Dread and Hunger

ФБР было не самым дружелюбным местом для встреч с кем-либо, но, когда Уилл объяснил, что у него есть физические, жизненно важные доказательства в отношении недавнего убийства, его впустили в здание и сопроводили в офис агента Джека Кроуфорда. Человек, о котором шла речь, был намного старше Уилла, жилистым на вид. Он сложил руки на столе, наблюдая за Уиллом с легким подозрением. Уилл попытался убедить себя, что агент, вероятно, смотрит так на большинство людей. С другой стороны, скорее всего, нет. Уилл старательно изучал край стола и не смотрел на него. — Что я могу сделать для Вас сегодня, мистер Грэм? — спросил Кроуфорд. При виде письма он вопросительно поднял брови, но не сделал ни малейшего движения, чтобы прикоснуться к нему. — Я учусь рядом с тем местом, где вчера была убита женщина, а сегодня утром у себя на пороге я нашел это, — объяснил Уилл. — Я знаю, что вы еще не подтверждали, Чесапикский Потрошитель это или нет, но из-за инициалов я решил рискнуть. При этих словах Джек Кроуфорд протянул руку и взял письмо, внимательно изучая искусный, изящный почерк, прежде чем остановиться на инициалах. Его взгляд стал еще более пристальным.  — Ч. П., — пробормотал он. — Ты думаешь, Чесапикский Потрошитель прислал тебе это? — Тело лежало прямо во дворе, где я его точно мог увидеть, и, судя по цветочной композиции, это было предложение ухаживания, — сказал Уилл. Произнести это вслух перед взрослым агентом ФБР оказалось не так убедительно, как звучало в его голове. В наступившей тишине он поспешил закончить. — Я редко вижусь с людьми, агент Кроуфорд. Нет никакой причины, чтобы другой человек послал мне что-то подобное, и ни у кого из моих знакомых нет таких инициалов. — А кто-нибудь из твоих друзей способен на такие шутки? — спросил Джек. — У них есть чувство юмора, но не такого рода, — ответил Уилл, не утруждая себя заверениями, что его «друзей» можно сосчитать по пальцам одной руки. — Значит, ты думаешь, что Чесапикский Потрошитель интересуется тобой из-за… чего, фактов и твоих предположений о них? — ладно, это определенно прозвучало глупо, когда агент Кроуфорд сказал это. Уилл вдохнул, сосчитал до трех и выдохнул как можно медленнее. — Я… у меня расстройство эмпатии, — тяжело проговорил он, глядя на крышку стола. Слова казались камнями, выпрыгивающими из его рта и оставляющими гематомы на выходе. — Кто бы это ни написал, он это знает и, кажется, знает… очень хорошо. Единственные люди в мире, которые знают об этом, — это теперь Вы, я, психотерапевт, к которому отец заставил меня пойти, когда мне было двенадцать, и мой отец. Никто из нас не писал этого письма. — Это нам известно, — заявил Кроуфорд, и Уилл взглянул ему в лицо, яростно сжимая челюсти. — Вы думаете, я написал его и принес сюда? — недоверчиво спросил он. — Вполне возможно, — пожал плечами Кроуфорд. — Я могу сдать тест на почерк, если хотите, но я этого не писал, — отрезал Уилл, постукивая пальцами по внешней стороне ноги. — Это бы означало, что я отдаю себя на серебряном блюдечке, а я не из тех, кто жертвует собой.  — Нет, но Чесапикский Потрошитель - это довольно кричащий способ для чего-то подобного, — задумчиво произнес агент Кроуфорд и, повернувшись на своем вращающемся кресле, схватил телефон. — Прайса ко мне. У Уилла взяли отпечатки пальцев, а также мазок слюны. Казалось, не имело значения, что именно он отдал письмо. К нему относились с каким-то ужасом, а каждый его шаг вызывал подозрение в сложившейся ситуации. Письмо взял человек в латексных перчатках, и оно исчезло из поля зрения. Кроуфорд проводил его до двери и заверил, что позвонит, если что-нибудь «выяснится». Правильно. На следующий вечер он оказался в Сангре, просматривая список напитков и следуя тенью за девушкой на несколько лет моложе его. Бар был неярким и модным, с правильными штрихами, придающими ему ощущение помпезности. Напитки подавали в старомодных стаканах, а все кресла, приобретенные в антикварном магазине, были обтянуты новой обшивкой. — Они хотят почувствовать, что вернулись назад во времени, так что говори коротко, мило и четко, — наставляла она его, и Уилл кивнул, изучая ее руки с покусанными ногтями. — Это я могу. — Хорошо. Если ты хочешь принять заказ у того мужчины, я переведу ребят в этот угол, — она исчезла за тяжелой перегородкой из бархатных занавесок, а Уилл направился к новому посетителю, поправляя свой атласный красный жилет. Он вызывал зуд, как будто прошел через слишком большое количество рук. — Добро пожаловать в Сангре, сэр. Это Ваш первый раз? — звучание клавесина было достаточно тихим, чтобы ему не пришлось повышать голос, и он разгладил свой жилет, прежде чем поднять глаза. Когда он увидел очень знакомое лицо, то слегка заартачился под его веселым взглядом. — Так и есть, — сказал доктор Лектер, скрестив ногу на колене. — Это твой первый день без обучения? — Доктор Лектер, я… да, — Уилл кивнул, оглядывая барную стойку, прежде чем снова посмотреть на него, изучая изгиб его челюсти. — Когда я предполагал, что ты найдешь что-то менее привлекающее внимание публики, я должен был догадаться, что ты выберешь подобное место. В восьмисотых годах между людьми существовала дистанция, к которой, похоже, стремится этот стиль поп-культуры, — его губы иронически скривились, когда он оглядел медные лампы и приглушенный свет — мрачная попытка создать атмосферу с помощью газовых фонарей. — Откуда Вы знали, что я буду здесь? — спросил Уилл и посмотрел на столик, когда взгляд доктора вернулся к нему. — Ваш знакомый Брайан был так добр, что рассказал мне об этом. Полагаю, сплетни быстро распространяются в кругу барменов. — Я и не подозревал, что так популярен, — сухо сказал он, и доктор Лектер рассмеялся. — Никто не отдает такое предпочтение старомодности, как ты. — И Вы предпочли это сегодня вечером? — спросил Уилл, хватая блокнот, чтобы принять заказ. — Я попробую, если ты мне посоветуешь. Ты уже ознакомился с их выбором, Уилл? — Уилл взглянул ему в лицо, изучая его глаза, карие и золотистые в свете лампы. Он услышал, как его наставница вернулась от своего столика, и откашлялся, глядя в сторону. — Пока нет, но я обязательно воспользуюсь бутылками с верхней полки, — пообещал он и пошел обратно к бару, чтобы смешать напиток. Как и во все субботние дни, с наступлением вечера заведение постепенно заполнялось, и Уилл обнаружил, что сидит за стойкой бара, смешивая напитки, а не принимает большинство заказов. Наряды варьировались от обычных, элегантных одеяний до разнообразных костюмов, отображающих сущность бара во всей его полноте, и Уилл заметил, что чаще всего было легче определить людей по их одежде, а не по лицу или имени. В перерывах между беготней ему удалось добраться до стола доктора Лектера, чтобы он смог оплатить счет. — Простите, доктор Лектер, вот, — извинился Уилл, протягивая ему счет. Мужчина слегка рассмеялся и полез в бумажник за деньгами, вместо того чтобы возиться с карточкой. — Для меня это не проблема, но, если позволишь, ты выглядишь усталым. Тебе надо отдохнуть после смены. — Я постараюсь, — пообещал он, хотя и не слишком искренне. Он взял деньги и вернулся с мелочью, но, когда он подошел, доктор Лектер встал и остановил его, осторожно скользнув кончиками пальцев по тыльной стороне ладони к запястью. — Я настаиваю, чтобы сдача осталась у тебя, — сказал он, и Уиллу, который был на голову ниже, пришлось поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты определенно заслужил это, учитывая твою беготню. — Я… спасибо, — сказал он и сунул мелочь в карман. — С твоими неврозами я бы предположил, что такое количество общения будет истощать тебя после каждой смены, — Уилл не знал, что на это ответить. Может, доктор его психоанализировал? Он отошел в сторону, чтобы сделать короткий выдох, переминаясь с ноги на ногу. — Я просто разговариваю с клиентами, а они отвечают только для заказа, — успокоил его Уилл, и, когда в зал вошла небольшая группа дам в кринолине и — боже упаси — с зонтиками, он уставился на это зрелище. — Я уверен, — сказал доктор Лектер, звуча абсолютно неуверенно и глядя на женщин перед ним. Судя по едва заметным морщинкам вокруг рта, он думал примерно то же, что и Уилл. Уилл посмотрел на его подбородок, потом на шею, потом на плечо, не желая признавать, что заметил столь незначительное изменение в выражении его лица. — Похоже, это не в Вашем стиле, доктор. Мне бы не хотелось, чтобы Вы тратили свое время в таком месте только из-за того, как я смешиваю напитки. — Будь уверен, Уилл. Дело не только в напитках, — в его голосе звучало кокетливое очарование, и он направился к двери прежде, чем Уилл успел ответить, чувствуя, как его затылок обдало жаром от только что сказанного. Однако у него не было времени размышлять об этом; девушки добрались до бара, и он вернулся за стойку, чтобы поприветствовать их, с облегчением обнаружив, что он был не единственным из персонала или в толпе, кто имел склонность избегать взглядов.

***

Письмо, прислоненное к нижней части двери, ждало его через несколько дней, когда он вернулся из учебной группы. Он подумал, не позвонить ли Джеку Кроуфорду, но после первой ужасной встречи ему не хотелось переживать этот опыт снова. Он подхватил письмо и закатил велосипед в квартиру, заперев за собой дверь. Уиллу Грэму Прекрасное пленяет навсегда. К нему не остываешь. Никогда Не впасть ему в ничтожество. Все снова Нас будет влечь к испытанному крову С готовым ложем и здоровым сном.*

Ваш, — Ч.П.

— Ваш, — пробормотал Уилл, кладя письмо на стол. Внутри лепестки цветов были очень старыми — остатки того, что он забрал из букета. Если это Чесапикский Потрошитель, то он определенно в опасности. Серийные убийцы не посылают любовные письма просто без причины — обычно их причины обострялись, пока они не надевали кожу своей любви, словно костюм, в каком-то болезненном, причудливом поклонении. Возможно, это было сделано только для того, чтобы загнать его в параноидальный угол и лишить возможности сбежать, но зачем предупреждать его? Были ли другие жертвы предупреждены письмами и стихами, изящно нацарапанными на плотной бумаге? Быстрый поиск в интернете сообщил ему, что нет, Чесапикский Потрошитель определенно не посылал другим жертвам писем. Если бы он это сделал, во-первых, Фредди Лаундс — репортер из университетского городка со склонностью к незаконному любопытству — узнала бы об этом, и, во-вторых, жертвы были слишком разнообразными и случайными. Если бы среди них были кудрявые брюнеты, то возможно. Как бы то ни было, ни одна из жертв даже отдаленно не походила на него, и он не был уверен в том, было это утешением или предупреждением. Уилл попытался представить себе, что это шутка, но от этой теории легко было отказаться. Кому придет в голову разыгрывать его? Если бы это была шутка, разве отправитель не подписался бы полностью именем Чесапикского Потрошителя, вместо того чтобы надеяться, что он придет к такому выводу? По правде говоря, он бы скорее обрадовался тому, что это была шутка, нежели признался самому себе, что он обзавелся серийным убийцей, посылающим ему записки. Он заснул, и ему снились белый олеандр и лепестки аконита, опадающие из рук мертвецов.

***

— Ты выглядишь обеспокоенным, Уилл, — сказал доктор Лектер, принимая свой бокал. Это был Montrachet из винодельни, о которой Уилл только слышал, но Сангре предлагал все самое лучшее. — Вы берете плату за час, доктор? — спросил Уилл с сарказмом. — Пожалуйста, зови меня Ганнибал. Я знаю тебя достаточно долго, чтобы звание было лишним, — Ганнибал покрутил вино в бокале и вдохнул аромат, закрыв глаза. — Хороший выбор. — Я подумал, что Вам понравится. — И еще раз напомнил мне, почему я перенес свой дневной досуг из Belle Bleu в Сангре, — Уилл наклонил голову, услышав комплимент, и, повернув поднос с напитками к животу, сделал шаг назад. После своего первоначального прибытия Ганнибал возобновил свои посещения с понедельника по пятницу, отказавшись воспользоваться скидкой на «дамские пальчики», предлагаемой при заказе напитков с трех до семи. — Однако вернемся к моему первоначальному наблюдению; ты чем-то обеспокоен? — Уилл перевел взгляд с него на пустой бар. — У меня проблемы со сном, — признался он и краем глаза заметил, что Ганнибал кивнул. — Школьные задания не дают тебе спать в темные ночные часы? — В основном, любовные письма, — ответил Уилл и замер, поняв, что сорвалось с его губ. Он не хотел этого говорить. В основном из-за отсутствия желания делиться этим аспектом своей проблемы, но также и потому, что это была тревожная проблема в лучшем случае и смертельная — в худшем. — Любовные письма, — повторил Ганнибал, и улыбка тронула его губы. — Ты с кем-то встречаешься, Уилл? — Нет, — поспешно ответил он, снова поворачиваясь к Ганнибалу. — Нет, просто… кто-то посылает мне любовные письма. По крайней мере, письма восхищения. — Ты лежишь без сна и думаешь о них с нежностью, или ты теряешь сон, потому что содержимое вызывает у тебя дискомфорт? — доктор Лектер наклонил голову, и его понимающий взгляд пронзил Уилла насквозь. — Это… меня больше волнует, от кого они, — сказал он и покачнулся на каблуках, крепко сжимая поднос. Когда Ганнибал жестом пригласил его сесть, он так и сделал, балансируя на краю противоположно стоящего стула и наблюдая за тем, как ловкие пальцы Ганнибала поворачивают бокал на салфетке. — Безответная любовь? — легкомысленно спросил Ганнибал. — Я даже не знаю, кто это, — признался Уилл, наклоняясь и глядя на фальшивую керосиновую лампу между ними. — У меня… есть подозрения, но если я прав… — А, тайный поклонник. Я мог бы представить себе, что в твоем понимании это слишком агрессивная и ужасающая вещь, — заметил Ганнибал с мягкой насмешкой. Уилл стиснул зубы и отказался признать это. — Я думаю, что этот человек может быть кем-то, кто причиняет боль другим людям, и я не знаю, причиняет ли он боль им из-за меня, или это просто… для того, чтобы скоротать время, — он подумал о женщине во дворе и закрыл глаза. Ресницы затрепетали, когда он судорожно выдохнул. — Ты сообщил о своих опасениях в полицию? — От них не было никакой пользы, — фыркнув, ответил Уилл. — На самом деле они взяли мои отпечатки пальцев и почти обвинили меня в том, что я принес им ложную или клевещущую информацию, — он посмотрел на свои колени, вздохнул, затем выглянул из-за полуоткрытых занавесок, чтобы посмотреть на прохожих снаружи. — Я не знаю, что должен делать, и должен ли делать что-нибудь вообще. — Что говорят тебе делать твои школьные занятия в подобной ситуации? — Уилл почти забыл, что Ганнибал знал, где он обучался. — Доложите о своем беспокойстве, чтобы оно было задокументировано, и не пытайтесь связаться в ответ. — Ты уже сделал и то, и другое? — Да, — Уилл твердо кивнул. — Я всегда запираю дверь и окна, стараюсь не быть один… — Еще одна трудная задача для такого, как ты, — сухо перебил его Ганнибал. Уилл посмотрел за его плечо, нахмурившись. — У меня есть друзья, — сказал он, как будто это отпускало ему все грехи. — Я не ставлю под сомнение наличие у тебя друзей, но я ставлю под сомнение твою способность открыться им и построить свои отношения с помощью обмена интимными подробностями твоей жизни. Когда это случилось с тобой, ты пошел к ним? — на виноватое молчание Уилла он понимающе кивнул. — И когда это обеспокоило тебя еще больше, ты, наконец, обратился к ним? — опять молчание. Ганнибал сделал глоток вина. — Дружба строится на доверии и общем опыте, который связывает вас, но такой человек, как ты, сопротивляется этой связи с людьми, не желая открыться. — Откуда Вы так много обо мне знаете? — подозрительно спросил Уилл, не желая признаваться в своем смущении от того, что его так хорошо прочитали. — С тех пор как ты помог мне сегодня, ты только один раз встретился со мной взглядом, и это средний показатель за все время, что ты меня обслуживал. Я верю, что в хороший день ты встретишься со мной взглядом примерно четыре-пять раз, а в особенно плохой день ты вообще не сможешь справиться с этой проблемой, — он звучал, как его старый босс, и Уилл угрюмо кивнул. — Мне очень жаль. — Не стоит. Избегаешь ли ты чужих взглядов потому, что это доставляет тебе физический дискомфорт, или ты видишь то, что другой предпочел бы держать в секрете? — Вы действительно меня психоанализируете, — сказал Уилл, глядя ему в лицо. Он заставил себя посмотреть ему в глаза, барабаня пальцами по колену. Он выдержал добрых три секунды, прежде чем посмотреть за его плечо. — Я заставляю тебя чувствовать себя неловко? — спросил Ганнибал. — Немного. — Я бы извинился, но не могу сказать, что действительно сожалею, — признался он, и Уилл кивнул в знак согласия. — У меня было такое чувство. — Этот… человек, которого ты подозреваешь в том, что он вредит людям, посылая тебе любовные письма; ты веришь, что со временем это обострится? — Это вызывает у меня опасение. Мы изучали одержимость, преследование и «подношения», и это никогда не заканчивалось хорошо для жертвы, за исключением случаев, когда правоохранительные органы должным образом принимали их заявления. Даже тогда трудно… определить человека, стоящего за этим. Они сидят тихо, прячутся в тени и подбрюшье общества и используют любое подозрение, направленное на них, как средство, чтобы заставить жертву казаться психически неуравновешенной и неэффективной в качестве свидетеля любого преступления, — когда вошел посетитель, Уилл встал, вертя в руках поднос. Ганнибал взглянул на посетителя и понимающе кивнул. — Ты чувствуешь себя жертвой, Уилл? — поинтересовался он прежде, чем Уилл успел уйти. — Я чувствую… — слова застряли в горле и отказались выходить. Когда он не смог закончить фразу, он кивнул Ганнибалу и молча извинился, чувствуя, как его затылок горит от смущения. Принимая заказы, он видел, как Ганнибал расслабился в кресле и смотрел в окно со спокойным, жизнерадостным выражением лица, как будто они и не разговаривали. К счастью, добрый доктор не настаивал на признании, когда расплачивался за счет, и Уилл смог уйти, не признав, что он чувствовал себя довольно польщенным тем, что из всех людей в Вашингтоне Потрошитель заметил именно его.