После прощения.

Крепче сжимает мою руку. Всеми силами пыталась отвлечься от мыслей. Попыталась выбросить те слова, сказанные Арсением перед тем, как он потерял сознание. Но все мои попытки сходили на нет, едва смотрела на его лицо. Он без сознания и сколько еще проваляется в подобном состоянии — неизвестно. Эта самая неизвестность пугала. До безумия мучила меня. Кто мог нанести ему такое ранение, кто желал его смерти и как он вообще смог добраться до этого проклятого дома в подобном состоянии? От всех мыслей голова шла кругом. Чувствовала, как поднимается давление, как неконтролируемый звон приносил дискомфорт. Я не знаю, что ему там снилось… видел ли он сон в подобном состоянии. Лицо бледное, губы потрескались от горячего кислорода, которые он вгонял в себя. Мне хотелось открыть окно, проветрить эту душную комнату, в которой невозможно было дышать. Хотелось убежать. Хотелось кричать. Но вместо этого я просто сидела на краю кровати и позволяла Волохову держать мою ладонь. В один момент мне показалось, что он что-то вяло пробормотал. Но это был лишь стон, сорвавшийся с губ. Снова его блаженный стон, будто ему полегчало, и снова в этой проклятой комнате. Следует ли мне думать о том, что он сказал два часа назад, перед тем, как провалиться во мглу? Стоит ли вообще придавать значение его словам, учитывая то, сколько крови потерял. Он мог реально бредить. Мог не понимать, что несет. Одно знаю точно — это был явно не тот безжалостный ко мне и моему телу Арсений, отсидевшись десять лет за своё преступление. Это был совершенно незнакомый мне человек, который одной лишь фразой заставил моё разбитое сердце тут же восстанавливаться, собирать себя же по кусочкам. — Тсс, лежи, тебе нельзя напрягать живот. — Едва заметив, что Волохов хочет приподняться, я тут же кладу ему свободную ладонь на грудь и начинаю постепенно надавливать. Он послушно откидывается снова на постель, постепенно приоткрыв глаза. Осматривает сначала потолок, затем при столь тусклом помещении находит моё лицо и зацикливает свой взгляд именно на моих губах. Это было бы романтично, не учитывая эту страшную ситуацию, в которой находимся, и ту безумно болезненную ночь, связавшую наши судьбы общим ребенком. Его глаза цвета серо-голубых льдинок смотрели прямо в мою душу. Они искали ответы, жаждали каких-либо слов, действий, но вместо этого наткнулись на стену из боли и страданий. Я не пропускала Арсения в свою разорванную душу, старалась спрятать свои мысли. Считала, что он буквально видит меня насквозь, читает каждую строчку, которая пунктирным шрифтом мелькала в моей голове. — Как ты себя чувствуешь? — попыталась нарушить эту тишину, но столкнулась с невообразимым. Он приподнял руку и прижал указательный палец к моим губам, велев таким образом замолчать. Слегка приподняла брови, шокировано наблюдала за тем, как блондин, облизнув губы, шумно вдохнул. — Ты это сделала? — кивает на мною перебинтованную рану. — А ты думаешь, что… — Просто ответить не можешь? Считаешь, что раз я в подобном состоянии, то имеешь право мне дерзить? — он ухмыльнулся. Ненавижу его ухмылку. — Я,— ответив на его первый вопрос, попыталась отодвинуться, но Волохов схватил меня за запястье и с силой притянул к себе. От страха я забыла как дышать. Смотрела на него широко распахнутыми глазами и даже не моргала. Он, словно хитрый лис, искаженно смотрел на меня сквозь свои густые ресницы. Наблюдал за реакцией, старался сделать что-то провокационное, дабы проверить, узнать, что же я буду делать. Страшно? Или же… Волнительно. Именно так. Всё внутри меня сжималось, приятным мотивом проникало вглубь сердца, заражая его новой энергией. Хотелось кричать от какого-то дикого восторга, от какой-то тревоги. Эта самая тревога была строго не из-за того, что я боялась, как бы Арсений не повторил ту злополучную ночь. Тревога была строго из-за нашего зрительного контакта, от его нежного прикосновения, от того, как наши грудные клетки поднимались в унисон друг другу. Приятно покалывает в грудной клетке. Мне стало настолько невесомо, настолько спокойно, в то же время я просто продолжала выжидать подходящего момента, чтобы побыстрее всё это прекратить. А хотела ли вообще? Сама не знала ответа на этот вопрос. Разрывалась между желанием остаться вот так лежать на нем и схватиться за приготовленный под подушкой кухонный нож. — Спасла меня. А говорила обратное. — Я до сих пор жажду твоей смерти. К сожалению, это невозможно, пока мои родные в опасности. — Ты сама подписала им такой приговор, едва ослушалась меня и поперлась в полицию. — Это ведь не будет продолжаться вечность, верно? Они успокоятся. Возможно, мне следует с ними поговорить и доказать, что мы не будем… — Я уже пытался. — Кивает на свою рану в доказательство того, что ни черта не вышло. — Как они нашли нас? — Я сам виноват. Поехал в город, засветился,— признается Волохов, постепенно обхватив мои пальцы в свою ладонь, слегка приподнимая её к своим губам. Нежно поцеловал каждый из пальчиков, посылая стаю разбушевавшихся ос прямо мне в душу. Они тут же жалят и без того болезненную душу. Приносят столько боли, столько ярких вспышек безумия. Хотелось метаться со стороны в сторону. Хотелось убежать, скрыться, вытащить эти жала из себя, попытаться избавиться от острой боли. Нет, ничего не выходит, когда Арсений все же приподнимается. — Что ты ответишь на это? — На что именно? — Я не бредил, Ксюша. Всё было обдумано, всё было от самого сердца. — Ты думаешь, что я поверю в это? Ты соглашался с теми ублюдками по поводу моего убийства. — Но именно я сдал этих «ублюдков», как ты выразилась. Они были моими друзьями, моими братьями по духу! Я в тот момент себе так же смертный приговор подписал! — Тебе плевать на то, что ты сделал… тебя лишь задевает тот факт, что я выстрелила?! — Дважды,— с сарказмом произносит блондин и я снова вглядываюсь в его татуировку. — Я не думала, что буду способна на убийство. — А я не думал, что буду способен на сострадание. Для меня девушки были лишь куском мяса. Им торгуешь, им пользуешься, его пожираешь… Ты была не исключением. Но твои крики, твоя мольба, которая передавалась только по одному взгляду… — Я помню всё, — прерываю Арсения, — и не хочу больше об этом говорить! Попыталась встать, но он не отпустил меня. Смотрел в глаза, и явно заметив там отблеск страха, тут же ослабил хватку. Освободившись, встала немедленно с постели и направилась к окну. Вглядывалась в эту густую тьму, не веря в то, что реально нахожусь снова в этом доме, снова с ним. Мне казалось всё это сном, очередным кошмаром, от которого я проснусь громким криком. — Ты не дождешься от меня извинений. — Потому что сама виновата? — истерически усмехнулась я. — Нет. Его томный выдох заставил меня обернуться. Арсений продолжал лежать на спине и залипать в потолок, словно меня здесь и не было. Он никак не реагировал на то, как сильная холодная дрожь пустилась по моему телу и мне пришлось обхватить себя руками в попытке согреться. Та духота, что стояла в комнате, словно испарилась. Сейчас холодные капельки пота собирались у меня на лбу и висках, плавно спускаясь по лицу. Вытираю их тыльной стороной ладони и следую к выходу из комнаты. — Ты же сама просила не говорить об этом. Поэтому мы больше не будем. — На что ты рассчитываешь? — находясь уже полностью во власти нервной лихорадки, я останавливаюсь, полностью развернувшись к Волохову лицом. На этот раз он повернул свою голову и смотрел строго мне в лицо. Не было изучающего взгляда, он не ждал каких-то проявлений эмоций. Он просто раздумывал над своим ответом, который прозвучал слишком внезапно для меня. Словно он уже знал его заранее, и просто ждал подходящего момента, чтобы произнести этих слов. — Я рассчитываю на то, что твой страх уйдет. Открываю рот, стараюсь произнести какие-нибудь опровержения его словам. Ничего. Лишь пустой выдох. Лишь тьма, покорившая моё сердце. Мы снова встретились взглядами, и в этот раз я не хотела, чтобы зрительный контакт нарушился. Я просто хотела смотреть… просто верить. Но доверять никогда бы не смогла — это знаю точно. — Иди к сыну. Обними его и засыпай. К утру я оклемаюсь, и мы будем думать, что делать дальше,— он заявляет это обдуманно и отворачивает лицо, прерывая наш зрительный контакт. Арсений закрывает свои глаза, а я медленно приближаюсь к двери. Едва обхватываю ручку своими пальцами, как застываю. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Ксюша,— с некой долей ласки отзывается Арсений, и тишина пронзает моё сердце. Выхожу, закрыв за собою дверь. Как только делаю пару шагов, то тут же роняю горькие слезы. Эмоциональная боль уничтожает. Хочется кричать, вопить во всю глотку на всю улицу. Мне еще никогда прежде не было настолько больно и противно от самой себя. В один момент я могла бы это всё прекратить. Убить! Отомстить! Сделать так, чтобы и этого ублюдка не существовало, как и тех троих. Но я не смогла. И не потому что он единственный, кто может нас защитить. Всё только потому что — он был мне необходим. Моё безумие, мой страх, моё спасение…

***

Едва дверь закрывается, как я сильнее сжал свои веки. От необходимости остановить, закричать во весь голос, чтобы она вернулась — хотелось попросту выть. Обманывал, думал, что таким образом я очищу свою репутацию и на мне больше не будет клеймо насильника. Я спас её и хочу, чтобы об этом все знали. Но такого не будет, пока она сама в это не поверит… И для этого я разыгрывал этот ебучий спектакль. Сначала подговорить Жуликовых, чтобы те помогли мне разыграть идеальный спектакль с попыткой изнасилования Ангелины. Затем пошло дело техники. Ключевую роль сыграл тот факт, что Ксюша безумно боится за жизнь своей сестры и нашего сына… Увезти её, сделать так, чтобы была со мной круглые сутки. А потом это точное ранение, от которого мои органы не пострадали, а сам я смог получить помощь. Предполагал ли я, что эту помощь окажет мне именно она? Конечно, ведь Ксюша нуждалась в моей защите. Моральный урод? Насильник? Лгун? Пусть будет так. Но я не собирался продолжать жить с этим клеймом. Я хотел начать всё с чистого листа, и для этого мне нужна была она… Ксения — единственная ниточка, связывающая меня с прошлым. Понял, что полюбил тебя Тупорылый мудак! Как я мог такое ляпнуть? Зачем? Почему? Для чего? Я не жаждал прощения, я жаждал всего лишь нормализировать свою жизнь. Жаждал, чтобы на меня не смотрели как на насильника, не осуждали за спиной, не считали конченым ублюдком. Но не думал, что когда-нибудь вообще кому-нибудь скажу эти слова… Что скажу их той, чью жизнь уничтожил. Что-то меня тянуло… Какая-то невидимая нить, что-то очень сильное, заставляющая мою кровь бурлить с новой силой. Хотел её. Безумно. Хотел поцеловать, хотел прижать, хотел трахать без остановки. Изменился? Нет… не по отношению к ней. Она родила мне ангела, она теперь связана со мной этим замечательным фактом… Мне было просто отыскать их в том городе. Просто навести справки… Подстроить случайную встречу в магазине мебели. А перед этим днями и ночами следить за её жизнью, за жизнью её сестры… за жизнью моего сына. Гордость от того, что она решилась и родила мальчика — будоражила моё подсознание. Поблагодарить её за это — вот что нужно было. А вместо этого я обманывал и продолжаю обманывать… И не могу остановиться. Побольше опасностей необходимо создать, чтобы она поняла, что без меня не сможет выжить, не сможет обезопасить свою семью. Я должен сделать так, чтобы она доверилась, чтобы она отбросила свой страх передо мной и очистила моё имя. Я должен… я хочу… Ксюша-Ксюша… — Тсс, Арсений, успокойся… — повторяю себе, едва подумав о ней, начинаю чувствовать эрекцию. Маленькая чертовка, завладевшая моим разумом. Она заставляла думать о себе каждую минуту. Я жаждал её. Не физически. А душевно. Она моя! И только моя… Сам себе не позволю повторить ту глупость… Только не в этот раз. Только не с ней. Не с моей Ксюшей.