После прощения.

За ужином всё казалось настолько диким и безумным для меня. Даже учитывая тот факт, что Арсению противопоказано было положение сидя — он всё равно оказался на кухне за столом. Вместе со всеми нами. Смотреть даже в его сторону не могла. Не могла нормально держать ложку и спокойно сидеть и хлебать свой суп. Всё моё тело дрожало. Только вчера его ранили, только вчера он умирал и истекал кровью. А я спасла его. Только вчера он сказал… сказал… — … И ты признался ей? — спокойно продолжает разговор с моим ангелом, не упустив шанса взглянуть на меня. — Я подарил ей валентинку. Но она подумала на другого мальчика, — с грустью в голосе выдохнул Федя. — Надо было быть понастойчивей. Не стоит ждать от девочек согласия, Федя, нужно действовать пока… — Не смей учить моего ребенка этому! — грубо отвечаю ему, заметив как Арсений начинает злиться. Его ухмылка и я едва ли не бросаю ложку в остывший суп и не кидаюсь на него с ножом в руке. — А кто же, если не я? — Я лучше знаю, как нужно говорить и вести себя девочками! Я научу. А вот ты можешь только причинить боль, другого попросту не умеешь. Витавшее в воздухе напряжение замечает не только сын, но и Ангелина. Она настороженно посмотрела сначала на меня, а затем на Арсения, тут же встав на ноги. — Федя, ты уже поел. Пойдем, поиграем во что-нибудь… — Но я хотел десерт. — Иди, сынок. Не бойся, пирог никуда не денется. Как только он слегка остынет, я принесу вам по кусочку, — дружелюбно киваю в знак признательности младшей сестре. Сыну ничего не остается, кроме как послушно встать со стула и направиться вместе с Ангелиной в одну из комнат. Сестра кидает на меня последний взгляд, дабы предупреждает, чтобы я контролировала свои слова. Мы снова остаемся наедине и это начинает едва ли не душить меня. — То есть, ты боишься? — Чего? Того, что ты мне сына испоганишь?! — Испоганю значит, — задумчиво произносит Волохов и отодвигает от себя полупустую тарелку, — думаешь, он станет лучше чем я? Воспитание — воспитанием, а вот гены ты никак не заглушишь. — Перестань такое говорить! Мой сын никогда не причинит боль девушке. — Если только она не будет ему дорога. — Значит по твоему той, кто тебе дорог, можно сделать больно. — Если она не права. — соглашается Волохов. — Ты была не права. — Но я… — Ты была не права надев такое! Ты, блять, ошиблась в том, что не позволила мне быть с тобой вначале. Брыкалась, скакала как лосиха на заднем сидении. Ты была не права заговорив с Денисом, была не права едва дала понять, что не промолчишь и всем расскажешь о нашей ночи. — Ночи? Это было изнасилование! Вы вчетвером!… Слова срываются с губ так же стремительно, как и слезы. Но едва я вспомнила каждого из тех ублюдков, как тут же затихла. Но вот только не слезы, которые теперь бурным потоком лились с глаз. — Я больше не хочу говорить об этом. — Что сейчас чувствуешь? — он переводит тему. Он говорит строго за себя и это становится ясно по интонации его голоса. — По-прежнему хочешь убить меня? — Да. — По-прежнему считаешь, что я виноват? — Да. — И всем ты только об этом говорила. Да? Я насильник и убийца… А тот факт что я подготовил твои дырки для них не в счет? Разорвали бы к чертям собачьим, и ты бы подохла истекая кровью! А тот факт что я вызвал ментов и скорую, а тот факт что пошел против своих друзей детства!!! И всё это ради того, чтобы спасти тебя, чтобы… — он с силой стучит кулаком по столу, его голос будто сейчас разорвется от зловещей интонации, — а ты выстрелила. И мало того, что выстрелила, даже на суде не рассказала правду. Не сказала, что я хотел помочь… Уничтожила столько лет моей жизни. Ты промолчала, Ксюша. Ты лгала всем, что я такой же как и они, что я хотел твоей смерти… Что все мои слова о том, что я спасал тебя — ложь. И у меня вопрос: зачем? — Я не могла поверить в это. Не могла поверить в то, что ты пошел против своих друзей, зная, что их посадят, и тебя заодно. А всё ради жизни какой-то девки. — Запомни, — он резко встает и наклоняется в мою сторону, — ты не какая-то там девка. Зрительный контакт прерывается его резким движением. Волохов хватает меня за волосы и притягивает к себе, заставляя встать на ноги и едва ли не упасть брюхом на стол. Впивается в мои губы настолько крепко, словно желал этого всю свою жизнь и теперь боится отпустить. Его язык вторгается в мой рот, велит вступить с ним в неравную битву, плавно перетекающую в примирительный танец. — Ай бля…. — стонет мне в рот и отводит взгляд на свою рану, по-прежнему не послабив хватку моих волос. Я замечаю как ярко выраженные капельки крови на белом бинте начинают собираться воедино и теперь кровь стекает по накаченному торсу Волохова. Она достигает резинки спортивных штанов, пропитывая её. — Ты слишком сильно прижался к столу. — вмиг ощущаю, как он ослабляет хватку и я вырываюсь, кинувшись к полотенцу. Намочив край, начинаю собирать вытекающую кровь, попутно вспоминая куда положила бинты. — Помоги дойти до комнаты. — вялым голосом приказывает Волохов и протягивает свою руку. Я даю ему возможность опереться на меня и маленькими шагами мы покидаем кухни. Отдав ему полотенец в руки, прохожу по этому злосчастному коридору. Снова белые стены превращаются в кровавые от моих вспышек воспоминания. Снова я чувствую, как кровь бурлит по сердцу и отдается тяжелым басом в висках, едва мы подходим к этому личному котлу ада. Распахиваю дверь, провожу Арсения дальше по кошмарной комнате и помогаю прилечь на разобранную кровать. — Разрежь бинты. — Думаешь, что швы разошлись? — Не могу быть уверенным, но похоже на то. — Я не смогу зашить рану, пока ты в сознании. — Почему это? — Вдруг последует болевая реакция и ты меня ударишь. — Ксюшааа, — он тянет моё имя и берет за подбородок, велев посмотреть строго в глаза, — я больше не ударю тебя… разве что ладонью по твоей сладкой попке. Злость пробивает до костей. Хотела ударить этого мудака, но вместе этого позволяю ему оставить невесомый поцелуй у меня на губах. Что же я делаю… Что же я позволяю делать… — Лежи, — слышу его голос, едва открываю глаза, — иначе голова закружится и снова потеряешь сознание. — Что-о… — одно слово и чувствую ужасную боль пульсирующую в висках, и невозможную сухость в горле. — Что произошло?.. — Я поцеловал тебя и ты внезапно потеряла сознание. Беременной быть не можешь, ведь я тебя еще даже не трахнул. — усмехается Арсений. — Ещё… Это слово острым копьем впилось в моё сердце и наконец я начинаю понимать самое ужасное. Лежала на кровати вместе с ним… едва ли не в обнимку… положив свою голову ему на руку. Хотела резко встать, но Волохов внезапно надавил свободной ладонью мне в область грудной клетки. Он велит мне лежать и желательно не шевелиться… Он… Он… Нет!!! — Сегодня у нас ничего не будет… Хотя, еще не вечер. — улыбается Волохов. Я чувствую это, и от этого факта еще страшнее. — Мне надо к сыну… — Они пошли в магазин. — Что??? — Не бойся. Я всё проверил. Дорога безопасна. У меня собственные информаторы. — кивает куда-то и я приподнимаюсь с его позволения, глядя на мобильный телефон, лежавший рядом на постели. — Я не доверяю. Не тебе. Не им. — скрипя зубами проговариваю эти слова, на что Волохов закатывает глаза и тянется к мобильному. Набрав последний вызов, он ставит на громкую связь, а я попыталась приподняться и отсесть от него. — Лежать! — грубо произносит Арсений, на что моё тело мгновенно подчинилось, а разум уже давал ему пиздюлей. На звонок отвечают почти сразу. Приятный женский голосок почему-то вмиг начал раздражать, а внутри меня закипать лава. — Милый, ты что-то забыл? — Хотел спросить: следишь за моим сыном? — четко и грозно спрашивает Волохов, хотя на его лице улыбка, едва услышал её голос. — Я тебе скажу одно: он безумный сладкоежка. Половина твоих денег ушло строго на мармелад и конфеты. — Прям как и я в детстве. — он говорит это именно мне, иначе почему посмотрел в глаза и озвучил эту схожесть. Все дети любят сладкое… Это не означает, что Федор копия Арсения. — Да ты и той ночью не отказался от сладенького. Помнишь взбитые сливки на моей клубничке? Она блондинка. Безусловно. Настолько тупо сказать какую-то там… Что? Почему-то по телу пробежались мурашки, а давление в черепной коробке враз подскочило. Я захотела закричать, но вместо этого ощутила впервые за столько лет только одно… ревность! Представляю, как Арсений был с какой-то там девушкой, да еще и… Нет! Я не могла пересилить свой разум и эти глупые картинки фантазии. Откуда у меня ревность к этому ублюдку? Почему заколотило, едва он продолжил милую беседу с этой дрянью?! И почему она дрянь, если мило разговаривает с ним? Типичная бабская ревность? Но к кому?! К насильнику?! К тому, кто убил мою душу, кто изуродовал тело? Нет! Я не должна так думать! Я не должна это чувствовать. Но черт, как же сильно сжимается сердечко, едва понимаю, что реально чувствую. — Такое чувство, что ты желаешь повторить. — Твоя грубость заводит. — отвечает девушка. — Она не только тебя заводит. — Арсений наблюдает за моими попытками привстать, резко схватив за локоть. — Они вышли. Всё хорошо. — Продолжай слежку, моя дикая кошечка. Звонок закончился её смехом, а наш разговор начался его заявлением. — Могла бы и не демонстрировать свою ревность. — Ревность? — Ты выдала себя, Ксюша. — Послушай… — смеюсь, чем полностью обескураживаю Арсения. Он отпускает меня и позволяет встать на ноги. — Мне плевать на тебя и на твои отношения с девушками. Мне плевать на то будешь ты вообще жить или нет… Я беспокоюсь только за своего сына и за сестру, и… — Красивая ложь, Ксюша. Вот только дай я тебе кое-что дам послушать, прежде чем ты продолжишь лгать мне и тем более самой себе… Он снова возвращается к своему телефону и через секунду весь мир рухнул, и я вместе с ним. Мой сонный голос… — Тсс, не отпускай меня…