Дыхание со свистом сорвалось с губ, а сердце едва не вырвалось из груди. Звук дребезжащей дверной ручки подстегнул Уилла к действию, и он прыгнул обратно через кровать, ударяясь спиной о дверь, ощущая дрожь в теле. Его телефона в комнате не было. У него не было и стационарного телефона. Как полный, абсолютный
идиот, он оставил мобильный в гостиной, а не у своей кровати, чтобы не отвлекаться на бессмысленное листание приложений, которое скорее мешало, чем помогало ему уснуть. Ему придется написать статью о горестях такой ответственности, о худшей стадии взрослой жизни, из-за которой он оказался в ловушке. Нет, нет, не просто в ловушке, он оказался заключен худшим из возможных способов.
Чесапикский Потрошитель загнал его в угол его собственной спальни.
Осознание накрыло Уилла, заставив вены заледенеть, и он издал тихий, приглушенный всхлип, соскользнув вниз по двери, чтобы сесть на пол. Чесапикский Потрошитель убивал людей гораздо больших размеров, чем он. Один только мистер Ньюсон, должно быть, весил вдвое больше Уилла, и все же Потрошитель тащил его на себе до самого дендрария. Если Потрошитель проникнет в его комнату, то насколько легко ему будет поступить так же? Швырнуть его, как тряпичную куклу, утомленного всем этим безумием?
Он подумал о том, чтобы позвать на помощь, снова притвориться уверенным, но это было глупо. Зачем его заманивать? Если он пробыл в квартире достаточно долго, то увидел телефон Уилла, понял, что тот один и не может позвать на помощь. Уилл грубо потер лицо, царапая ногтями нежную кожу век, и подумал, что из всех дней, когда ему предстояло умереть, именно в этот день он наконец-то добился какого-то продвижения с Ганнибалом.
— Так вот почему ты здесь? — понял он, откинув голову назад, чтобы прижаться к двери. — Ты расстроен из-за Ганнибала?
Никакого ответа. Уилл истерически расхохотался и принялся барабанить пальцами по полу. Однако именно в этот момент под дверь просунулся листок бумаги, остановленный его непрерывным постукиванием. Уилл схватил листок, у него перехватило дыхание. Это не могло происходить. Это не могло происходить.
Ты боишься меня, Уилл?
— Это зависит от обстоятельств, — сказал он дрожащим голосом. — Ты здесь для того, чтобы сделать со мной то же, что делал со всеми остальными?
Он снова сунул бумагу под дверь, наблюдая, как Потрошитель тянет ее к себе. Не было слышно ни звука дыхания, ни откашливания, вообще никаких признаков человеческого присутствия. Только скрип Чесапикского Потрошителя, переменившего позу по другую сторону двери, и звук ручки, скользящей по бумаге. Он сунул записку под дверь, и Уилл уставился на нее сверху вниз.
Я просто хочу поговорить с тобой.
— Обычно, когда люди хотят поговорить, они подходят и заводят разговор; они не вламываются в чью-то квартиру, пока те спят, — сказал он, и бумага исчезла. Неужели все это происходит на самом деле? Чертов ковер, впивающийся в его зад и бедра, говорил «Да», но сюрреализм серийного убийцы, сидящего прямо за его дверью, ставил все под сомнение.
Но ведь это не совсем так, правда? Может, у тебя и нет активных барьеров в сознании, защищающих тебя от навязчивых мыслей, но ты создаешь их между собой и другими людьми.
Уилл уставился на записку, на завитый изящный почерк. Он судорожно сглотнул и дотронулся пальцем до чернил, размазывая их.
— Да.
Поэтому, чтобы завладеть твоим вниманием, нужно найти творческие способы его достижения. Для меня это означает получение художественной лицензии на мою обычную повседневную работу.
— Твои способы убийства и раньше были художественными, — сказал Уилл. Он не был уверен, подначивает ли он его, или пытается польстить. Так или иначе, бумага исчезла.
Ты понял, что я их поглотил, так же, как хочу поглотить тебя.
— Да, — прошептал Уилл. Он крепко зажмурился, подавляя всхлип. Потрошитель преследовал его до самого переулка, когда он позвонил Джеку.
Но я не хочу тебя есть, Уилл. Поглощение — это не просто физическое потребление, хотя ты мог подумать иначе. Я хочу понять тебя так же, как хочу, чтобы ты понял меня.
— Значит, это поглощение разума. В любом случае, я твоя предполагаемая жертва.
Ты чувствуешь себя жертвой? Или знание того, что кто-то может пойти на такие большие усилия, чтобы добиться твоего внимания, даже на короткое время, наделяет тебя силой?
Уилл рассмеялся, короткая вспышка истерики исчезла, он прижал руки к лицу и заставил себя дышать.
— На короткое время? Ты преследуешь мои
сны, Чесапикский Потрошитель. Я не могу заснуть без того, чтобы ты не дышал мне в затылок, не следил за моими шагами, не заставлял меня нервничать при выходе из квартиры.
Значит, я в твоих мыслях так же, как и ты в моих.
— Нет-нет. Один из нас находится в сознании другого только потому, что ты вбил себе в голову, что должен убивать людей, чтобы заставить меня увидеть. Раньше я был в порядке, просто
в порядке.
Следующий ответ занял некоторое время, и Уилл подумал, не заскучал ли он. Чем дольше тянулось молчание, иссушая секунды, тем более напряженным он становился, ожидая, что топор прорубит дверь и Чесапикский Потрошитель прикончит его раз и навсегда. Когда бумага скользнула обратно, он чуть не застонал от облегчения.
Ты действительно веришь, что был в порядке, Уилл? Можешь ли ты честно сказать мне, что был в порядке среди этой дымки людей, проходящей мимо тебя, совсем не замечающей? Ты не можешь установить контакт; ты смотришь на людей и видишь тьму, отраженную в тебе, и задаешься вопросом, действительно ли эта тьма принадлежит им, или же она твоя. Твои глаза не могут достаточно долго выдерживать пристальный взгляд, твои руки находятся в бесконечной суете в попытке снять напряжение, твои губы имитируют чужую речь и интонацию. Будучи лишь шелухой своего настоящего потенциала, действительно ли ты в порядке?
— И в чем же, по-твоему, заключается мой настоящий потенциал? — серьезно спросил Уилл.
Скажи мне, что ты был польщен тем, что из всех людей в этом городе я увидел именно тебя.
— Это не так, — заявил Уилл. Ответ последовал так же быстро.
Лжец.
— Хорошо… признаюсь, я был… удивлен. Польщен, — пробормотал Уилл, и слова обожгли губы. Что он делает? Что он
делает?
А сейчас?
— Я изо всех сил пытаюсь понять твою конечную игру. Ты утверждаешь, что не собираешься убивать меня, и я хочу в это верить. Мне… мне
нужно в это верить, — он судорожно вздохнул и, когда бумага начала скользить обратно под дверь, положил на нее руку, чтобы остановить. — Ты протянул мне свою руку. Персефона, заточенная в подземном мире, обманутая горстью семян.
Он отпустил бумагу, и через мгновение она скользнула под дверь.
Некоторые ученые утверждают, что это не было обманом. Персефона охотно приняла руку Аида, понимая все последствия того, что она делает.
— Так вот чего ты от меня хочешь? Ты хочешь, чтобы я добровольно взял твою руку, осознавая все последствия того, что я делаю?
Да.
— Не знаю, смогу ли я, — прошептал он и закрыл глаза. — Ты причиняешь людям боль, и я… я вижу каждого из них за своими веками. Я закрываю глаза и вижу их. Неужели твое восхищение возможно только при моей полной капитуляции? Разве это прекратится, если я не смогу оправдать то, что ты делаешь для меня?
Я не прошу тебя оправдывать мои действия, только понять их и отказаться стоять на моем пути, когда я сделаю выбор в будущем.
— Выбор… Дерьмо, — прошипел Уилл. Он уткнулся лбом в колени, барабаня пальцами по бумаге. — Ты знаешь, как тебя назовут, если обнаружат? Ты выбираешь, прекрасно зная, что выбираешь?
Умный психопат, да. Я читал журналы и книги об этом. Так вот как ты меня называешь?
— Я не знаю, как тебя называть, — сказал Уилл, поднимая голову. — Не думаю, что даже после разговора с тобой они будут знать, как тебя называть.
Джек Кроуфорд знает, кем меня назвать. Чудовище. Животное. Его лучший улов еще впереди. Его «Звездная ночь», его шедевр, на котором он мог бы продвигаться всю оставшуюся жизнь и спокойно отдыхать, зная, что если он не поймает подобного мне, то, по крайней мере, получит меня.
— Ты знал его раньше?
Да.
— Должно быть, именно поэтому он хочет привести на место преступления студента колледжа, — пробормотал Уилл.
Поэтому, но и потому, что теперь у него есть прямая связь со мной через тебя. Он не откажется от этого, даже если ему придется сломать тебя, чтобы добраться до меня.
— Ты думаешь, он попытается сломать меня? — скептически спросил Уилл. — Или ты пришел к такому выводу только из-за своей предвзятости?
Однажды он послал стажера из ФБР выследить меня. Девятая жертва, тело так и не нашли. Он живет с этим сожалением, но это не остановит его от повторения ошибки. Ему просто нужно было выглядеть на несколько лет моложе, чтобы найти свою следующую приманку.
— Почему три? — выпалил Уилл. Он постучал пальцами по бумаге, по «девятой». — Почему три? — бумага скользнула обратно на другую сторону, и послышалось тихое фырканье, отчетливый звук приглушенного смеха.
А почему бы и нет?
— Почему бы и нет, — сказал Уилл вслух. Он молча кивнул. Это было совсем не то, что он ожидал, но чем дольше он смотрел на ответ, тем больше понимал, что это не совсем так. Он определенно ожидал этого от Чесапикского Потрошителя.
Это дало тебе то понимание, на которое ты так надеялся, дорогой Уилл?
— Разве я даю тебе понимание? — спросил Уилл в ответ. — Эта дверь между нами, это… пространство. Ты видишь меня даже сквозь него?
Я бы увидел тебя даже в самую темную ночь, в самый черный день. Нет такого места, куда бы я не последовал за тобой.
— Тогда… что же нам теперь остается? Здесь, на этой баррикаде… этот односторонний разговор и молчание, — он повернул голову из стороны в сторону, вытянул шею и прислонился спиной к двери, вытянув перед собой ноги. Ковер заставлял кожу зудеть, но он не смел пошевелиться.
Ответ занял некоторое время. Уилл был удивлен его краткостью, и ему пришло в голову, что, хотя Чесапикский Потрошитель убивал не в первый раз, это был первый раз, когда при этом он попробовал свои силы в романтике.
В этот момент, дорогой Уилл, здесь и сейчас, я более чем счастлив думать о тебе с уколом голода и находить насыщение через простое ощущение наших сердцебиений против этой двери.
После этого Уилл больше ничего не говорил. Он провел пальцами по изящному, красивому почерку, позволяя чернилам испачкать кончики пальцев. Ему хотелось вспомнить о реальности этого момента утром, но он не мог заставить себя взять бумагу и отдать ее Джеку позже, когда сможет безопасно покинуть комнату. Он не хотел, чтобы ее запятнали так же, как запятнали письмо о его снах. Вместо этого он расправил плечи и прислонился двери, чувствуя, как его сердце мерно стучит в дерево. Дверь заскрипела, и Чесапикский Потрошитель облокотился спиной с обратной стороны. Уиллу казалось, что он чувствует биение его сердца, ровное и спокойное, несмотря на ситуацию, и именно под этот ровный ритм он заснул.
Когда он проснулся, распластавшись на полу, записка лежала рядом. Уилл застонал, потянулся, вытянул шею и посмотрел на последнюю запись, оставленную Потрошителем, пока ему снились семь семян граната и руки, охотно тянущиеся к нему.
Может быть, мое присутствие даровало тебе хоть немного приятных снов и отдыха.
Твой,
— Ч. П.
У Уилла зазудело в затылке, когда он понял, что его сны были не только приятными, но и, несмотря на странное положение во сне, он чувствовал себя удивительно хорошо.
***
— Только не злись, — сказала Алана неделю спустя. Уилл оторвался от своего бутерброда и настороженно посмотрел на нее.
— С чего бы мне злиться? — его желудок сжался от выражения ее лица.
— Ты ведь знаешь Фредди Лаундс, верно? — протянула Марго, расслабленно устроившись под одеялом. Они растянулись на лужайке главного кампуса, работая над домашним заданием и делясь своими ужасными обедами. Марго была единственной из присутствующих, у кого не было ни домашней работы, ни ужасного обеда. Вместо этого она вооружилась бутылочкой Мерло, потягивая напиток из неоново-зеленой соломинки. То, как ей удавалось распивать алкоголь в общественном месте на территории кампуса, находилось далеко за пределами понимания Уилла, но опять же, большая часть семьи Вёрджер находилась далеко за пределами его понимания. Он даже не понимал, зачем она посещала школу, когда в этом не было необходимости — пожертвований ее брата хватило на постройку от их имени целого лекционного зала.
— Я знаю Фредди.
— Она написала статью о тебе. Говорит, Чесапикский Потрошитель влюблен, — сказала Марго.
Уилл опустил взгляд на свой бутерброд и принялся вертеть его в руках, запихивая обратно кусочек сыра.
— Уилл…
— Могу я посмотреть? — спросил он. Беверли, вставив наушники и водя карандашом по странице, не заметила, как он протянул руку через ее учебник к планшету Аланы.
— Я не думаю, что ты хочешь это видеть, — сказала Алана, держа свой планшет подальше от него.
— Хочу, — настоял Уилл, нетерпеливо махнув рукой. Беверли оторвала взгляд от книги, оттолкнула его руку от конкретного абзаца, который ей нужно было прочесть, и наклонилась, внимательно вглядываясь в него.
— Это безвкусно. Думаю, именно такое определение ты бы использовал, — однако, к большому удовольствию Марго, она отдала свой планшет.
«Чесапикский Потрошитель посылает местным ученикам любовные сонеты: чтобы поймать одного, нужно использовать другого»
За последний месяц Университет Джорджа Вашингтона был поражен серией убийств, каждое из которых было еще более отвратительным, чем предыдущее. Считается, что это работа Чесапикского Потрошителя. Наш кампус был переполнен скрытым страхом того, что любой из нас может стать следующей жертвой его ужасных преступлений.
Как ужасно вы себя почувствуете, читатели, узнав, что благодаря самоотверженной работе, проделанной мною, я смогла выяснить, что причина, по которой наш любимый университет подвергается нападению, заключается в том, что Чесапикский Потрошитель оказался сражен одним из наших учеников? Студент четвертого курса, Уилл Грэм, не только получал интересные письма от отвратительного Чесапикского Потрошителя, но и до тех пор, пока ФБР не пронюхало об этом, он был более чем счастлив молчать по этому поводу.
Последняя смерть, не одного из нас, но найденная в нашем любимом дендрарии, была обнаружена не кем иным, как Уиллом Грэмом и агентом ФБР Джеком Кроуфордом, которые использовали подсказки из последнего любовного письма. Когда его спросили, есть ли у него какие-либо опасения по поводу использования студента университета для поимки убийцы, агент Кроуфорд силой выпроводил меня с места преступления.
Но можем ли мы доверять Уиллу Грэму в том, что он поддержит закон нашей страны? Почему он так долго молчал об этом деле, когда один за другим мы оказываемся в плену окровавленных рук серийного убийцы, который и сегодня ставит ФБР в тупик? Мы не можем забыть его последнюю серию убийств с девятью жертвами, одна из которых так и не была найдена. Возможно ли, что Уилл Грэм питает симпатию к убийце и хочет смиренно стоять рядом, пока тот занимается своим ремеслом? Или, может быть, он ждет своего собственного шанса стать частью «самых разыскиваемых преступников» ФБР.
— Она стерва, — сказал Зеллер, читая статью через плечо Уилла. Он свирепо откусил крошащийся батончик мюсли и плюхнулся рядом с ним, отбросив сумку с книгами в сторону. Марго сбросила ее с ноги и сделала большой глоток вина, не сводя глаз с лица Уилла.
— Она злится на меня, потому что я выдал ее агенту Кроуфорду, — сказал Уилл, возвращая планшет. Шершни ползали под его кожей, кусались, жужжали. Ему хотелось кого-нибудь ударить, покалечить. Он посмотрел на свою мрачную фотографию, прикрепленную рядом с трупом, и сунул планшет Алане.
— Это правда, что Чесапикский Потрошитель посылает тебе письма? — спросила Алана, забирая у него планшет. Уилл кивнул.
— Это пиздец, — прокомментировал Зеллер.
— Вот почему ФБР захотело получить все записи с камер видеонаблюдения… Одна из девочек в классе работает охранником неполный рабочий день, и она сказала, что они забрали все записи. Должно быть, они искали твоего кавалера, — сказала Марго, бросив на него лукавый взгляд.
— Он не мой кавалер, — отрезал Уилл.
— Ага, а мы не переспали на вечеринке у Сары на первом курсе, — парировала Марго.
— Марго, — Алана бросила на нее предостерегающий взгляд. — Уилл… почему ты не сказал нам, что это происходит?
— Все в порядке, — сказал он и, увидев раздраженное выражение лица Аланы, добавил: — Все
в порядке. У ФБР все под контролем.
— Но разве четыре трупа и репортер-ренегат — это действительно «под контролем»? — удивилась Марго.
— Ты мог бы прийти к нам, и мы бы…
— Что бы вы сделали? — резко спросил Уилл, глядя на нее. Иногда Алана пыталась быть ему матерью, другом и сестрой одновременно. Выражение ее лица изменилось, выражая легкую обиду, и он огорченно посмотрел на свои вещи. — Я совсем забыл.
— Ты забыл.
— Я был занят работой и совсем забыл. А потом, когда я вспомнил, произошло много чего интересного. Но все в порядке.
Все было в порядке, если за «в порядке» можно было считать Чесапикского Потрошителя, нанесшего ему визит и разделившего одно на двоих сердцебиение через дверь спальни, чтобы успокоить его. Если за «в порядке» можно было считать его сны, слившиеся в смутные мгновения, когда барьеры между ними рухнули, когда Уилл проснулся и решил, что, возможно, это действительно стоит того, чтобы весь мир сгорел. Если за «в порядке» можно было считать его мысли о том, как выглядит Чесапикский Потрошитель, и приход к выводу, что он, безусловно, выглядит хорошо.
— Чем мы можем помочь? — спросила Алана.
— Не надо, — ответил Уилл, вставая. Ему нужно было идти, ему нужно было… что-то. Его руки сжимались и разжимались по бокам.
— Уилл…
— Увидимся позже, — сказал он, поднимая свой рюкзак.
— Я не…
—
Позже, — подчеркнул он, уходя. Он проигнорировал испытующий взгляд Беверли, маневрируя вокруг нее, и, только сев на велосипед и направившись к дому, понял, что жужжание ее музыки прекратилось задолго до начала разговора.
