Психиатр

      Сьюзан бежала к своему скелету так быстро, как могла. Она потеряла любое самообладание, сердце колотилось, воздуха не хватало. Она подскочила и подняла себя выше, призвав под своими ногами розовые кости. Девушка резким движением вытащила скелета из петли и они оба упали на пол антипустоты с глухим стуком. В глазах девушки появились слезы. Наплевав на его гаптофобию, Сьюзан крепко прижала его к себе.       - Что ты творишь, придурок!       Она знала что так нельзя. Надо говорить спокойно, пытаться успокоить суицидника. Но это стало выше ее сил. Сьюзан села и за шиворот притянула Разрушителя к себе. Внутри все горело. Почему? Зачем?! Как она не могла увидеть суицидальные наклонности?! Ничего подобного не было в папке.       Эррор смотрел на нее непонимающими глазами. Он не мог ее видеть. Не хотел. Так ли он желает ей счастья? Или же просто хочет, что бы она поплакала над его прахом? Эррор не понимал, почему ему больно смотреть на плачущую девушку. Сьюзан ведь предала его. Но могла ли она его придать, если девушка никогда и не была его? Почему ему не все равно после разбитого сердца?       Была ли его душа на самом деле разбита? Или ее всего-навсего уронили?       Уронили. И теперь пытаются поднять. Нежные руки заботливо оглаживают череп. Слезы капают на шарф. Глюки почти не появляются, лишь изредка проскальзывают, но приносят не разрывающую боль, а лишь едва заметное жжение.       - П-прости... - смог выдавить из себя Эррор. Он вцепился в голубую куртку. Нет ничего дороже этой девушки для него. Как он мог причинить столько боли этому полному жизни и улыбки существу? Обычно сильная, вечно веселая Сьюзан выглядела потерявшимся ребенком. Что-то кольнуло в душе. Что же это? Это ужасное чувство - ненависть к себе самому.       Сьюзан посмотрела в дрожащие зрачки. Любовь.       Рты соприкоснулись. Тяжелое дыхание и жаркий поцелуй. Внутри обоих разлилось такое теплое и приятное чувство.       - Но ты... - прошептал Эррор.       - Но я люблю тебя.       - Честно?       - И ты сомневался?       Им обоим стало слишком жарко. Эррор оттянул шарф. Сьюзи стянула с себя куртку и откинула ее от себя. Майка на ней казалась Разрушителю лишней.       Языки снова переплелись. Они были два влюбленных глупых Санса.       - Но как же Голубика?..       - Не глупи. Мы просто друзья. Я ведь все это время хотела быть с тобой. Я думала о тебе. И мы были бы вместе, когда бы все закончилось. Но почему ты это сделал? Неужели...       - Я боялся жизни без тебя.       Они были так близко.       Им уже все равно. Одежда летела прочь. Антипустота была закрыта. Никого бы эти двое не пустили к себе в этот сладостный момент. Удовольствие поглотило их тела. Они не отводили влюбленных взглядов друг от друга. Они подходили друг другу.       Вышли из антипустоты Сьюзан и Эррор намного позже. Вернувшись в замок, девушка ушла на кухню, а скелет лениво покачиваться в гамаке с книгой. Но не мог он на ней сосредоточится. То он весь горел, то его бросало в холод. Самоубийство казалось таким глупым решением. Ведь на самом деле все было так просто. Да и Найтмер всегда был прав - она к нему действительно неравнодушна.

***

      Инк рисовал новую вселенную. Творить не хотелось от слова совсем, все, что хотелось сделать Хранителю, так это хорошо поспать. Но создатель АУ сказал: надо. Так что Художник лениво водил кистью и все время зевал. Насколько же опостылела ему работа! Находясь в этом замкнутом кругу Инк страдал даже без красок эмоций. Порой он даже завидовал своему врагу. Эррор делал делал, что хотел. К нему даже приходила мысль, бросить это все и уничтожать АУ вместе с Эррором. Он мог бы стать близким другом для него. Или даже больше? Они так похожи, одинаковы - лишь только противоположные стороны. У самого Инка нет души, но он был уверен, что Эррор мог подарить ему много эмоций. Мог избавить его от рутины. Инк согласен на любую роль - хоть стал бы он ему другом, хоть даже возлюбленным, хоть нареченным братом. Они были бы на равных.       Голубика был слишком молод и неопытен, что бы стать таким родным для Чернильного.       Дрим был слишком высокомерен и лжив.       Что-то внутри Инка тянулось к Эррору.