«… До этого я долго считал встречу с Хаширамой судьбоносной. Но вскоре осознал, что это не так. Ты тоже внесла свою лепту. То время, когда я встретил вас двоих, наверное, слегка изменило мое отношение ко всему…»
Речка, негромко журча, извивалась на каменистых берегах. Окружающие её деревья создавали тенёк, несущий приятную прохладу. Тут и расположились я и мой товарищ, скрываясь от дневного палящего солнца. Да, жара сегодня стояла невообразимая. Я стёр пот со лба и посмотрел на товарища. Но он, кажется, не замечал жары, погрузившись в свои мысли. — У тебя нет никакого вкуса. Эта причёска и шмотки… Да уж, не впечатляет, — самоуверенно произнёс я, прерывая молчание и разглядывая своего оппонента. То ли из-за моего высказывания, то ли из-за смущения, вызванного моим пристальным взглядом, он поник. Опрятная причёска, тёмные волосы и карие глаза, тёплая улыбка и мечтательный взгляд вдаль - так я мог бы его описать, если бы видел впервые. Но это была далеко наша не первая встреча. И я точно знал, что мои слова задели его, но не обидели. Просто он не очень уверен в себе. Так и не дождавшись ответа, я попытался привести себя в порядок: одежда была вся в пыли и даже порвана в нескольких местах. Однако после схватки с сильным противником по-другому быть не могло. Мне нельзя было возвращаться в таком виде домой, иначе отец мог что-то заподозрить. А это было бы очень плохо. Впрочем, в Эпоху Воюющих Государств мало что в жизни можно было назвать хорошим. Одновременно с тем, как я начал ходить и говорить, научился и сражаться. Все благодаря изнурительным тренировкам, которым подвергал меня отец. Никакой жалости, никакого сострадания. Я стал гением, и в свои одиннадцать лет не многим уступал по силе. Иного от наследника одного из сильнейших кланов и не ожидалось. Следуя заветам своего отца, я также не проявлял жалости и сострадания, убивая мужчин и женщин, стариков и детей. На поле боя эти понятия размывались, перед тобой был никто иной как враг, подлежащий уничтожению. Делал это вовсе не потому, что получал от этого удовольствие. В противном случае убитым оказался бы я. Враги также не проявляли ничего человеческого в бою. Это можно было бы считать и уважением, и отсутствием гуманности. Смысл всего определялся лишь стороной, с которой ты на него смотрел. На войне по-другому быть не могло. Жестокость порождала жестокость, поэтому шиноби уже не могли действовать иначе. Клан шиноби был идеальным оружием для воюющей страны. Только заплати, и за тебя сражаются безжалостные профессионалы своего дела. Вечные схватки вели к тому, что число сражавшихся постепенно уменьшалось. Мало кто из соперников доживал до тридцати. А в бою важно любое преимущество: и численное, и качественное. Поэтому дети наравне со взрослыми погибали в бесполезных кровавых схватках. Я был самым старшим ребенком в нашей семье. Мать погибла почти сразу после того, как родила младшего брата. Поэтому наше воспитание легло на плечи отца. И он сосредоточился на том, чтобы сделать из нас идеальное оружие, способное поражать любого врага. Помимо меня было еще четверо братьев. Двое из них погибли в одиночестве, окруженные врагами. Самый младший брат бесследно пропал полгода назад, думаю уже безвозвратно. У меня остался только Изуна, второй по старшинству из всех братьев. Сложно было видеть свой клан после очередной схватки: крики отчаяния, слёзы горя, отсутствие надежды в глазах детей. Поэтому, убедившись, что с моим братом все в порядке, я направлялся сюда: на берег реки, чтобы отвлечься. Обычно здесь никого не было, и я мог хоть чуть-чуть побыть обычным ребёнком и просто, безо всякой причины покидать камушки в воду. Было весело наблюдать, как камень подскакивает на речной глади, а затем с бульком уходит вниз. Хотелось бы привести сюда и Изуну, но тогда бы отец заметил, что я отлыниваю от тренировок, выслеживания и уничтожения потенциальных врагов. Это и было моим прикрытием: ему я говорил, что иду на разведку, а сам направлялся сюда. Так как я был одним из сильных шиноби своего клана, отец без сомнений отпускал меня. Он никогда не пытался сделать из меня бездумную марионетку, и всегда заставлял самостоятельно принимать решения и нести груз их последствий. В одну из таких своих посиделок я и встретил Хашираму. Он был странным, застенчивым, но в то же время кидал камни лучше меня. По его броскам и умению ходить по поверхности воды я сразу понял, что он шиноби. Думаю и он понял, что я не обычный ребёнок. По-хорошему, стоило рассказать об этом отцу и уничтожить вероятного противника, но я не хотел делать этого. Возможно, и он был чьим-то братом, да и мне нравилось общаться с ним. Хаширама тоже не предпринимал никаких действий в отношении меня. Из осторожности мы не говорили друг другу, кто из какого клана. Да и все наши встречи были чистой случайностью: заранее о них никогда не договаривались. Мы соревновались в бросках камушков, в тайдзюцу и просто мечтали. Мечтали о мире, где дети не должны участвовать в войнах и погибать ни за что. Решив, что полностью привести себя в порядок все же не получиться, я бросил это дело и вновь обратился к собеседнику: — Твои боевые навыки и захваты ничего. Сказал бы, соответствуют моим. Это и это было правдой. Хаширама ни в чем не уступал мне. Пусть мы и не использовали техники, я был уверен, что он был таким же гением своего клана, как и я. Мы во многом были похожи. Он, как и я, терял своих родных в этой бесполезной войне и жаждал её прекращения. — Соответствуют? — переспросил Хаширама, будто бы очнувшись от долгих раздумий. А затем с некоторой долей издевки произнёс: — А кто здесь земли наглотался? — А? — я даже несколько опешил от такого ответа. К слову, это всегда поражало меня в Хашираме. Он всегда был таким застенчивым, будто бы забитым. Но в определенные моменты кардинально менялся, вводя меня в ступор. Каждый раз я не знал, что ответить, поэтому начинал злиться. Вот и сейчас, схватил первый попавшийся под руку булыжник и запустил его в соперника. — Лучше бы помолчал, Хаширама. Камень попал прямо по голове Хаширамы, не ожидавшего такой подлости, и тот свалился на пятую точку. Он вскочил и начал осматриваться в поисках другого булыжника, чтобы кинуть в ответ и внезапно замер. Мне стало интересно, что же так поразило его, поэтому я тоже посмотрел в ту сторону. На небольшом пригорке сидела темноволосая девочка лет семи и невозмутимо гладила большого белого кролика. Почувствовав, что её разглядывают, она остановилась и подняла свой взгляд. Льдисто-голубые глаза, худенькое личико и еле заметные веснушки. На первый взгляд обычная маленькая девочка. Но я напрягся. Откуда тут взяться ребёнку? Поблизости нет поселений, и только мы с Хаширамой знаем об этом месте. Судя по его реакции, он тоже очень удивлён её появлению. Но пугает даже не это. Как она смогла незаметно подобраться к двум сильным шиноби? Если бы Хаширама не обернулся, мы бы её и не заметили. — Нэсс, что ты здесь делаешь? — прервал мои размышления Хаширама, обратившись к девочке. Значит, он её знал. Я напрягся ещё больше: это не сулило ничего хорошего. Девочка ничего не ответила, все так же пристально разглядывая меня. Впрочем, я не уступал ей в этом. — Нэсс, если отец узнает, что ты здесь, то разозлится, — вновь обратился к девочке Хаширама. Отец… Значит они из одного клана. Может всё же не следовало доверять Хашираме и это ловушка? — То же можно сказать и о тебе, — спокойно ответила ему Нэсс, наконец прекратив сверлить меня взглядом. Но это не принесло мне облегчения. Кто знает, может в следующую секунду на этом берегу появятся ещё шиноби. Я начал продумывать план отступления. — Что ты здесь делаешь и кто эта непонятная личность? — спросила Нэсс у Хаширамы, кивнув в мою сторону. Она казалась невозмутимой, но при этом сильно прижимала к себе белого кролика. — Я? — столь нелестное описание вогнало меня в ступор. Я забыл обо всех разрабатываемых мною стратегиях отступления и обороны и разозлёно посмотрел в сторону своего товарища. Тот тоже выглядел крайне озадаченным и ничего не собирался мне объяснять. Но столь дерзкое высказывание не следовало оставлять без внимания, особенно от какой-то мелкой девчонки, поэтому я заявил в ответ: — Это я непонятная личность? Сама вылезла неизвестно откуда. Да и кролик у тебя какой-то странный. Будто бы услышав мои слова, чудо-зверь в руках девочки повернулся ко мне мордой… — Чёрт, да у него глаза красные. Он же больной! — не подумав, выпалил я. Нэсс моё высказывание не пришлось по вкусу. Она вскочила и направилась в мою сторону. — Хаширама, кто это? — мне эта ситуация нравилась всё меньше. Кто знал, что задумала эта малявка. — Это моя сестра, Аванесс, — Хаширама наконец вспомнил, что он умеет разговаривать. Он преградил дорогу Нэсс и обратился теперь уже к ней: — Ты что, за мной следила? Та смущённо отвела взгляд, и тихо ответила: — Я давно заметила, что ты часто куда-то уходишь. Вот мне и стало интересно… Сестра? Впрочем, они чем-то похожи. Мы мало что рассказывали друг другу о своих семьях, поэтому неудивительно, что я не знал, что у Хаширамы есть сестра. Судя по всей сложившейся ситуации, мой товарищ не планировал этого. Но еще рано было расслабляться: за девочку ручаться я не мог. Неплохо было бы использовать шаринган и обследовать местность, но меня останавливали две вещи. Во-первых, таким образом я бы выдал свою принадлежность к клану Учиха. Ничем хорошим это бы не кончилось. А во-вторых, я ещё не пробудил свой шаринган. Кланы Учиха и Сенджу считались сильнейшими. И если за одну из воюющих сторон сражались Сенджу, то другая обязательно стремилась нанять Учиха, мой клан. Многие стремились получить на свою сторону именно эти кланы, что, несомненно, злило остальные семейства. Поэтому убить кого-то из «сильнейших» для членов других кланов считалось делом чести и невероятным достижением. Кроме того, это способствовало тому, что Сенджу и Учиха стали заклятыми врагами, и каждое столкновение между ними было неизбежно: в каждом бою кто-то погибал, и в последующих боях скорбящие пытались отомстить за поверженного. Нескончаемая борьба, словно Уроборос* пожирающий свой хвост. — Ну ты даешь Хаширама, не заметил слежки за собой. Тебя уделала какая-то малявка! — возмутился я. Уж он-то должен бы предположить подобное и пресечь на корню. Хаширама, как и я, всё тщательно всегда продумывал. — Я, в отличие от тебя, в свои семь лет знаю, что по утрам нужно причёсываться, — насмешливо произнесла Нэсс, выглянув из-за брата, и выжидательно посмотрела на меня. И увидев, что я уже готов полезть с ней в драку, она с еще большей издевкой добавила: — Да и ты не заметил, что я здесь. Какой же из тебя шиноби? Я почувствовал, что еще чуть-чуть и шаринган сам активируется. Да что уж там шаринган, руки так и чесались придушить эту мелкотню. Да и Хашираму тоже, а то вон стоит и просто лыбиться. — Нэсс, это Мадара. Он мой… Мы вместе тренируемся и играем в камушки, — все так же широко улыбаясь, произнес Хаширама. Потом развернулся к девочке и серьёзно произнёс: — Нэсс, не говори об этом отцу, пожалуйста. Ты же знаешь, к чему это приведёт. Да и другим говорить не следует… — Мне нет никакого резона делать этого! — резко перебила его Нэсс. Я был удивлен, её реакции. Будто ей эта идея не нравится ещё больше, чем Хашираме. Но для этого не было причин: меня она видела впервые, и я был её потенциальным врагом. От удивления даже моя злость прошла. Я даже проникся уважением, к такой решительности. Но это длилось недолго. — Но тебе следует быть осторожнее с незнакомцами. Особенно, с такими неопрятными, вдруг это заразно? — сказав это, она усмехнулась и выжидательно уставилась на меня. — Да как ты смеешь?! — возмутился я, вновь готовый броситься на наглую девчонку. Но поймав настороженный взгляд Хаширамы, прошипел: — Лучше прекрати это. — Нэсс, прекрати, — попросил её Хаширама. — Ха! Не сильно то и хотелось, того и смотри волосы еще больше дыбом станут, хотя куда уж больше, — пробормотала девочка, отвернувшись, и с напускной старательностью начала разглядывать окружающую местность. В ответ на её реплику я разозлёно сжал кулаки, но увидел, что она больше не обращает на меня внимания. Нэсс разглядывала речку и о чём-то вполголоса беседовала со своим странным зверем. Я выжидательно посмотрел на товарища. — Я так и знал, что вы поладите! — весело воскликнул Хаширама, приняв воцарившееся молчание за перемирие. Чёрт, он в своем репертуаре. Я начал искать что-то потяжелее булыжника. Но, на удивление, Нэсс опередила меня. Она внезапно пнула своего брата по ноге. Тот не ожидавший такого отскочил аж на полметра и упал. — А ты не промах! — уважительно произнёс я, оценив силу и результат пинка. Семилетняя девчонка в платьице смогла уложить сильного шиноби без особых усилий. — Спасибо, — спокойно отозвалась девочка, поглаживая кролика. Она даже не выпустила его из рук. Кажется, его вообще не волновало происходящее вокруг... Точно какой-то неправильный кролик. — Ну, теперь-то точно поладили, — пробормотал пострадавший, — хвала небесам. На секунду мне показалось, что глаза Хаширамы разъезжаются в разные стороны, поэтому я обеспокоенно заметил: — По-моему, Хаширама того… — он продолжал что-то невнятно бормотать себе под нос. Нэсс улыбнулась, посадила кролика на землю и, подойдя к брату, произнесла: — Хватит дурака валять, вставай. Тот, пробормотав что-то о жестокости мира, поднялся на ноги и начал отряхивать одежду от пыли. Возможно, после всего произошедшего он казался слабаком, который не мог дать отпор девчонке. Но я знал, что это не так. Хаширама терпел все эти выкрутасы, потому что любил свою сестру. Хаширама подобрал небольшой плоский камушек с берега и направился к воде, чтобы бросить его. — Нам уже пора. Иначе Бу… — Нэсс начала говорить, но тут же резко осеклась. Затем будто бы проделав над собой огромное, усилие продолжила, — иначе отец будет нас искать. Возможно мне показалось, но слово "отец" Нэсс буквально выдавила из себя. Интересно. — Да, ты права, — спокойно ответил Хаширама, всё это время он стоял к нам спиной и был сосредоточен на броске, поэтому скорее всего не заметил этой секундной заминки. — Мы пойдём, Мадара. Хаширама подождал, пока девочка подберёт своего странного кролика, который так и не сдвинулся с места, где его оставили, взял её за руку и повел в сторону леса. Я же смотрел им вслед и думал, встретимся ли мы вновь. Каждый день на поле боя погибали множество людей. И следующим мог быть я или кто-то из них. Или мой брат. Но я этого ни за что не допущу. Мне тоже следовало возвращаться, поэтому ещё раз попытавшись привести свой внешний вид в порядок, я направился домой.***
Пустыня полная обломков камней и пыли. Вот во что превратило поле битвы некогда красивое, полное жизни место. Деревья и трава сгорели в мощных техниках, земная твердь разверзлась трещинами после мощных ударов. Помимо удушающей пыли в воздухе витали страх, боль и отчаяние. На войне и не могло быть иной атмосферы. Впрочем, это нравилось мне. Я был в экстазе, особенно сейчас, когда наконец-то, спустя большое количество времени оказался близок к своей цели. Столько сил и ресурсов было потрачено на её достижение, столько терпения. И теперь я снова чувствую свое тело! После стольких лет забвения. Чувствую биение сердца, как кровь струится по венам. Это просто фантастика… У меня даже мурашки в предчувствии кровавой битвы и предсмертных криков! И даже отсюда слышу, как где-то далеко люди испуганно говорят: «Он вернулся! Мадара Учиха вернулся». *Уроборос — змея (дракон), свернувшаяся в кольцо и заглатывающая свой хвост. Символизирует вечное повторение, единство противоположностей; отсутствие дифференциации, неделимость; «вечное возвращение».