***
Дорогой Уилл, Интересно, является ли Ваша склонность к смене рода занятий признаком психического напряжения или психической нестабильности? Конечно, Ваши будущие карьерные цели, связанные с криминалистикой и криминологией, указывают на потенциальную возможность психопатических тенденций, но опять же, мои собственные мысли и работа связаны с более темной, менее приятной стороной мира. Вы жили в своем собственном разуме, пока переходили из класса в класс. Если бы я не вмешался вчера, Вы бы шагнули на полосу встречного движения. Я Ваш Хранитель, Уилл?Ваш,
— Ч. П.
Лепестки цветов из сада, расположенного рядом с его лабораторией, были поспешно сорваны, как будто эта мысль пришла к нему в последний момент. Был ли он случайно затронут вдохновением, считая себя удивительно умным? Уилл мысленно вернулся к прошедшему дню, но не мог припомнить ни одного момента, когда кто-то спас бы его от приближающегося удара автомобиля. С другой стороны, большая часть его дней была размыта, словно капли дождя по оконному стеклу; он ходил в каком-то упадке. Кто-то закричал, и он обернулся, но никто не окликнул его. Может быть, Чесапикский Потрошитель использовал кого-то, чтобы привлечь его внимание и вырвать из путаницы мыслей. Он использовал людей, как художник использует краски и холст — может быть, этот раз не был исключением. Уилл позвонил Джеку Кроуфорду, и телефон переключился на голосовую почту. — Эй, Джек… это Уилл. Уилл Грэм. Я получил еще одно письмо, но это не стихотворение. Я не думаю, что появилось тело, но он сказал, что видел меня в кампусе, так что… может быть, студент кампуса? Может быть, учитель или профессор? Я не знаю. Я все еще думаю о цикле из трех. Интересно, почему три. Он не мог понять, почему три, но подумал, что, возможно, Джек мог бы посмотреть записи с камеры кампуса и выяснить, появился ли кто-нибудь в поле зрения.***
В Холлине были бархатные портьеры с сапфировыми и золотыми стенами. Стекла люстры были ржавого цвета, чтобы приглушить свет, а полуживой оркестр играл классику. Униформа Уилла состояла из пояса гранатового цвета с соответствующей бабочкой, и после недели работы в баре он решил, что из всех его работ эта была самой лучшей. Люди, приходившие в «Холлин», не стремились становиться друзьями бармена. Они приходили по своим делам или ради удовольствия и приносили с собой и того и другого в достаточном количестве, чтобы им не пришлось полагаться на него. Они просто хотели выпить, и он с радостью помогал им в этом. — Ты сменил лосьон после бритья, — сказал Ганнибал, и Уиллу пришлось сосредоточиться на том, чтобы не пялиться на него. Ганнибал легко скользнул на барный стул, держа пиджак в руке, и под слабым светом его глаза были темно-бордовыми. — Да, — согласился Уилл. Он стоил чёртовы копейки, но сотрудники бутика заверили его, что древесный аромат только создает основу, подчеркивающую его и без того отчетливый аромат. Он не думал, что снова увидит Ганнибала, поэтому не чувствовал опасности, покупая лосьон. Теперь он чувствовал себя глупо и переминался с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что другие посетители не нуждаются в выпивке. — Это помогло тебе уснуть? — спросил Ганнибал. — Не думаю, что дело в лосьоне, — сказал он. Ганнибал задумчиво кивнул. — Так гораздо лучше. Вместо того, чтобы заглушить твой естественный аромат, он усиливает его. — Я и не знал, что Вы так увлечены моим ароматом, доктор Лектер, — сказал Уилл, потянувшись за бутылкой вина. Он поднял ее, чтобы узнать мнение Ганнибала, и, получив короткий довольный кивок, принялся откупоривать. — У меня чувствительный нос, и синтетические, искусственные нотки никак не облегчают мою ношу, — Уилл остро ощущал на себе пристальный взгляд Ганнибала, пока работал, и опустил голову. Он не был уверен, стоит ли ему нервничать или волноваться; возможно, и то и другое вместе. — Ну, надеюсь, Шардоне поможет, — сказал он, ставя бокал перед ним. Ганнибал посмотрел на него, затем перевел взгляд на Уилла. — Хороший выбор. Я чувствую запах дуба, груши и немного дыни. — Беверли сказала мне, что столкнулась с Вами, — сказал Уилл, и Ганнибал сделал глоток вина, смакуя его. Когда он не ответил, Уилл отошел к новому клиенту и быстро сделал ему мартини; его кожа настойчиво гудела. Он не видел Ганнибала с того самого вечера, и его появление на новом месте работы Уилла было почти столь же волнующим, сколь и ужасным. Что он должен был сказать? Как он должен был себя вести? — Я имел удовольствие познакомиться с Беверли Катц, хотя и не подозревал, что вы были друзьями, пока она не сказала мне об этом. Я не знал, что ты не сказал ей о своем увольнении. — Я забыл, — раздраженно ответил Уилл. — Она сказала, что похоронит тебя за это, — серьезно сказал Ганнибал. — Она так и сделала. — Она упоминала о нашем разговоре? — с любопытством спросил Ганнибал. — Да. Она сказала, что Вы привлекательны. Ганнибал рассмеялся, и Уилл слегка улыбнулся от такой непринужденности. Он расправил плечи, вспомнив о позаимствованной рубашке и не очень позаимствованных брюках. Одна подходила ему, словно чужая кожа, а другие нужно было заменить в ближайшее время. — Она была довольно резкой. Она мне нравится, — решил Ганнибал и выпил свой бокал, а Уилл отошел, чтобы обслужить еще нескольких клиентов, один из которых раскраснелся и разговаривал на повышенных тонах. Уилл наполнил его бокал, избегая смотреть мужчине в глаза, и тяжело опустил его на стойку. — Мы были так, так близки к этой сделке! — воскликнул он, и женщина рядом с ним успокаивающе погладила его по плечу. — Нет, нет, просто… нет. Эй, ты, — мужчина указал на Ганнибала, и тот поднял голову с безмятежным выражением лица. — Да? — Ты видел законопроект, который только что прошел в Конгрессе? Видел это дерьмо? — Да, — ответил Ганнибал, его глаза скользнули к смущенному лицу Уилла, а затем вернулись к мужчине. — Это же дерьмо, верно? Я имею в виду, это… иди сюда, это… — мужчина придвинулся ближе к Ганнибалу и в попытке схватить его опрокинул Шардоне, пролив его повсюду. Уилл схватил влажную тряпку и поспешил к нему, встретившись взглядом с управляющим и мрачно покачав головой. Ганнибал не был так озадачен. Он отодвинулся от пролитого напитка и нетерпеливых рук мужчины, его брови приподнялись, но не изогнулись в гневе. — Вы всегда так много пьете или просто расстроены тем, что этот законопроект прошел? — Это же дерьмо! Я работаю в Конгрессе, и, когда я говорю, что это дерьмовый законопроект, значит, это дерьмовый законопроект… — он отшатнулся и упал на барный стул рядом с Ганнибалом, его лоб был мокрым от пота. — Вы работаете в Конгрессе? Может быть, у Вас есть визитка? Я бы хотел обсудить с Вами этот вопрос, когда Вы не будете настолько пьяны, — Уилл озадаченно покачал головой, пока мужчина доставал визитную карточку; голос Ганнибала и его слова вились вокруг его сознания. Появился управляющий с охранником, и тот с упрямым видом кивнул в их сторону. — Я в п-порядке, я не должен… все в порядке, ребята, — сказал он, отмахиваясь от них. — Вы должны извиниться перед официантом, — предложил Ганнибал. — Ему придется убрать Ваш беспорядок. — Все в порядке, не так ли? Это… все в порядке, — сказал мужчина, и Уилл осторожно взял бокал с вином, вытирая стойку и не поднимая глаз. — Пойдемте, Мистер Ньюсон, — сказал управляющий, и они стащили его с табурета и повели к выходу. Из-за энергичности и пьяного состояния мужчины остальная часть бара казалась слишком тихой, слишком открытой. Несколько посетителей смущенно уставились на него, и Уилл слишком долго колебался, прежде чем вернуться к мистеру Ньюсону. Группа людей, пришедшая с ним, быстро расплатилась и ушла, бормоча между собой, а Уилл вылил нетронутые напитки в раковину. В зале по-прежнему было слишком тихо. — Уилл, проследи, чтобы все получили выпивку за счет заведения, хорошо? — менеджер вернулся и одарил его улыбкой, держа в руке телефон. Уилл кивнул и положил тряпку обратно в раковину, вытирая столешницу перед Ганнибалом новой тряпкой. — Извините, — сказал он, наливая ему еще один бокал вина. Ганнибал улыбнулся, засовывая визитку в карман пиджака. — Он был очень груб, — сказал он. — Вы ненавидите грубость, — вспомнил Уилл, и Ганнибал взял у него бокал, сделав глоток. — В мире, в котором мы сталкиваемся с таким количеством возможностей, жестокости и бесчеловечности, самое меньшее, что мы можем сделать, это быть вежливыми друг с другом, — сказал он, вытянув губы над краем бокала. — Ты часто извиняешься за чужие ошибки? — Это хорошее дело, по крайней мере мне так сказали, — сказал Уилл, складывая маленькое полотенце и вешая его. — Интересно, скольким людям ты позволяешь помыкать собой ради хорошего дела? Могут ли твои преподаватели заставить тебя что-то сделать просто потому, что ты способен сопереживать их желаниям? — Кто Вы, мой хранитель? — огрызнулся Уилл, и слова взорвались между ними, нацеленные на причинение боли. Ганнибал сделал паузу и наклонил голову, словно хищник. Уилл закрыл глаза, отсчитал от десяти и открыл их, уставившись на вспыхнувшее дно бокала. — Я твой хранитель? — тихо произнес Ганнибал. — Извините, это не было… это было грубо, — сказал Уилл бокалу с вином. — Вы просто были вежливы, я просто… — он что? Ненормальный, преследуемый снами, в которых человек прижимает к нему нож в переулке, и ему это нравится? Утонувший в цветочных лепестках наперстянки и паслена? Тянущийся к ветке в форме руки навстречу смерти, ожидающей с другой стороны? — Ты просто устал, — сказал Ганнибал, и Уилл кивнул, тяжело сглотнув. — Я боюсь видеть сны, — сказал он. — А сейчас я вижу их больше, чем когда-либо. — Место, где ты когда-то мог оборвать контроль и позволить кому-то другому доминировать над собой, теперь удерживает тебя в плену твоих мыслей. Это твой тайный поклонник? Уилл кивнул — коротко и дерганно, словно марионетка с перерезанными ниточками. — Он следил за мной в кампусе на днях. Он… каждый раз, когда я остаюсь один, я оглядываюсь через плечо, но ничего не вижу. Каждый раз, когда я просыпаюсь утром, я думаю, будет ли он нависать надо мной. Я не знаю, чего он хочет. Хотя я не должен вымещать это на Вас. Извините. — Все в порядке, Уилл. Ты сказал, что не знаешь, чего он хочет; это правда? — Нет… я знаю, — медленно произнес Уилл. Он увидел, как к нему подошел посетитель, извинился и отошел исполнить заказ, прежде чем медленно вернуться. Он осматривал зал, чтобы не глядеть во внимательное и приятное лицо Ганнибала. — Мне кажется, он одинок. Я думаю, что он… видит меня и думает, что я могу понять его так, как никто другой не может. — Если он убивает людей, какая ему польза от того, что кто-то его понимает? — удивился Ганнибал. — Люди могут интересоваться и изучать его, и это волнующе, — сказал Уилл. — Но есть что-то особенное в знании, что кто-то смотрит на тебя, видит твой разум и не боится того, что находит. — Ты понимаешь, что этот человек пытается передать? — Ганнибал сделал еще один глоток вина. Его глаза ласкали свет, отражавшийся от бокала, прежде чем он снова поднял голову. — Если бы это не звучало так нелепо, я бы сказал, что это было ухаживание. Он хочет… он… он по-своему пытается ухаживать за мной, — ухаживание. Было что-то глупое в том, чтобы произнести это вслух. Однако Ганнибал не рассмеялся над его словами. Он поставил бокал на стол и серьезно посмотрел на Уилла. — Люди, когда они восхищаются кем-то, оказывают внимание любым доступным способом. Если человек находит кого-то милым, он дарит шоколад. Если он хочет, чтобы объект его внимания почувствовал себя любимым и прекрасным, он исполняет музыку. Если он хочет угостить его, то приглашает на ужин. — Если он хочет поглотить его, он поглощает его изображения, — сухо добавил Уилл и замолчал. Он уставился на Ганнибала, и Ганнибал смотрел на него в ответ. — Я… я сейчас вернусь, — сказал он и обошел бар, попросив одного из работников заменить его, а сам выскользнул через заднюю дверь, цепляясь пальцами за телефон. Телефон Джека Кроуфорда снова переключился на голосовую почту. Уилл побарабанил пальцами по ноге и зашагал по аллее, подпрыгивая при малейшем звуке. — Джек, это Уилл Грэм. Я все еще удивляюсь, почему три, но он ест свои трофеи. Это ведь хирургические трофеи, верно? Органы? Он их ест. Он хочет поглотить их, взять… часть их. Люди это пища, для него это просто еда, вот почему вы называете это циклами — он видит мясо, а не людей. Но меня он еще не убил, потому что поглотить меня означало бы лишиться единственного человека, который, по его мнению, мог бы преодолеть пропасть между его разумом и миром. Это не физическая пища, а ментальная, и, чтобы обеспечить физическую, ментальная осушается, истощается. Но он их ест. Он их ест, но я все еще удивляюсь, почему три. Уилл прислонился затылком к кирпичной стене и судорожно выдохнул. Чесапикский Потрошитель хотел съесть его, но не знал, как. Когда он вернулся, Ганнибал допивал свой напиток. Его темно-бордовые глаза следили за движениями Уилла, и движение его плеч было гибким и грациозным. Когда ему предложили еще один бокал, он покачал головой. — Я сказал что-то, что встревожило тебя? — спросил он. — Вы хотели угостить меня, поэтому пригласили на ужин, — рассеянно сказал Уилл. — Беверли сказала, что Вы спросили, все ли у меня в порядке. — Это было удовольствием для меня, — медленно произнес Ганнибал. — Я немного не в порядке, — признался Уилл, беря бокал из рук Ганнибала. — Возможно, тебе нужно еще одно угощение, — легко предположил Ганнибал. От изгиба его губ по венам Уилла побежали мурашки удовольствия. — Я не хочу причинять Вам неудобства, — сказал Уилл. — Это эгоистично, что я был рад, что Вы последовали за мной от Сангре до Холлина? — Я думаю, учитывая то, что ты сейчас испытываешь, эгоистичность — это не только необходимость, но и то, что я настоятельно требую от тебя, — ответил Ганнибал.