***
Когда он вернулся домой, его ждало письмо, и он яростно схватил его с пола в прихожей. Он бросил велосипед посреди квартиры и поспешно запер за собой дверь. Его руки дрожали, когда он сел за стол и открыл письмо. Тяжелая бумага была мягкой и гладкой на ощупь. Из конверта выпало семь зернышек, и он уставился на них, прежде чем развернуть письмо, судорожно сглотнув. Дорогой Уилл, You bring the light clasped round you, and although I knew you’d bring it, knew it as I waited, Knew as you’d come that you’d come cloaked in light I had forgotten what light meant, and so This longed for moment, so anticipated, I stand still, dazzled by my own delight. I see you, and you see me, and we smile And your smile says you are as pleased as me With everything and nothing still to say All that we’ve saved and thought through all this time Boils down to affirmation now as we Stand here enlightened in my realm of grey.* Ваш, — Ч. П. Он покачал головой, но слова остались прежними. По его спине пробежала волна удовольствия, и он со стоном отвращения швырнул письмо на середину стола, где лежало другое стихотворение. Поэзия? Чесапикский Потрошитель посылал ему стихи? Теперь можно было сказать, что два трупа были в равной степени его виной, поскольку что-то в нем вызвало у Потрошителя желание… ну, потрошить. Он провел кончиками пальцев по векам, потирая их, пока целые галактики не закружились перед его глазами. Он не мог оставаться в своем доме в таком состоянии. Как сказал доктор Лектер — друзья должны стать его оплотом стабильности. Возможно, именно из-за этого он оказался в клубе — что определённо не вписывалось в его привычный вечер пятницы, — сидя в баре, пока Беверли, Алана и девушка Аланы, Марго, танцевали под синкопированный и слишком быстрый ритм. Брайан Зеллер, сидевший рядом с ним, сделал большой глоток пива и повернулся на стуле, наблюдая за ними. — Это была отличная идея, — сказал он Уиллу, указывая на Беверли. — Она злится, что они не дают ей закончить работу, так что ей придётся просидеть все выходные, пока не восстановят занятия, — Брайан был хорошим другом Беверли с тех пор, как они оба начали изучать криминалистику с прицелом на ФБР. Хотя иногда Брайан считал Уилла почти невыносимым, Уилл находил его присутствие вполне терпимым. Он, конечно, не Беверли, но сгодится. Ему нужен был шум, алкоголь и лихорадочный кайф, которые приносили подобные места, чтобы избавиться от образа Персефоны, тянущейся к руке Аида посреди лужайки Трай-Дельта. Интересно, они выкопают цветы, которые посадил Потрошитель, или оставят их себе на память? Интересно, позволят ли ему взять один цветок, чтоб он смог посадить его в терракотовый горшок? — Я подумал, ей это пригодится, — сказал Уилл в такт музыке. Он потягивал виски, довольный тем, что вовремя поймал барменшу на попытке подсунуть ему колодезную воду с нижней полки вместо нормального напитка. Как только он сказал ей, что работает барменом, она тут же достала бутылку со средней полки, и это было все, о чем он мог попросить. — Но ведь это не твоя сцена, верно? Я имею в виду, что ты не собираешься идти и пытаться… — Брайан засмеялся и указал на танцпол, где притаились несколько человек, пытающиеся влиться в поток извивающихся тела. Уилл пожал плечами. Его глаза метнулись к мигающим, вызывающим мигрень огням. — Ты можешь, и я не буду судить, — пообещал он Брайану, и это было все, что Зеллер хотел услышать. Он ушел после того, как выпил свое пиво, и пробрался через толпу к их друзьям, двигаясь в такт. Однако время ползло. В то время как они двигались, извивались и подпрыгивали под постоянно меняющиеся песни и звуки, он пил напиток за напитком, пока потный воздух не стал слишком горячим, а стул под ним — слишком неустойчивым. Уилл расплатился и, спотыкаясь, поднялся со своего места, не в силах найти своих друзей, но более чем в состоянии найти боковую дверь, ведущую в переулок. Он глотнул прохладного воздуха, вытер лоб, прислонился спиной к кирпичу и закрыл глаза, чтобы хоть на мгновение мир перестал вращаться. Именно в этот неудачный момент его схватили, и мир дико закачался, когда его развернули и ударили о кирпичную стену лицом, заставляя звезды взорваться перед глазами. — Черт, что ты… — Ш-ш, — сказал человек, и Уилл замер, когда нападавший прижал его к стене от колен до плеч. Он хотел закричать, сопротивляться, но почувствовал тонкое, смертельное давление на ребра, и его пьяный разум сказал, что да, Уилл, это действительно был нож. Люди с ножом под рёбрами не кричали и не сопротивлялись, потому что они не были глупы, а ты пьян, но уж точно не глуп. Верно? — Не двигайся, — голос был низким и хриплым. Уилл замер, прислонившись к стене, хотя у него хватило духу кивнуть, чтобы мужчина понял, что он подчинится. Неужели его ограбят? У него было немного денег, так как он успел перевести чаевые на свой счет, но в бумажнике оставалось по крайней мере двадцать баксов. Однако нападавший не полез за бумажником, вместо этого прижавшись ближе к его телу. Уилл знал, что он горит от алкоголя, но это бледнело по сравнению с жаром, исходившим от мужчины. Нечто обжигало его кожу и пронзало до глубины. Сердце мужчины билось ровно, и Уилл знал, что уже не в первый раз он так жестоко обращается с другим человеком. Руки мужчины начали медленно, неторопливо двигаться. Они прошлись вдоль его бедер, талии, ребер. Когда они достигли места соединения грудной клетки и руки, они скользнули по его спине и распластались на лопатках. Небольшая выпуклость со спины сообщила Уиллу, что мужчина продолжает удерживать нож. Он держался так тихо, как только мог, дыхание превращалось в рваные вздохи, а затем и в хрипы. Он умрёт. Он умрёт пьяным возле клуба в переулке, и что тогда скажет Чесапикский Потрошитель? Руки мужчины скользнули по плечам, затем рывком оторвали его от стены настолько, чтобы скользнуть вниз по груди, по ребрам. Даже с предоставленным пространством Уилл не чувствовал выхода. Грудь мужчины вплотную прижалась к нему, а руки словно удерживали в железной клетке. В темноте переулка он мог различить только очертания, различить нож и руку, и, когда она остановилась над сердцем Уилла, он почувствовал, как его сердцебиение участилось, предупреждая нападавшего, что он был совершенно, абсолютно напуган. Руки продолжали свое исследование, скользя по его прессу и животу, заколебавшись у талии и останавливаясь чуть выше джинсов. Он сглотнул, и руки мужчины скользнули вниз, остановившись прямо на члене Уилла. — Пожалуйста, не надо, — тихо сказал он, и мужчина надавил на него, медленно массируя кожу. Уилл вздрогнул, и его голова дёрнулась вперед, упираясь в кирпичную стену, резкое дыхание с шипением сорвалось с губ. Человек позади него задумчиво хмыкнул и прижался носом и ртом к шее Уилла, глубоко вдыхая. Уилл почувствовал, как начал возбуждаться, и другой мужчина тоже почувствовал это. В его сознании зазвучал шепот, который напомнил ему, что физическая реакция не является истинным признаком возбуждения, что тело естественно реагирует на стимуляцию. Но когда мужчина укусил его за шею и слегка пососал, эта мысль унеслась прочь, снесённая порывом наслаждения, от которого у него подогнулись колени. Это было неправильно, это было неправильно. Хотя это было чертовски приятно. Его дыхание стало тяжелым, член напрягся, упираясь в материю. Мужчина крепко схватил его, сжал, и Уилл застонал, прислонившись к нему спиной. Свободная рука мужчины крепко обхватила его грудь, прижимая спиной к собственной эрекции. Сбоку от клуба хлопнула дверь. Мужчина толкнул его, и он упал на кирпичную стену. Дыхание вырвалось тихо и приглушенно. Шаги понеслись прочь от него, и, когда Уилл наконец сообразил обернуться и посмотреть, в переулке никого не было. Он моргнул, уставился на пустой переулок, а, когда наконец заставил ноги слушаться, нашел дорогу к такси и скользнул в него, потирая шею в том месте, где нападавший оставил свой след.***
На следующий день, после того как он проблевался в туалете и стер с губ привкус старого виски, он яростно разорвал письмо, которое ждало его на пороге, невинное и прекрасное, с завитушками на кремовой бумаге. На этот раз в ладонь ему посыпался гравий, и он знал, без всякой на то необходимости, кто напал на него посреди переулка в Вашингтоне. Дорогой Уилл, Вы действительно должны быть более осторожны по ночам. Что, если бы я не был единственным убийцей в переулке? Что бы Вы тогда сделали?Ваш, — Ч. П.
***
— Ты выглядишь гораздо более усталым, чем обычно, Уилл. Как прошли твои выходные? — Ганнибал, кажется, видел все. Уилл поставил его бокал, Sauvignon Blanc, и потёр глаза от недосыпа. — Чертовски неприятно, — признал он и тут же упрекнул себя. Ганнибалу Лектеру не обязательно было это знать. Ради Бога, он же был клиентом. — Еще письма от твоего поклонника? — Ганнибал жестом пригласил его сесть, и Уилл согласился, предварительно оглядевшись, чтобы убедиться, что поблизости нет других посетителей. Сангре не был популярным местом в понедельник в четыре часа дня, и, вероятно, поэтому он застрял на смене. Новичкам всегда достаётся самое худшее. — И я подозреваю наличие еще одного тела, но не могу это подтвердить, — сказал он, и признать это вслух было все равно, что сплюнуть кислоту на стол перед ними. Его пальцы выстукивали беззвучный ритм на подносе, и он затаил дыхание. Должен ли он сказать Ганнибалу, что подвергся сексуальному насилию? Он подумывал пойти в полицию, но его уроки и опыт подсказали ему, насколько бесполезным будет это приключение. Женщины, подвергшиеся изнасилованию или нападению, сталкивались с потоком ужасающих и обвинительных заявлений, а мужчины — с пустым взглядом полного недоверия. Мужчины не подвергались сексуальному насилию. Женщины в основном лгали о сексуальном насилии. Он твердо решил не подавать заявление. — Интересно, что этот человек выбрал тебя, — сказал Ганнибал, склонив голову набок. — А что ты думаешь на этот счет? — Он думает… что я могу общаться с людьми на уровне, недоступном человеческому взаимодействию, — медленно произнес Уилл. Не говори ему. Не говори ему. — Но я уверен, что расстроил его прошлой ночью, так что, возможно, больше никогда о нем не услышу. — Как ты это сделал? — спросил доктор Лектер, заинтригованный. Его глаза заметно посветлели. — Мы собираемся начать называть эти сеансы терапией, доктор Лектер? — сухо спросил Уилл. — Это просто разговоры между знакомыми, — добродушно ответил Ганнибал. Он вдохнул аромат и благодарно улыбнулся Уиллу, одобрительно кивнув. — Некоторые считают, что это скорее летнее вино, но мне нравится его свежесть. — Я подумал, что-нибудь легкое на сегодня подойдёт, — сказал Уилл. Что-нибудь светлое для обсуждения тёмных тем. — Прекрасная мысль. Но продолжай. — Я пошел с друзьями в клуб, который им нравится, и немного напился, — признался Уилл, потирая затылок. — Он сообщил мне, что ему это не понравилось. — Ты так уверен, что это он? — Если существует связь между убийствами и письмами, то да, — он подумал о спертом, холодном воздухе между ними, о жаре, обжигающем его кожу. К стене его прижала явно не женщина. — Значит, он считает, что имеет право знать, куда ты идешь и что делаешь, — заметил Ганнибал. — Ты думал, почему? — Одержимость, — автоматически ответил Уилл. — Значит, ты считаешь, что этот человек одержим тобой? — Уилл пожал плечами. — Он одержим какой-то частью меня, которую, как ему кажется, он видит, но на самом деле он меня не знает. Он никогда не говорил со мной, но он сделал предположения и одержим этими идеями. — Значит, по твоей логике, если бы он узнал тебя, это перестало бы быть одержимостью? Сможет ли она перерасти в нечто большее? — поинтересовался Ганнибал. — Ты смотришь на эти убийства, которые, как ты считаешь, связаны с этим поклонником, и предполагаешь, что знаешь о них столько же, сколько, по мнению твоего поклонника, он знает о тебе. По-твоему, это делает тебя одержимым в той или иной форме? — Но я только хотел увидеть, как их смерть соотносится со мной, — возразил Уилл. — Тогда, возможно, ты одержим самим собой, потому что видишь, как кто-то убивает других, и полагаешь, что это имеет какое-то отношение к тебе, — ответил Ганнибал с лукавой улыбкой. — … может быть, — неохотно согласился Уилл. — Ты, наверное, расстроен, что он не спросил разрешения, прежде чем посылать тебе такие письма? — спросил Ганнибал, когда Уилл ничего не добавил. — Мне тоже следовало спросить разрешения, прежде чем вступать в разговор, – моя ошибка. — С Вами все по-другому, — сказал Уилл, глядя ему в лицо. — Вы же не бегаете по городу и не убиваете людей только для того, чтобы привлечь мое внимание. — К счастью, — серьезно ответил Ганнибал. Он продолжал пристально, испытующе смотреть, и чем дольше Уилл смотрел, тем сильнее он чувствовал, как его дыхание становится прерывистым и нуждающимся. Нуждающимся в чем? — И… мне нравятся наши беседы, — добавил он чуть позже. Он выглянул в окно, где прохожие спешили по своим делам. Уилл чувствовал взгляд Ганнибала на своей коже, и он не был уверен в том, следует ему продолжать или стоит вернуться в бар. Ганнибал наслаждался вином, и это было для него достаточным комплиментом. — Мне тоже нравятся наши беседы, Уилл, — наконец сказал Ганнибал. — Несмотря на твое нежелание общаться с другими, стоит тебе отбросить рамки профессионализма, и ты становишься довольно искусным собеседником. — Рамки профессионализма? — спросил Уилл, глядя на губы Ганнибала. Они дрогнули. — О, да. Поначалу я видел страх в твоих глазах; боже упаси, если мы подружимся, — ему потребовалась секунда, чтобы понять, что доктор Лектер дразнит его. Уилл криво улыбнулся, посмотрел в сторону бара и вздрогнул, увидев своего босса. Он встал, поднял поднос, похожий на щит, и кивнул Ганнибалу как можно более профессионально и отчуждённо. Купился ли на это его босс, было неясно. Ганнибал оставил щедрые чаевые, и Уилла охватило странное чувство, от которого его кости заломило. ----------------------------------------------------------- *Дорогие мои, я литературный перевод не нашла, и в поэзию я честно не умею, так что, чтобы не позориться, оставила оригинал. Но если кто-то из вас сможет мне помочь и красиво перевести, буду премного благодарна) Хотя можете и не заморачиваться, на сюжет все равно не влияет :)