За кулисами

      Ночная прохлада студила больные ноги. Из-за чего никак не покидало ощущение могильного холода, пробравшегося за толстые покрывала, все тянувшего свои тонкие руки к пропускающему удары сердцу. Тусклый свет настенных лампад казался ослепительнее самого яркого дня, искавшего свое отражение в Белокаменной Москве. Патриарх Иоаким настоял, чтобы они горели не переставая, служа ориентиром для потерянного в полумраке сына Божия. От этого сильно болела голова, но сил сказать придворным, столпившимся в царской спальне, не было.       Всё, как в день венчания на царство. Отличается только настроение в глазах собравшихся. Большое столпотворение подающих надежд на счастливое и безмятежное будущее дворян резко контрастировало с голодным оскалом озлобленных на справедливость чиновников. Фёдор каждой клеткой болезненно пылающего тела ощущал, как их яд просачивается под кожу, отравляя кровь и вгрызаясь в слабые кости. Что же… такова заслуга любого, кто не поддается системе.       Он мог бы отдать им отпор; вооружиться мечом и рубить головы до последнего, чтобы только избавиться от гнетущего мрака, сжечь поддавшиеся гнили порочных грехов тела вместе с разрядными книгами. Только вместо меча под рукой была лишь трость. Да и Фёдор уже устал от всех этих войн, включая свою собственную. Раны, нанесенные тяжелым роком, тлели на рассыпающейся в пепел душе, стискивая мир вокруг. Грудь, еще с детства исколотая множественными шипами в одну раннюю зиму, слабо поднималась и опускалась вразрез с безумным желанием зачерпнуть больше воздуха. Он не слышал ни пения ангелов, ни призыв своего отца Тишайшего – оживленный шепот бояр и дворян заглушал даже звонкий голос милой Агафьи. И беспокойный богатырский рёв Илюши. Они утопали в нарастающем многоголосом шуме, вырывающем царя из расслабленной, смертельной полудремы.       Нежилец.       Фёдор мучительно осклабился, отмахиваясь от назойливых мух, маячивших перед глазами вот уже шестой год. Не увидят они его мучений, как не видели рыданий, клеймивших острое от худобы лицо на смертном одре Алексея Михайловича или Агафьи Семёновны. Слишком многого хотят. Он стал достойным правителем, но хватало и того, что в змеином гнезде Российской державы треклятые василиски задрожали от страха перед предстоящими расправами. Вслушиваясь в это шипение, молодой царь улыбнулся, превозмогая боль. Не зря он вооружился своей тростью и пером, чтобы отбиться от напастей скверны, проевшей землю русскую еще со времен Смуты. Не зря мертвой хваткой он вцепился в трон, унаследованный от отца, подставив спину под удар двух тысяч алчных языков-плетей.       Семь Архангелов следили за ним с расписного потолка, сложив крылья и молясь за истерзанный болезнью дух одного маленького человека. За их плечами Фёдор видел лицо Божией Матери и узнавал в ней черты Марии Ильиничны, своей матушки. Её маленькая рука пригладила мокрые от пота волосы, оставляя на щеках тепло материнской любви. Царь приподнял голову, чтобы не расставаться с этим спасающим из тьмы чувством, однако столкнулся с глазами перепуганной Марфы.       Юная супруга бережно поглаживала пальцами его выпирающие скулы, изредка смахивая невидимые пылинки и тихо плача под хриплое дыхание умирающего. Она замерла на мгновение, всматриваясь в глубину беспамятного взгляда Фёдора, а затем печально вздохнула, не отыскав там желанного ответа на многие девичьи вопросы. Бедная царица Марфа Матвеевна. Кто не слышал её слез.       Агафья вырвалась из грохочущей толпы и поднесла к постели замолчавшего Илью Фёдоровича, позволяя возлюбленному вдохнуть запах новорожденного. Малыш – точная копия отца, только совсем крохотная, дышащая здоровьем. Он напомнил бы России о годах спокойствия и богатого процветания. Встал бы на место немощного родителя, продолжив начинания могущественных предков. И тогда бы содрогнулись и Османская империя, и Крымское ханство, подарив Фёдору покой как можно раньше. Тогда бы и он закончил все воины, обрекая на благодать свой любимый народ.       Кроме одной.       Погасли лампады, оставив после себя приторный аромат смерти. И утихло шипение нечестивых, погрузив царские покои в почтительную тишину. Последняя тёмная ночь сменилась солнечным утром. Первым утром после его войны.