на своих местах, его запах. Память телефона была забита сообщениями от Макишимы и записями их немногих телефонных разговоров — Манами прочитал и прослушал все, даже если и думал, что это не его дело. Только так он мог вернуть хотя бы ощущение присутствия Тодо, снова услышать его голос, к звучанию которого так сильно привязался. Неужели это все теперь потеряно насовсем? Тодо действительно ушел, и Манами больше не увидит его никогда? Вспоминать об этом было болезненнее всего, но он устал плакать. Он не ел, не пил, не открывал никому дверь, не отвечал на сообщения — все знали, что телефон Тодо при нем, и слали ему смс, пытаясь достучаться. Манами не хотел ничего. Он почти не спал и выходил из комнаты только поздно ночью или рано утром, чтобы добраться до туалета и хотя бы немного попить. Его пострадавшая лодыжка ужасно болела при каждом шаге, но он игнорировал это и возвращался обратно в комнату, дверной косяк которой все еще был украшен светодиодной лентой. Отключенной — Тодо отключил ее перед своим уходом, видимо, — Манами не стал трогать. Сейчас это было совершенно не важно. Все стало… каким-то неважным. К подносу с едой, который появлялся под дверью, Манами не притрагивался — он не чувствовал голода, инстинкт самосохранения отключился, и жизнь, потерявшая смысл в один момент, стала похожа на тягостное существование, что лишь больше расшатывало нервы. Шинкай писал смс: «Хотя бы поешь, пожалуйста». Аракита писал: «Голодом себя заморить решил, идиот? Это ничего не изменит». Онода писал: «Ответь, прошу, я очень переживаю за тебя». Первые пару дней — или сколько прошло? — за дверью комнаты постоянно кто-то возникал. Каждый житель северного корпуса, не считая самых маленьких, делал попытку поговорить с Манами — Аракита даже психанул и повысил тон, но в итоге все равно сдался и ушел, а Манами так и не смог заставить себя кому-то ответить. Онода тоже приходил. Писал сообщения гораздо чаще других, но Манами не реагировал и на него, впервые за всю жизнь здесь ощущая такое всепоглощающее опустошение и неподъемную тяжесть тоски, словно умер его самый близкий человек. Воспринимать это иначе, наверное, просто не получалось, ведь Тодо просто взял и исчез совершенно не ясно как. Оставил лишь свой потухший нимб, свою комнату и вещи. Оставил воспоминания, которые были так дороги сердцу и которых теперь казалось так катастрофически мало. Манами чувствовал себя ужасно, понимая, что провел с Тодо слишком мало времени, что можно было быть рядом гораздо чаще, и, может быть, тогда… Тодо не ушел бы? Манами не знал, почему именно это случилось. До сих пор не знал, каким образом все произошло, даже если сам лично присутствовал, стоял там, недалеко от странных руин в Западном лесу. Никто не мог дать ему нормального объяснения, ответов на все вопросы, и он начинал ощущать себя виноватым за все. Виноватым за то, что не успел. Не остановил и даже не смог поблагодарить за заботу и терпение. Не смог сказать всего того, что хотел сказать на прощание. А теперь… будет ли шанс исправить это когда-нибудь? Есть ли у того, что сказал Тодо перед тем, как уйти, возможность сбыться? Что значила фраза «я буду ждать тебя на другой стороне»? Носило ли это какой-то буквальный смысл и знал ли Тодо точно, о чем говорит? Вопросы прибавлялись, жизнь в этом мире становилась все запутаннее, и Манами уже терял надежду разобраться во всем. Нет, у него просто окончательно съедет крыша раньше, чем он приблизится к разгадкам. Он сойдет с ума, утонув в своем непонимании и несправедливости всего. Похоже, это была третья ночь, когда Манами, проверив время на почти севшем мобильном, снова решил выйти. Жажда — почти единственное, что заставляло его делать хоть что-то, и только поэтому он встал с кровати и, прихрамывая, побрел к двери, чтобы открыть замок и повернуть ручку. Он не думал, что встретит кого-нибудь, — в такое время все уже давно спали, но в полумраке коридора знакомым силуэтом стоял парень с крыльями и слабо светящимся нимбом над головой. — Оу, — тихо и почти разочарованно выдохнул Манами, понимая, что Курода, видимо, специально дожидался его с самого вечера. Да, Манами этого совсем не учел — не думал, что кто-то пожертвует своим отдыхом и сном ради одного проблемного подростка. Курода широко зевнул, прикрыв рот ладонью. — Ага. Вылез из норы наконец, — недовольно сказал он. — Тебе надо есть, ты в курсе? Подавленно опустив голову, Манами посмотрел в пол и попробовал согласиться. — Да, я… знаю. — Знает он, — фыркнул Курода, запустив ладонь в волосы на затылке и нервно потянув их. — Тогда в чем дело? Что ты хочешь сказать этим своим протестом? Мы в чем виноваты, а? Почему все должны беспокоиться о тебе? — Все беспокоились… — вздрогнул Манами, тихо повторяя себе под нос слова Куроды, — обо мне… — Естественно, дурень, — подтвердил Курода. — Если Тодо ушел, это не повод вести себя как истеричка. Его это не вернет, он об этом не узнает, чтобы пожалеть тебя, а мы миримся с бессилием. Почувствовав себя пристыженным, Манами опустил голову еще сильнее, пытаясь сжаться. Он же понимал это? Наверное, понимал, но почему тогда не обращал внимания и игнорировал? Почему позволил своей боли взять над собой верх. Ребята из северного корпуса правда были добрыми, и, конечно, они волновались. И Онода тоже волновался. А Манами просто взял и наплевал на их чувства, поставив свои собственные выше остальных. И кем он был после этого? — Пошли, — вздохнул Курода, прерывая затянувшееся молчание, и развернулся на месте. — Нужно поесть хотя бы немного. Если не начнешь как можно скорее, потом будет тяжелее восстановиться. Манами не смог ответить. Только покорно шагнул следом, когда Курода двинулся по коридору в сторону лестницы. Все было таким непривычным, но в то же время как будто возвращало к чему-то правильному, и Манами чувствовал, что действительно хочет поддаться этому. Чтобы иметь хоть какой-то шанс вернуться к нормальной жизни, если это, конечно, возможно. Он все еще немного прихрамывал, и Курода заметил это. — Твою ногу надо осмотреть, — холодно отчеканил он. — Надо было осмотреть сразу, если по-хорошему. — Не хочу к врачу, — тихо ответил Манами, хотя ходить ему все еще было больно. — Я сам посмотрю, — сказал Курода, сворачивая на лестничный пролет и начиная спускаться. — Если все не так страшно, как кажется, оставлю тебя в покое. — Мм… спасибо, — поблагодарил Манами и на всякий случай положил ладонь на перила, пока спускался вниз. В корпусе было тихо, и никто не встретился им на пути, разве что кот, который жил здесь. Он прибежал и начал виться вокруг ног Куроды, мешая ему спокойно пройти. Куроде пришлось взять его на руки и пронести через столовую на кухню. Зайдя следом, Манами довольно быстро понял, что совсем не готов к этому, потому что эта часть корпуса ассоциировалась с Тодо еще сильнее, чем его спальня. Здесь было пусто, конечно, в такое время, но никак не покидало ощущение, что в любую минуту он может появиться. Зайдет в своем нелепом фартуке, улыбнется Манами или отчитает его за что-нибудь. По-доброму, конечно. С заботой. Представив все это, Манами едва не застонал от той боли, с которой сжалось его сердце. Не будет такого. Тодо больше сюда не придет. — А кто готовит теперь для всех? — ослабевшим голосом спросил Манами, когда Курода, опустив на пол кота, подошел к плите и зажег газ, чтобы подогреть что-то в сковородке. — Управляющая наняла кого-то из города, — было коротким ответом. — Так… быстро? — поник Манами еще сильнее и присел за стол, загроможденный чистыми кастрюлями и тарелками. — Это хорошо, иначе ей и нам было бы тяжело, — сказал Курода и, достав из шкафа миску и пачку корма, насыпал коту еды. Кот сразу кинулся есть, стоило только миске коснуться пола. Курода улыбнулся краешком губ, а потом вернулся к плите, чтобы открыть крышку и помешать содержимое сковородки деревянной лопаткой. Манами уловил аппетитный запах, и в желудке у него жалобно заурчало. — Овощное рагу, — объяснил Курода, когда поздний ужин нагрелся. Он выложил немного на тарелку и поставил ее перед Манами. — Так мало, — сказал Манами, подняв почти недовольный взгляд. — Ты и не сможешь много съесть после такой голодовки, — спокойно ответил Курода. — А если и смог бы, то тебя, скорее всего, вырвало бы. От этого Манами поморщился и молча взял протянутую ложку. Он неторопливо принялся за еду, оставшись сидеть вполоборота к столу, пока Курода опустился на колени и принялся закатывать его штанину, чтобы посмотреть на больную ногу. — Отека почти нет — это хорошо, — тихо сказал он снизу, но Манами вряд ли обрадовался от этой новости. Ему и правда было все равно, что там с его ногой. — Сиди пока, я сейчас достану аптечку. Манами не отреагировал — он и не собирался никуда уходить в ближайшее время. Он продолжал есть, хотя еда казалась ему безвкусной, наверное, потому что ее готовил не Тодо, но мысль о том, чтобы постепенно вернуться к более-менее нормальной жизни заставляла работать ложкой. Заталкивать в себя средство для продолжения существования. Курода ушел и вернулся достаточно быстро. Зашумел какими-то мелкими вещами в светлой коробке, достал тюбик незнакомой мази — Манами не особенно интересовался, думая только, как прогнать из головы неприятные мысли о том, что он так и не сможет прийти в себя после всего случившегося. — Тодо хотел, видимо, показать тебе что-то, — вдруг снова заговорил Курода, когда после наложения мази принялся заматывать лодыжку Манами эластичным бинтом. Манами отвлекся неохотно. Он посмотрел в свою тарелку — оставалось немного, но он и правда уже чувствовал, что больше не сможет съесть ни кусочка. — Мне? — произнес он, понимая, что нужно хоть что-то ответить. — Ага, — подтвердил Курода. — Чтобы ты не застрял здесь, когда придет время. — Время, — повторил Манами. — Как у Тодо? Его время пришло, так? Поэтому он и ушел? Я слышал об этом, но не могу понять, что случилось. Что изменилось. Почему это «время» пришло именно сейчас. — Сложно сказать, — вздохнул Курода и зафиксировал бинт, после чего опустил штанину обратно. — Но я думаю, ты должен двигаться дальше. Думаю, что так хотел Тодо… Носи пока. И помажь еще раз после того, как примешь душ, — посоветовал он, положив на стол мазь и другой рулон эластичного бинта. Манами посмотрел на эти вещи и отодвинул от себя тарелку. — А что там… дальше? — задал он один из своих вопросов, которые мучили его все последнее время. Поднявшись на ноги, Курода отряхнул колени и снова вернулся к плите, чтобы на этот раз поставить чайник. — Этого я не знаю, — ответил он, похоже все же догадавшись, о чем именно его спрашивают. Манами опустил взгляд. — И не думал? Мне говорили, что серокрылые таким образом уходят за стену. Правда ли это? Как это проверить? И если все верно… то… как выглядит мир за стеной для обычных людей и для нас? Он отличается? — В том и проблема, что это неизвестно, — уже мрачнее ответил Курода, так и оставшись возле плиты наблюдать за нагревающимся чайником. — Ты узнаешь это, только когда сам пройдешь через День полета. Если, конечно, ты не собираешься его пропустить. — А я не должен? — напрягся Манами, глядя на его спину. — По-твоему, нормально — бросить все ради неизвестности? Курода издал неопределенный смешок. — Аракита рассказывал мне, как ты хотел сбежать за стену в начале лета. Это то же самое, что и «бросить все ради неизвестности». Нам запрещено уходить из города таким образом, который хотел использовать ты. Так, возможно, случится что-то очень неприятное. — У меня тогда ничего не было, — ответил Манами, отвернувшись. — А когда я обрел нечто важное, оно само ускользнуло от меня. — Такова наша жизнь. Лучше ни к кому и ни к чему не привязываться, иначе тяжело, — сказал Курода. Он выждал, пока закипит чайник, выключил газ и достал одну большую кружку, видимо собираясь налить чай только Манами. — Но ты же привязался, — сухо ответил ему Манами. — Ага. И я поплачусь за это. Больше ничего не сказав, Курода продолжил свое занятие — вновь чем-то загремел, наверное доставая заварку. Манами уже не следил за ним, только ощущал неудовлетворенность и почти раздражение из-за того, что снова остался ни с чем. Без единого ответа. И что он теперь должен был делать? Ждать свой День полета, чтобы узнать, что дальше, и узнать, сможет ли он увидеться с Тодо снова? Выбрать это, даже если совсем не верит в весь этот бред? Что, если он просто исчезнет? Исчезнет насовсем, перестав существовать в любом из миров, если их действительно было два или вообще несколько? Разве это не будет равносильно смерти? Разве это стоит того, чтобы оставить здесь Оноду и всех остальных? Безумие. — Выпей, — сказал Курода, отвлекая от мыслей, и поставил перед Манами чашку с горячим напитком. Пахло скорее чем-то травяным. — Что, ромашка? — Не только, — кивнул Курода. — Поможет тебе немного успокоиться и поспать нормально. Ты же плохо спишь? — По мне так хорошо видно? — ответил Манами и сделал первый осторожный глоток. Напиток почти обжег горло, но все же был приемлемой температуры, даже приятной. — Видно, — согласился Курода. — И душ прими. Не понимаю, как Онода с тобой встречается, — ты просто кошмарен. — Эй, я симпатичный, между прочим, — обиженно ответил Манами, оторвавшись от чашки. Курода на это только ухмыльнулся, а потом коротко пожелал спокойной ночи и положил руку на плечо, прежде чем покинуть кухню. Наевшийся кот тоже не задержался и убежал за ним, взглянув на Манами лишь на секунду. Манами проводил его глазами, повернулся обратно и выпил всю чашку большими глотками. Внутри стало очень горячо, даже щеки полыхнули жаром, но это каким-то чудесным образом заставило почувствовать себя лучше. По крайней мере, на третий этаж он возвращался уже немного успокоившись. Пришлось зайти в свою комнату, чтобы взять полотенце и чистую одежду, а потом отправиться в душ и привести себя в порядок. У него был и правда ужасный вид, когда он взглянул в зеркало, — волосы свисали грязными сосульками, под глазами залегли темные пятна, а лицо казалось неестественно бледным. Одним душем все, конечно, не исправишь, но он хотя бы вымыл голову, что должно было вернуть его волосы в приемлемое состояние. После понадобилось снова наносить мазь на ногу и заматывать ее бинтом, но Манами управился с этим быстро и наконец мог идти отдыхать. По дороге у него даже была мысль завернуть к себе и лечь спать на свою кровать, но он сдался другому желанию и опять оказался в комнате Тодо, где теперь хотелось поселиться окончательно. Найдя зарядное устройство, Манами подключил к нему телефон и увидел поступившее сообщение, которое пришло от Оноды. Он все еще не спал так поздно? Расстроившись, Манами все же начал набирать ответ и отправил его, не раздумывая. «Прости, пожалуйста, и дай мне еще немного времени. Я постараюсь прийти в себя — и, может быть, все наладится…» Онода ответил не сразу, но все равно быстро. Он написал: «Спасибо, что ответил. Я люблю тебя», и Манами прикусил губу, чувствуя безграничную тоску, которая наполнила сердце. Хорошо, что Онода все еще был здесь. Но что, если он так же, как и Тодо, уйдет, когда наступит его День полета? Что, если это произойдет раньше, чем Манами узнает хоть что-нибудь о том, что происходит? Как он переживет еще и это? Стараясь снова не загрузить себя плохими мыслями, он залез под одеяло и закрыл глаза, надеясь, что теперь сможет поспать, когда поел и выпил какой-то травяной напиток. Он не прогадал и уснул уже спустя десять минут, но мысли о том, что происходит с серокрылыми после Дня полета, видимо, сыграли с ним злую шутку, потому что ему приснился очень соответствующий сон. И очень реальный. В этом сне Манами обнаружил себя в лесу, очень похожем на Западный лес, в котором он побывал совсем недавно. Он куда-то шел, пробираясь через заросли, а когда деревья начали редеть, перед ним открылась необычная картина. Стена. Стена была совсем близко. Манами ускорил шаг и вышел прямо к ней, осматривая и поражаясь ее размерам, высоте, холодности. От нее так и веяло льдом. Мертвым льдом, пугающим и неприятным. Стена простиралась бесконечно вправо и бесконечно влево, а ее вершина казалась недоступной, но было здесь и еще кое-что. То, что почему-то не сразу бросилось в глаза. Манами подошел ближе, коснулся и убедился, что она настоящая. Это была простая деревянная лестница, такая же высокая, как стена, припертая к ней где-то там, на вершине. Она словно манила, требовала залезть по ней вверх, посмотреть, и Манами не смог устоять. Он поднял ногу на первую ступеньку, оттолкнулся, начал перемещать руки, чередуя их, и полез, чувствуя тревожное любопытство. Путь занял не очень много времени. Манами продвигался все выше, пока ветер не начал сдувать его, но это не остановило и не помешало достигнуть самого конца, а там уже пришлось прикоснуться к самой стене, забраться на нее. Она и правда была ужасно холодной. Серый камень почти обжигал ладони своим холодом — Манами проигнорировал это и, переместившись немного вперед, поднял голову, чтобы увидеть… То, что было за стеной. То, от чего она отделяла город. То, куда должны были уходить серокрылые после Дня полета. И это было… ничего? Здесь ничего не было. Только непроглядная чернота — снизу, справа и слева, и далеко впереди тоже. Она сливалась с темнеющим небом, растворяясь в нем, и от этого стало так жутко, что сердце рухнуло, и Манами невольно попятился назад. Он не заметил, как одна его нога потеряла опору, не успел предотвратить падение и сорвался вниз, но не упал. Уже начал лететь, как вдруг вскочил в постели, резко просыпаясь, и капли пота скатывались по его лбу, а дыхание было сбитым, как после пробежки. Это был кошмар. Такой реалистичный кошмар, что дрожали руки, а по спине бежали мурашки. Этот ответ он хотел получить? Это он хотел увидеть за стеной? Мучительно простонав, Манами согнулся пополам, сжимая волосы у корней и глотая хлынувшие слезы. Он успокоился с трудом. Голову наполняли новые пугающие мысли, и прогнать их никак не получалось. Манами побоялся ложиться обратно, чтобы больше не уснуть; подошел к окну и открыл шторы. На улице оказалось светло, хоть и пасмурно, и это говорило о том, что он уже проспал целую ночь и утро. Невольно удивившись, Манами вернулся к кровати, вытащил провод зарядного устройства из телефона и проверил время. Был почти час, и он снова хотел есть, даже с учетом того, что ему приснился до жути страшный сон, который он не знал как расценивать. Просто работа фантазии на почве нервов или же подсказка интуиции, как было с Онодой? Думая об этом, Манами обреченно опустил плечи, понимая, что такими темпами ничего не добьется. Он ведь хотел попробовать вернуться к нормальной жизни? Продолжать дальше, разве не так? Сходив в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, Манами удивился тому, что его нога почему-то почти не болела. Что за чудо-мазь? Он теперь мог ходить, почти не хромая, и спустился по лестнице намного увереннее, чем это было ночью. Планируя сразу пойти на кухню и перекусить чего-нибудь, Манами двинулся в нужном направлении, как только закончились ступеньки, но услышал, что из гостиной доносятся знакомые голоса ребят. Следовало воспользоваться возможностью и извиниться перед ними, но Манами, похоже, переоценил себя, и когда вышел к ним, то просто потерял дар речи. Потому что на свои крылья почти не смотришь, но у всех них они бросаются в глаза, а нимбы… Боже. Манами почти задохнулся, и у него закружилась голова. — Ты в порядке, Сангаку? — с изумлением спросил Шинкай, отвлекаясь от разговора с Фукутоми. Аракита и Курода тоже были здесь — сидели на соседнем диване, играя в карты, и из их компании лишь Изумида отсутствовал. — С добрым утром, затворник, — съязвил Курода, отвлекаясь на появление Манами, но его ухмылка быстро пропала с лица. — Извините меня, — сказал Манами, опустив голову, чтобы не смотреть на них. — Я вел себя как идиот. — Ничего страшного. Мы рады, если тебе стало лучше, — мягко ответил ему Шинкай. — Джинпачи много значил для тебя, и это нормально, если ты был ужасно расстроен из-за его ухода. Много значил, — повторил про себя Манами и поджал губы. Почему… Он знал Тодо едва ли четыре месяца, а все остальные — гораздо больше, но они… почему они относились так спокойно к тому, что произошло? Неужели все до единого верили, что это правильно? Что там, куда ушел Тодо… есть что-то хорошее… — А что, если нет? — спросил Манами, задрожав. — Что нет? — переспросил Шинкай, и Манами невольно заметил, как Курода и Аракита положили свои карты на диван мастью вниз. — Если там нет ничего… — с трудом выдавил Манами, и его голос чуть не сорвался. — Если там, куда ушел Тодо, ничего нет, вы будете вести себя так же равнодушно? — Что ты хочешь сказать? — напряженно спросил Курода. Манами всхлипнул и вытер нос рукавом кофты. — Мы здесь как… скитальцы. Застрявшие между жизнью и… — Сангаку… — уже со строгостью сказал Курода. — Прекрати. Ты ведь это не серьезно. — Все факты указывают на это! — сорвался Манами, повысив голос. — Тодо просто исчез, потому что так заканчивается все. Это самый настоящий конец! Мы приходим сюда, чтобы просто умереть окончательно, и мы уже… — Он понял, что не может говорить так о себе, и у него вырвалось другое: — Вы все мертвые! — Закрой рот! — вскипел Курода, угрожающе поднявшись на ноги. — Можешь думать что угодно, но не смей говорить здесь такое! Я… — Успокойся, Юки, — вдруг сказал Аракита, и Курода вздрогнул, а потом обернулся. — Почему? — прошипел он. — Ты что, согласен с ним? Аракита удобнее откинулся на спинку дивана и отвел взгляд. — В чем-то и согласен. Курода словно задохнулся от обиды или возмущения, но замолчал, и в гостиной повисла напряженная тишина, пока ее не прервал Фукутоми, подойдя к Манами. — Нам так же жаль, что Джинпачи ушел. Он был хорошим другом для нас всех, — сказал Фукутоми и протянул Манами знакомую баночку со снотворным. — Тебе стоит отдохнуть. Прийти в себя. Я ходил в больницу и попросил выписать для тебя новый рецепт. Врач вошел в положение, когда я объяснил ему произошедшие события… Глядя на таблетки, Манами прослушал, что было сказано в самом конце. Даже чертово снотворное напоминало о Тодо — именно он первым купил для Манами это лекарство, а сейчас все, что он делал, пытались сделать за него другие. Потому что… Манами все еще был беспомощным. Все еще был проблемой. Умеющим только портить всем вокруг жизнь. — П-простите, — снова извинился он, едва заставив себя говорить, и дрожащей рукой взял таблетки. — И спасибо. — Джинпачи говорил, что у тебя были кошмары. Поэтому не пренебрегай лекарством, — посоветовал Фукутоми. — Хорошо, — кивнул Манами и развернулся, чтобы уйти. Он не смог снова взглянуть на остальных и чувствовал себя трусом, который просто сбегал самым жалким образом. От мыслей о еде не осталось и следа. Манами просто вернулся в комнату Тодо и забрался на кровать. Огонек на корпусе мобильного мигал — Манами взял его, чтобы прочитать новые сообщения, и они опять были от Оноды, который, кажется, вообще перестал спать. Проблема, — повторил про себя Манами и горько усмехнулся. Я такая проблема для всех. Он сунул телефон под подушку и лег сверху, принимаясь крутить в пальцах баночку снотворного. Пить его не хотелось — без него сознание как будто было чище, и Манами, если честно, боялся повторения каких-нибудь галлюцинаций. Вдруг он снова начнет слышать несуществующие слова Наруко или еще кого-нибудь в своей голове. Но без этого лекарства Манами, похоже, мог попрощаться с нормальным сном, а тогда, скорее всего, станет еще хуже… Не зная, что выбрать, он устало вздохнул и посмотрел на пол комнаты. Недалеко от кровати лежало несколько выпавших перьев, возле двери тоже. Это были перья из его крыльев. Белые и большие. Почему они снова выпадали? Еще один вопрос в копилку? Манами уже не хотел ни о чем думать или разбираться в чем-то. Вот бы таблетки просто позволили ему забыться, погрузиться в спасительное забвение — все вмиг стало бы гораздо проще… Пролежав так еще несколько часов, Манами и не думал начинать что-то делать, хотя ему, конечно, следовало бы встретиться с Онодой. Он встал только тогда, когда в дверь постучал Шинкай, принеся очередной поднос с едой. В этот раз Манами принял его, поблагодарил, извинился, а потом заставил себя поесть, игнорируя отсутствие аппетита. Пока он ел, совершенно дикая и, наверное, очень глупая идея пришла ему в голову. Он думал о том, чтобы снова пойти в Западный лес. Он знал, что в сарае, где хранились велики и старый хлам, где-то среди вещей лежит компас — возможно, работающий. Манами видел его, когда искал смазку для цепи, и можно было попробовать найти его, проверить и… добраться до стены через лес с помощью этого компаса. Эта идея настолько захватила его, что все следующие часы он не мог думать ни о чем другом. Он пытался себя отговорить от этого безумства, но все без толку, потому что в нем проснулось какое-то совершенно необъяснимое и одержимое желание. Ему нужно было узнать… просто необходимо понять, правдива ли его догадка. Все кончилось тем, что к середине вечера Манами все-таки не выдержал. Он понимал, что уже начало темнеть и что в лесу скоро будет вообще непроглядный мрак, но компас бы спас его, верно? Он возьмет в сарае фонарик и доберется к стене до полной темноты, если будет идти прямо на запад. Открывая шкаф, Манами чувствовал себя уже действительно спятившим, но остановиться не мог. Он нашел недлинное пальто, надеясь, что Тодо не будет против этого, и надел на себя, с огромным трудом протолкнув в прорезанное отверстие на спине крылья. Перья снова посыпались на пол, но Манами проигнорировал это и торопливо зашнуровал кроссовки. Он уходил осторожно, стараясь никому не попасться на глаза, чтобы не вызвать лишних вопросов, и пока удача сопутствовала ему. Манами без свидетелей добрался до запасного выхода, не став пользоваться парадным, и покинул корпус, только теперь нетерпеливо ускоряя шаг. На улице было прохладно, но не критично — он надеялся, что пальто будет согревать его всю дорогу, и уверенно направился к сараю, дойти до которого тоже получилось без приключений. Манами не учел лишь одно — время, которое он потратит на поиски компаса, потому что в сарае все еще был завал, а тусклая лампа, болтающаяся на потолке, плохо освещала небольшое помещение. Он провозился дольше, чем планировал, — за это время на улице потемнело еще сильнее, но Манами не хотел отступать, хотя разумнее было подождать хотя бы до утра. Когда он нашел чертов компас, у него словно открылось второе дыхание. Он почувствовал себя увереннее и, взяв фонарик, быстро вышел за дверь, но так и замер, не пройдя дальше и пары шагов. Все было потому… что почти прямо напротив входа стоял Онода. Он удивленно поднял глаза, видимо не ожидая, что Манами выскочит так резко, а потом сразу же принялся растерянно теребить низ своей куртки. — Извини. Я видел, что ты идешь в сарай, но не решился зайти… — пробормотал Онода, и Манами мысленно проклял эту ситуацию. Кажется, его план пошел коту под хвост. — Мм… — неловко произнес Манами, пытаясь улыбнуться. — Привет, Сакамичи. — Как ты? — взволнованно спросил Онода. — Уже лучше? Что ты там искал? Оу… — прервался он, заметив в одной руке Манами фонарик. — Что-то случилось? — Нет, — устало выдохнул Манами и опустил взгляд. — Я просто хотел… А, ладно, это уже не важно. Я пойду обратно, хорошо? — сказал он, чувствуя, что ложь еще никогда не давалась ему с таким большим трудом. Конечно, он не собирался возвращаться в корпус. Он все еще хватался за шанс пойти и исполнить свою идею. Пойти в Западный лес, к стене. Но Онода, кажется, раскусил его всего за секунду. Он подошел ближе и сунул руку в левый карман пальто Манами. — Это… — удивленно произнес Онода, достав и взглянув на компас. — Только не говори мне… Ты ведь не собрался идти снова в лес? Господи, зачем? — Тодо ушел… — мрачно сказал Манами, и Онода поднял на него обеспокоенный взгляд. — Я знаю, и мне очень жаль. — Ты же понимаешь, я не могу просто закрыть глаза на это! — почти отчаянно заявил Манами. — Все, о чем мне говорили, случилось на самом деле! И если Тодо теперь правда там, за стеной, я ведь могу снова его увидеть, если переберусь через нее! — Ч-что? — опешил Онода, шагнув назад. — Что сделаешь? Ты шутишь, правда? Ты не пойдешь к стене. Нам нельзя к ней приближаться, тем более прикасаться к ней, — ты серьезно заболеешь и можешь даже умереть из-за этого, я же говорил тебе! Почему ты не слушаешь? — Потому что ты не проверял это, — ответил Манами, забрав компас и отвернувшись. — Кто вообще проверял это? И даже если так… я должен пойти. Я чувствую, что должен. С этими словами он упрямо двинулся к дороге, собираясь срезать путь прямо по пожухшей неровно скошенной траве, но Онода удержал его за запястье, останавливая. — Я тебя не пущу туда. Только не к стене, — сказал Онода. Его голос мог бы казаться отчаянным, если бы не стал таким строгим и упрямым сейчас. — Придется. Сейчас все иначе. Ты больше не сможешь остановить меня, — замедлившись, ответил Манами, но потом попытался резко выдернуть руку. Получилось! Подумав, что сейчас лучший момент, он снова рванул к дороге, но Онода вдруг быстро оказался прямо сбоку, и Манами зацепился ногой за что-то. Из-за своей скорости он не смог удержать равновесие — его тело потянуло вперед, и он упал. Локти пронзило вспышкой боли, и Манами едва успел мысленно выругаться, понимая, что Онода всего-навсего поставил ему подножку. Отлично. Не так, значит, иначе? Но Манами не собирался так просто сдаваться. Он попытался встать как можно быстрее, однако сумел только приподняться, отталкиваясь от земли руками, как между лопаток вдруг уперлось что-то твердое и тяжелое. Колено? Онода опустился над ним, прижал к земле, одной рукой удерживая за горло сзади, другой надавив на плечо, чтобы уж точно не упустить… Манами хотел велеть ему отпустить, но раньше этого Онода вдруг сказал: — Ты заставляешь меня делать это. Спокойным, почти безэмоциональным голосом, от которого у Манами все похолодело внутри, и он вспомнил… Он слышал это раньше. Не здесь, не в этом мире, а в том месте, которое он потерял. Онода уже говорил ему то же самое. Только тогда его голос звучал словно сквозь толстую стену, а Манами… не мог дышать. Ему стало больно. В носу отчего-то защипало, а легкие будто пронзило ножами. Он начал глотать воздух без возможности нормально вздохнуть, а потом почувствовал такой всепоглощающий ужас, что на несколько секунд даже перестал сопротивляться. Потому что он был в воде. Он захлебывался, и не было никакого шанса спастись, потому что его держали, мешая вынырнуть. Онода держал его. — Прекрати… Прекрати! — все же завопил Манами, когда силы вернулись к нему. Каким-то чудом он смог приподняться, смог победить и вырваться. Он рванул вперед, даже толком не встав, но снова упал — теперь уже на колени, развернулся, сев на землю, и попятился, отталкиваясь подошвами кроссовок. Он в ужасе смотрел на Оноду, который так и остался на четвереньках; Онода в ужасе смотрел на него. — Ты… — не своим голосом прошептал Манами. — Это был ты… Воспоминание собиралось по крупицам в одно целое. Его последнее воспоминание перед тем, как он оказался здесь. Он утонул. Он правда утонул, но совсем не просто. Ему помогли это сделать. — Зачем… — выдохнул Манами, опуская взгляд и прижимая руку к своему горлу. — Господи… Что я тебе сделал? — Сангаку, — дрогнувшим голосом позвал Онода. — Что «Сангаку»? — вскрикнул Манами, и его глаза заслезились. — Ты утопил меня в чертовом океане или море! Почему?! Тоже пытался удержать от чего-то? Онода медленно сел. Мотая головой, он прижал ладони к ушам, его губы дрожали, а глаза тоже наполнились слезами. — Мои крылья… — произнес он слабым голосом и вдруг застонал, зажмурившись. Манами испуганно вздрогнул, когда Онода обхватил себя руками за плечи и наклонился вперед. Так в глаза бросились его темные накрыльники, и Манами сорвался с места, чтобы снова опуститься на колени рядом с ним. — Больно? — спросил он, слыша в своем голосе искреннюю тревогу. Что? В такой момент? Когда раскрылась такая ужасная истина? — Сакамичи. — Больно! — вскрикнул Онода, отрывая руки от себя, чтобы вцепиться пальцами в траву перед собой. — Я не могу… это… невыносимо… — О нет, — испугавшись еще сильнее, выдохнул Манами и осторожно погладил Оноду по спине, ниже крыльев. — Сакамичи… дай я посмотрю… — Нет… не смотри, — простонал Онода, снова замотав головой. — Я знаю про кровь. Все нормально, правда, — попытался успокоить его Манами. — Пожалуйста… Он не знал почему, но желание взглянуть еще никогда не было таким сильным, как сейчас, хотя раньше его вообще не особенно волновала проблема с крыльями Оноды. Руки двигались уже словно сами собой, когда Манами нашел снизу маленький замочек молнии на левом накрыльнике и осторожно потянул. Снимая его, он старался действовать как можно аккуратнее, но Онода все равно практически скулил от боли, и от этого стало так невозможно жаль его. Жаль, пусть даже он сделал непоправимую и жестокую вещь. — Пройдет, — почти шепотом сказал Манами, когда все же снял накрыльник и нерешительно прикоснулся к перебинтованному дрожащему крылу. Бинт был ожидаемо пропитан кровью, особенно в нижней части крыла, и багряные пятна только увеличивались, заставляя почти паниковать. — Все будет хорошо, — произнес Манами, сам не зная зачем, и от его ладони, прижатой к крылу, Онода вдруг действительно начал успокаиваться. Он перестал всхлипывать и стонать, перестал дрожать. Боль отпускала его? Похоже на то. — Сангаку… — снова тихо позвал Онода, не меняя положения. — Я… — Тшш, — произнес Манами, снова погладив его по спине. — Это неважно. Я позабочусь о тебе. Сможешь идти? Онода слабо кивнул, и Манами медленно вернул накрыльник на место, не став застегивать молнию. Он собирался снять их в скором времени, а сейчас лучше не попадаться никому на глаза с окровавленными крыльями. Поднявшись на ноги, Манами придержал Оноду за локоть, помогая встать и ему, а потом неспешно повел к северному корпусу. — Куда мы? — Ко мне, — с мягкой улыбкой ответил Манами и быстро добавил: — Точнее… у меня есть на примете одно место, где нам никто не помешает. Онода не ответил, но, кажется, он не был против, и Манами почувствовал себя немного увереннее. С одной стороны, ему все еще было не по себе, конечно, — он узнал ответ на один из своих вопросов, и ответ этот никак не мог обнадеживать. Он уже предполагал, что действительно умер, но узнать, что тебя убил твой возлюбленный… было ли вообще что-то хуже этого? Манами не знал. И не знал, почему злость и обида так быстро испарилась, сменившись только тревогой и желанием избавить Оноду от боли. Разве Онода не заслужил всех тех страданий, которые преследовали его в этом мире? Но Манами не думал, что действительно желает мести или возмездия. Он не хотел ничего этого, потому что Тодо совсем недавно оставил его, а кроме Оноды… кто еще был здесь из тех, к кому Манами привязался, кому доверял? А был ли этот выбор правильным? Но в конечном счете сейчас вряд ли можно было исправить что-то. Манами не хотел мириться со всем, что получилось, но выхода, похоже, не было, и он только чуть сильнее сжал пальцы, держа Оноду за локоть и следя за его равновесием во время шага. К счастью, им удалось достигнуть запасного входа, не встретив по дороге никого из обитателей северного корпуса, и Манами осторожно провел Оноду к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Он не приходил сюда уже довольно долго — не было причины, а теперь его охватывало чувство привычности, потому что он шел к комнате, в которой жил сразу после кокона. Она, конечно, была свободна сейчас. Чисто прибрана и без единого следа его прошлого пребывания здесь. Манами все равно почувствовал себя уютно и закрыл за ними дверь. — Гостевая, — объяснил он, взглянув на растерянного Оноду. — Сейчас сюда никто не придет, и здесь есть… — сказал Манами, потянув за собой дальше к другой двери, и нажал на ручку. Он щелкнул выключателем на стене — зажегся верхний свет. — Ванная. Довольно просторная. — Оу, — тихо произнес Онода. — Ты хочешь… — Ты позволишь мне? Я отмою твои крылья, — предложил Манами, на что Онода подавленно опустил голову. — Я не настаиваю. Хочешь, схожу поищу обезболивающее, если все еще плохо? — Нет, — отказался Онода. — Уже почти не болят. Если тебе… не противно. — Конечно нет, — мягко улыбнулся Манами. — Это ведь Сакамичи. Я люблю тебя. От этих слов Онода вздрогнул и поднял непонимающий взгляд. Наверное, теперь он точно посчитал его безумцем, но Манами почему-то не мог сказать иначе. Он все еще чувствовал это — чувствовал, что любит, невзирая ни на что. На какое-то время повисло молчание. Манами запер дверь, заткнул сливное отверстие в ванне, настроил температуру воды, включив напор посильнее. Онода стоял без движения, не решаясь сделать что-то, и просто ожидал, пока Манами отряхивал запачкавшееся пальто, а потом снимал его, с трудом высвобождая крылья. Уровень воды в ванне увеличивался, что вызвало секундную тревогу и неприятные ощущения, но Манами снова расслабился, понимая, что Онода вряд ли теперь захочет провернуть старое. Хотел ли он вообще чего-то подобного за все то время, что находится здесь? Спрашивать Манами тем не менее не стал. Он развернулся к Оноде, чтобы помочь ему снять одежду, а потом снял все оставшееся с себя. Было неловко, и похоже, что им обоим, но Манами быстро привыкал. Он обошел Оноду со спины, чтобы снять на этот раз оба накрыльника, а потом принялся разматывать бинты. — Они болели каждый раз, когда ты был рядом, — тихо сказал Онода, и Манами едва услышал его. — Я знал, что это как-то связано с тобой, но почему… Нет, я даже не мог позволить себе такой мысли. Мне… нет прощенья. — Нет прощенья? — повторил Манами. — За то, что так сильно любишь меня, что не можешь отпустить? Что угодно, лишь бы не отпускать. — П-прости, Сангаку, — всхлипнул Онода и прижал ладони к своему лицу. Манами прикусил губу, снимая последний бинт, роняя его на пол. Он впервые видел это, видел такое… Все перья крыльев Оноды были перепачканы в крови — где-то она уже засохла, а где-то была еще свежая, стекала вниз, собираясь тяжелыми каплями на кончиках. — Пойдем, — попросил Манами, с трудом заставив себя говорить. — Залезай в ванну. Онода выполнил его просьбу беспрекословно. Двинулся к ванне, шагнул в теплую воду и вскоре сел на середину, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Манами нашел в шкафчике щетку. Ту самую, которой Тодо когда-то отчищал его крылья, и следом за Онодой опустился в воду за его спиной. Собственные крылья пришлось приподнять и оставить за пределами ванны. Уровень воды снова поднялся, она обволакивала тело и приятно согревала, заставляя почувствовать себя спокойнее. Манами устроился удобнее, протолкнув ноги по обе стороны от Оноды, и бережно провел ладонью по его руке. — Мне жаль… Видимо, это правда из-за меня. Ты столько мучился со своими крыльями. Как бы я хотел, чтобы это все закончилось. — Нет, — отрицательно мотнув головой, ответил Онода. — Я не заслужил даже того, чтобы быть здесь, снова встретить тебя. — Почему ты здесь, и правда? — тихо спросил Манами, намочив щетку, и начал осторожно очищать перья, взяв левое крыло. — Разве ты тоже умер, Сакамичи? — Не знаю… Я так ничего и не вспомнил. У меня есть только чувства к тебе. Я знаю лишь то, что люблю тебя сильнее всего. — Я нахожу ответ на один вопрос, и тут же появляется другой… — тяжело вздохнул Манами, и Онода отчего-то снова задрожал. — Что? Больно? — Прости меня, — всхлипнул Онода, низко опустив голову. — Прости… Прости… Видя, как мутные красные капли падают в воду, медленно окрашивая ее цветом, Манами и сам едва не задрожал, а затем снова продолжил работу. — Я прощаю тебя, — ответил он, чувствуя, что говорит полную правду. Он действительно… прощал его, даже если это могло показаться безумием. От этих слов у Манами отлегло от сердца, и он почему-то ощутил слабый отголосок счастья, потому что крылья Оноды очищались, становясь просто серыми, и так хотелось на самом деле, чтобы они остались такими. Больше не причиняющими боли. Когда все было закончено, у Манами уже болела рука, а вода в ванне остыла и была бледно-красной от крови. Перья, теперь просто серые, выглядели совершенно нормально, разве только мокрыми. Вот бы они высохли и стали красивыми, помечтал Манами и первым выбрался наружу. Он постарался высушить крылья Оноды полотенцем, все время ожидая, что на белой ткани появятся кровавые пятна, но их не возникало. Может, нужно было подождать, и крылья снова закровоточат? Манами, если честно, не хотел об этом думать. Они надели только нижнее белье и вернулись в комнату, где забрались на кровать, не особенно большую, но все равно пригодную, чтобы уснуть вдвоем. Манами заботливо укрыл Оноду одеялом, устроившись напротив, приблизился, чтобы поцеловать, и подумал, что все, наверное, могло быть гораздо хуже, но они здесь, вдвоем и до сих пор любят друг друга. — Я помешал тебе идти в лес, — тихо сказал Онода, когда Манами немного отстранился. — И за это тоже прости. — Ага. Может, я должен выбрать какой-нибудь менее опасный способ? — Ты хотел пойти в Храм серокрылых, — пожал плечами Онода. — Оу, — удивленно выдохнул Манами. — И правда. Я совсем забыл об этом. А завтра что, воскресенье? — Да, — подтвердил Онода, медленно прикрывая глаза, словно собираясь вскоре заснуть. — Мы можем сходить завтра вместе, — предложил Манами. — Встанем утром пораньше, позавтракаем и пойдем. Ты не против? — Конечно нет. Я ведь обещал пойти с тобой, значит, пойду, — ответил Онода, и Манами снова поцеловал его, не сдержавшись. Это напоминание о том, что можно задать свои вопросы в Храме, заставило почувствовать какое-то странное воодушевление, хотя Манами и не рассчитывал, что ответы будут хорошими, если он их вообще получит. Но почему-то он начал понимать, что должен двигаться дальше. Возможно, потому, что все еще хотел верить Тодо. Хотел иметь хотя бы слабую надежду на то, что они когда-нибудь снова встретятся, не важно, как именно это будет.

* * *

Дорога от Гнезда до Храма серокрылых оказалась непростой и длинной. Манами и Оноде пришлось проходить по почти заросшим тропинкам пригорода, иногда подниматься по скалистой местности, а также пересечь старый ненадежный мост. Они вышли около семи утра, но, когда прибыли в нужное место, солнце поднялось уже довольно высоко, да и Манами самому казалось, что их путь затянулся на полдня как минимум. Прогулка ему понравилась тем не менее. Но еще лучше было то, что Оноде не пришлось надевать накрыльники или заматывать крылья бинтами. Когда они проснулись утром, возле подушки с его стороны не было ни единого пятнышка крови, и, осознав это, Онода едва не расплакался, а потом минут пятнадцать точно просто сидел и обнимал Манами, а Манами обнимал его в ответ. Это было здорово, потому что хотя бы какие-то желания в этом мире сбывались, и они оба, кажется, очень надеялись на то, что боль не вернется, ведь и без нее жизнь не казалась раем. Когда они наконец добрались до нужного места, Манами не увидел ожидаемой картины, хотя и не мог сказать точно, что рассчитывал увидеть. Наверное, большое и монументальное сооружение, но его здесь не было, или, возможно, оно было в другом месте. Манами и Онода миновали небольшие деревянные ворота, где их встретили молчаливые люди из городской охраны и пропустили внутрь, а дальше начался большой зеленый сад с высокими деревьями и аккуратными дорожками, засыпанными светлым песком. После ворот они шли недолго. Им нужно было найти Переговорщика, и он обнаружился недалеко от чистого пруда, по периметру которого были выложены разного размера серые камни. Онода упоминал, что говорить нельзя, пока не разрешат, и Манами едва не забылся, когда полноватый мужчина в странной одежде повернулся к ним. Его плащ достигал самой земли и был увешан массивными невзрачными украшениями, а на лице была не менее странная маска, скрывающая абсолютно все, даже волосы. Неясно было, куда он смотрит и смотрит ли вообще, но его голова повернулась к Оноде, а затем раздался его голос, приглушенный и словно искаженный: — Я рад, что твои крылья исцелились, Сакамичи. Это очень приятная новость. Онода в ответ на это неловко поморгал, а потом кивнул и опустил глаза, после чего Переговорщик повернул голову и, видимо, взглянул уже на Манами. — И я рад наконец познакомиться с тобой. Ты Сангаку, верно? Манами повторил за Онодой, кивнув в ответ. — Можешь говорить, — сказал Переговорщик, и его голос вдруг напомнил что-то. Чью-то интонацию, которую Манами уже слышал раньше. — У тебя ведь много вопросов, я прав? — Много, — согласился Манами, начиная ощущать себя как-то странно. Он догадывался, что в Храме на таких, как он, оказывали какое-то… возможно, психологическое влияние. Так неужели не ошибся? Ему следовало быть осторожнее с этим Переговорщиком? — Мой друг Тодо… Эм. Вы ведь знали его? Вы можете сказать, где он теперь? Могу я увидеть его снова? Переговорщик недолго помолчал, и Манами снова стало не по себе. На этот раз из-за того, что он не мог видеть, какие эмоции возникли на чужом лице. Были ли они вообще? — Несомненно, ты увидишь его, — наконец ответил Переговорщик. — Если наберешься терпения. Всему свое время. — Каким образом? — напряженно спросил Манами. — Помимо этого места есть что-то еще? — Несомненно, — снова тем же словом ответил Переговорщик. — Для вас это лишь пристанище. Пристанище временное, конечно. Но каждый заслуживает обрести дом. Манами вряд ли понял, что это означает. Он поморщился, а потом решил спросить другое: — И что я должен делать? Просто ждать? — Жить, — коротко ответил Переговорщик и вытащил из складок плаща какую-то коробочку, после чего протянул ее Манами. — Это твое. Это ждет тебя очень давно. Манами нерешительно сделал несколько шагов навстречу, взял коробочку и по изображению на ней понял, что там внутри телефон и, видимо, зарядное устройство к нему. — Я должен просто быть как все? Работать, есть, спать? А что будет, когда случится еще один День полета для кого-нибудь? Я не могу игнорировать это, как получается у остальных. — Забавно слышать эту жалобу от тебя, — сказал Переговорщик, и на секунду показалось, что он усмехнулся. — Что? Почему? — невольно нахмурился Манами. — Потому что ты сам захотел, чтобы они пришли сюда и чтобы вернулись обратно, — ответил Переговорщик. — Я? — спросил Манами, окончательно переставая понимать что-либо. — В каком смысле? — Если ты еще не знаешь ответ на этот вопрос, так даже к лучшему. Хотя у тебя была хорошая возможность, чтобы догадаться. — Я… правда не знаю, о чем вы. У меня была лишь хорошая возможность догадаться, что я умер. Поэтому и оказался здесь. — Тебе решать. Это только твой выбор, — ответил Переговорщик. Манами снова поморщился. — Мой выбор? Я могу вернуться? Домой… туда, где был мой настоящий дом. — Ты вернешься. Если действительно хочешь, — кивнул Переговорщик. — Но… — произнес Манами, глядя на него. — Как я должен, когда никому нельзя даже приближаться к стене, не говоря уже о том… — Он прервался, опуская глаза. Одна мысль пришла ему в голову. — День полета? В свой День полета он сможет вернуться домой? Живым? — Для тебя, я думаю, это будет называться иначе, — сказал Переговорщик, и Манами бросило в дрожь. — Не День полета. Но День… когда откроются все истины.