His demons

Сонхва понимает насколько сильно от младших пахнет сексом, только когда Уён со всей дури хлопает дверью ни в чем не повинного седана, через секунду оказываясь под боком. Старшего обдаёт волной возбуждения, под ее натиском злость отступает, и опустевший разум тут же заполняется невыносимой жаждой. Сан неотрывно смотрит на него, будто видит что-то совершенно новое в давно изученном до последней детали старом. Это смущает и возбуждает одновременно, Сонхва утопает в вязкой черноте его расширяющихся зрачков. — Я тоже мог так выглядеть, если бы не ушёл на работу, да? — хрипло шепчет он, кончиками пальцев касаясь шеи Сана там, где только что проскользнули пальцы младшего. Сонхва не любит метки, но если это значит принадлежать им, принести им истинное удовольствие, позволив разукрасить своё тело кровоподтеками... — Мог бы, — от хищной ухмылки Сана по затылку бегут мурашки. — Но у нас впереди все выходные, чтобы это исправить. Иди сюда. ...тогда он согласен на тысячи синяков и засосов. Сонхва тянется к губам Сана и целует его с толикой обречённости и вины за то, что бросил утром. Поцелуй не такой горячий как с утра, но чувственный и страстный. Нет языка, но есть желание, разливающееся по телу и с каждой секундой захватывающее все новые участки. После поцелуя с Саном Сонхва чувствует себя пьяным, словно перепил соджу, — перед глазами все как в тумане, а сердце бьется как бешеное. И он совсем не успевает отдышаться, когда разгоряченный и напористый Уён тянет его на себя. Течение времени перестаёт быть важным, Сонхва не замечает, как Сан пристегивается, поворачивает ключи в замке зажигания и съезжает с тротуара. — Сонхва хён, — Уён льнет ближе, придвигается почти вплотную. — Ты такой красивый в очках, почему ты не носишь их дома? Сонхва так заработался сегодня, что и правда забыл оставить очки для компьютера в офисе. Их стёкла запотели от жаркого дыхания Сана во время поцелуя, от чего картинка стала туманной. Он тянется к переносице, чтобы снять их, но рука зависает в воздухе, когда щеки касаются чужие подушечки пальцев и скользят к подбородку, приподнимая и разворачивая. Уён водит пальцами по губам, нежно обводя каждую и слегка надавливая, чтобы старший приоткрыл рот. — Оставь, мне так нравится, — Сонхва тонет в томном шепоте Уёна. Младшие обладают волшебной способностью вырывать его из реальности, забирая в свой маленький зонтичный мир. Всего пара нехитрых манипуляций и фраз и Сонхва теряется в их пространстве — ему не важно где он, куда едет и что будет потом, потому что сейчас он с ними. А они — всё, что нужно. Уён умеет дразнить не хуже Сана, а то и лучше. Хотя обычно он жаждет немедленной ласки и внимания, нетерпеливо напрашиваясь на поцелуи такие глубокие и страстные, что они тут же переходят в секс. Но когда его либидо хотя бы немного удовлетворено, он становится изощренней, хитрее и беспощадней. Упиваясь гладкостью кожи, младший невесомо скользит приоткрытыми губами по губам Сонхва, но не целует. И каждый раз, когда Сонхва подаётся навстречу, желая почувствовать их истинный жар, он отстраняется, затем снова продолжая свою, казалось бы, безобидную игру. — Эй! — Сан выезжает на трассу, плавно разгоняясь, и ведь может, когда хочет. — Живо пристегнулись! От командного тона Сана они лишь сладко мычат друг другу в губы, даже не думая слушаться. Рядом с Уёном Сонхва превращается в ребёнка, пренебрегает правилами, становится зависимым и легко управляемым. Харизма младшего гипнотизирует его, и ему хочется сделать все так, как тот захочет. Сонхва жмурится, а Уён продолжает свою издевку. Едва касаясь, он проводит пухлыми губами по острой скуле, зажимая подбородок пальцами, щекочет дыханием щеку, опаляет раскалившимся в легких воздухом висок, ласкается носом об нос. В последнем движении Сонхва узнаёт Сана. Изредка в моменты нежности после секса, когда губы уже болят от поцелуев, Сан мило морщит свой маленький носик и ласково трется об их лица. И младший весьма избирательно копирует его самые очаровательные привычки. — Сонхва хён, — мурлычет Уён, перебираясь губами на шею, старший открывает глаза и ловит дикий взгляд Сана в зеркале заднего вида. — Завтра яджа тайм, ты будешь послушным? Язык Уёна с нажимом скользит от скулы до ключицы, прослеживая вену, и Сонхва не сдерживает громкого стона. Машину ведёт вправо. Сан отборно матерится и дергает рулем, резко возвращая автомобиль в свою полосу. Его взгляд устремляется на дорогу. — Уён-а, это опасно, мы его отвлекаем, — Сонхва предпринимает попытку воззвать к благоразумию младшего, но тот запускает пальцы за пряжку его ремня. — Он сам захотел, чтобы я пересел, — язык Уёна скользит по раковине уха, ловкие пальцы, расправившись с ремнём, расстёгивают молнию. — Ведь это не я не могу остановиться, это он не хочет, чтобы я останавливался, — его рука касается уже давно твёрдого члена через белую ткань боксеров. У Сонхва кружится голова то ли от переизбытка кислорода, то ли от того, что он снова видит этот горящий в зеркале взгляд. Но как бы не было не разумно все происходящее сейчас, он как и Сан, не сможет остановить Уёна. Мелкий манипулятор с легкостью добивается всего, чего хочет, и легче поддаться, чем сопротивляться. Сонхва поспешно приподнимает бёдра, когда Уён тянет его штаны с бельём вниз, приспуская их до колен. Неловкими, подрагивающими от желания пальцами старший находит в своём портфеле влажные салфетки, которые всегда при нем, и бросает их на коленки Уёна. У Сонхва дорогое шерстяное пальто и не менее дорогие брюки, будет очень жалко испачкать их. Сонхва вжимается затылком в подголовник и напряжённо жмурится, в то время как младший устраивает голову у него на плече. Его пальцы игриво касаются головки члена, с интересом очерчивая ее, будто в первый раз. Уён медлит так же, как с поцелуем, прикасаясь без нажима, что ощущается больше как щекотка, чем как ласка. Сонхва недовольно мычит, но не торопит. Пускай он и надеялся на быструю разрядку, он понимает, что с Уёном это всегда непредсказуемо. Младший переключает внимание с члена на внутреннюю сторону бёдер, щекоча подушечками пальцев нежную кожу, провоцируя марш мурашек и сладкую дрожь. Колёса седана пропускают яму. Подвеска уменьшает встряску, но внутренние органы все равно неприятно подпрыгивают. Сан шипит проклятия в адрес то ли плохому асфальту, то ли шаловливому Уёну. — Следи за дорогой, родной, — хмыкает младший, подливая масла в огонь. — Прекрати, — рычит Сан: — Баловаться, — но звучит так загнанно, будто сам находится на грани. Пальцы Уёна с силой впиваются в самое чувствительное место бедра рядом с пахом, и вязкий воздух в машине разрезает стон. Сонхва приоткрывает глаза, когда вторая рука Уёна забирается под его свитер. Младший словно пытается стать его второй кожей, прильнув так близко, что жар его тела ощущается даже через одежду. — Когда ты полностью отдаёшься в наши руки, твой голос становится таким высоким, — Уён выдыхает, и стёкла очков вновь запотевают, лишая Сонхва зрения. — Можно мы завтра, — он прислоняется лбом к виску старшего и тихо шепчет: — Заберём всю твою власть себе? Вибрация его голоса приятна до дрожи в пальцах, до бабочек в животе и до цветных вспышек перед широко распахнутыми, но невидящими глазами. Невыносимо. — Да-а-а, — Сонхва больше не отвечает за своё тело, полностью отдавшись в искусные руки кукловода. Уён перестаёт дразнить, чутко выбирая самые чувствительные места. Скользит ладонью по стволу, находя пальцами выпирающие венки, выбирает ритм, от которого у Сонхва сбивается дыхание. Из-под прикрытых век старший наблюдает за тем, как Сан нажимает кнопку круиз контроля. Седан, разогнавшись до максимальной разрешённой скорости на автобане, начинает ехать ровно, без рывков. Обе руки парня на руле, он не прикасается к себе и не трогает зеркало, чтобы сдвинуть его и увидеть все самое интересное. Напротив, он смотрит Сонхва в глаза, ловит каждое движение его кадыка, секундно отвлекаясь на дорогу, а затем впивается взглядом в губы, и старший тут же облизывает их. Сонхва бесстыдно стонет, когда ладонь Уёна проезжается по головке, смазывая выступившую влагу. Пальцы плотным кольцом скользят по всему стволу до основания. Зубы младшего тянут за мочку уха, а язык играется с простой серебряной сережкой. Ласка Уёна становится быстрее, а грань наслаждения, которую собирается переступить Сонхва ближе. Бешеное сердце разгоняет по венам раскалённый металл. Расфокусированным взглядом он ловит очертания профиля младшего. Тот смотрит на отражение Сана в зеркале. Неотрывно, с дьявольски хищной улыбкой на губах, с вызовом. Уён позволяет кончить без лишних издевательств и пошлых просьб, а после наконец-то целует, нагло толкаясь языком в рот. И Сонхва облегченно стонет в его приоткрытые полные губы. Через полчаса Сан сворачивает на заправку. Все время до этого они провели в полной тишине — Уён будто нашкодивший котёнок прятался в изгибе шеи Сонхва, рисуя подушечками пальцев на его животе под свитером только ему понятные узоры, а Сан больше не отрывал хмурого взгляда от дороги, включив радио и качая головой в такт песням. Старший же, прерывисто вдыхая наэлектризованный от напряжения между младшими воздух, боялся подать голос и спросить куда они все-таки едут. Даже сладкая послеоргазменная дымка в голове не притупляла его волнения. На заправке Сонхва тут же сбегает в туалет, чтобы привести себя в порядок. Он тяжело вздыхает, смотрясь в заляпанное зеркало, поправляет растрепавшиеся волосы, распрямляет воротник пальто, гладит свежую метку на шее, а после довольно долго держит руки под тёплой водой, пытаясь успокоить начавшие расползаться тревожные мысли. Младшие после всего даже взглядом не обменялись. Что если Уён зашёл слишком далеко? А он, как старший, даже не постарался прекратить этот фарс... Нервно пытаясь поправить отсутствующие на переносице очки, которые с него ещё в машине снял Уён и напялил на себя, Сонхва выходит из туалета в маленький магазинчик при заправке и тут же натыкается взглядом на младших. Его дыхание перехватывает. Парни стоят у морозильника с мороженым, Уён спиной опирается о грудь Сана, на самом кончике носа которого висят очки, и показывает на вкусы, которые хочет взять. Руки Сана лежат у него на животе, подбородок на его плече, щека прижата к щеке. Он дует губы, отказываясь брать больше одного мороженого на человека. Сонхва облегченно улыбается — у них все хорошо. — Санни, смотри, я хочу вот эти три вкуса, — Уён тянется к морозильнику, утягивая за собой прилипшего к нему коалой парня, и достаёт с полки три пакетика. — Они типа вам, но я у вас попробую. — Типа нам? Но ты же съешь больше половины, — ворчит Сан. — А тебе жалко? — Для тебя мне ничего не жалко. Я готов тебе почку свою отдать. — Да не нужна мне твоя почка! Я хочу мороженое! Такие милые. И такие непредсказуемые. Бомбы без часового механизма. — Сонхва будет малиновое, — уверенно мурчит Сан, указывая на один из пакетиков в руках Уёна. Сонхва нравится, что Сан постепенно перестаёт использовать хонорифики, хоть и сам не замечает этого. Порой он спохватывается, добавляя хриплое «хён», но такое происходит все реже. — Сонхва хён! — вопит младший замечая его. — Так как тебя долго не было, я выбрал за тебя! Плати! — как только Сонхва подходит ближе, парень пихает все мороженое в его руки, и переплетает свои холодные пальцы с пальцами Сана у себя на животе. — Все хорошо? А то по твоей улыбке сразу и не поймёшь. — Я... — Сонхва краснеет и запинается, разворачиваясь в сторону кассы, и чуть слышно бурчит себе под нос: — Переживал за вас, идиотов. — Не переживай, я обещал отомстить ему завтра, — Сан отпускает Уёна и легонько шлепает его ладошкой по шее. — А то совсем распустился. — Ты сам меня распустил! Младшие рассказывают куда они едут. Потом Уён просит Сонхва сесть спереди, а сам снимает обувь и разваливается на заднем сидении. Сан заставляет его пристегнуться даже в таком положении. И затем младший действительно съедает половину их мороженого. Дорога до дома родителей Сана занимает несколько часов. Все это время Уён сладко сопит сзади, свернувшись калачиком, заботливо укрытый бежевым пальто, а горячая ладонь Сана переодически появляется на чувствительном бедре Сонхва. Дом оказывается довольно скромным, гораздо меньше, чем нафантазировал себе Сонхва. Три крохотные комнаты и небольшая гостиная с камином, места не много, но зато очень уютно. На улице давно стемнело, но если выйти на террасу, то слышно как плещется море. Сан разжигает в камине огонь, желтые язычки пламени начинают неспешно облизывать небольшие дубовые щепки. Сонхва принимается за приготовление ужина, и сонный Уён вызывается помочь. Но из непослушных пальцев младшего все выпадает, и хотя помощи от него ноль, только мешает, Сонхва не прогоняет его, украдкой улыбается и мягко треплет его по спутавшимся светлым волосам. Уён клюёт носом прямо во время еды, хотя еще совсем рано — дорога всегда высасывает из него все силы. — Малыш, иди спать, — как только он доедает, Сонхва забирает из его рук палочки и большим пальцем вытирает с губ остатки соуса. — Не хочу один, — бубнит Уён, с трудом поднимаясь. — Я не смогу уснуть без вас, — он хмурится и как ребёнок стоит покачиваясь, смотря то на одного, то на другого, но когда ни один из старших не двигается, он все же уходит в комнату с самой большой кроватью, напоследок крикнув: — Я жду. Сан провожает его влюблённым взглядом, сверкая ямочками, а Сонхва смеётся себе под нос, собирая со стола тарелки, и относит их на кухню. Когда он возвращается в гостиную, его встречает совершенно другая атмосфера — приглушенный свет, тёплый треск дров, белый шум крутящейся на винтажном проигрывателе джазовой пластинки. Романтика. Сан стоит у камина, лениво покачиваясь в такт музыке. Он снял толстовку, оставшись в одной майке, оголяющей руки. Его бёдра двигаются из стороны в сторону, рисуя плавные линии, спина изящно изгибается, а ладони медленно скользят по обнаженным плечам. Кожу Сонхва покалывает, и он замирает в дверях, наблюдая. Время начинает течь словно патока, Сан разворачивается к Сонхва лицом словно в замедленной съемке. Его глаза закрыты, руки с плеч соскальзывают на грудь, затем на живот и на бёдра. Он соблазняет всем своим существом, превращает волю в желе, ломая и возбуждая. Сан открывает глаза, и Сонхва кажется, что его сердце перестаёт биться. От Сана веет диким пламенем, аурой порочности. Чёрные глаза из-под прикрытых век внушают страх быть испепелённым, сожженным заживо. Но Сонхва тянет к нему словно магнитом, и нет сил, которые могли бы противостоять этому. Он как мотылёк летит на этот смертельный свет, впервые забыв про все страхи и сомнения, доверившись вечно голодному чувству страсти. Подушечки пальцев мягко касаются шеи, скользят по горячей коже от скулы до ключицы, считая веснушки. Сан вздрагивает, по его рукам пробегают мурашки. Он тянется за касанием, его ладони ложатся Сонхва на грудь. Неловкость, ранее висевшая над ними серой тучей, растворилась будто и не было. Тонкая невидимая стена, которая возникла между ними после их самой первой встречи, и которую они так долго и наивно игнорировали, стена, что этим утром дала трещину, наконец-то начинает разваливаться, осыпаясь в небытие большими кусками. С каждым прикосновением друг к другу, с каждым рваным выдохом, с каждым ударом сердца они становятся ближе. Сонхва кладёт ладони на тонкую талию, тянет на себя, прижимаясь бёдрами, продолжая покачиваться в такт переливам саксофона и фортепиано. Сан неторопливо обвивает руками его шею, двигаясь синхронно, и внимательно всматривается в глаза, словно пытается увидеть в них разрешение. — Ты сохранил утренний настрой до вечера, — Сонхва пробирается пальцами под майку и надавливает на поясницу также как с утра, от чего Сан выгибается и льнет ещё ближе. — Да, — выдох в губы, секунда и... Сан целует так же дерзко как и утром, выбивая весь воздух из легких и все мысли из головы, жадно и жарко, опаляя все нервные окончания. И впервые Сонхва осознаёт, что вот он перед ним, полностью открытый, реальный. До него можно и нужно дотрагиваться, ласкать, любить. Его можно взять так же как Уёна, целиком и без остатка. И Сонхва берет. Подхватывает под худые бёдра, прижимает к себе, чувствуя скрестившиеся на пояснице лодыжки, и отдаёт себя взамен, страстно отвечая на поцелуй. В какой-то момент спина Сана жестко врезается в стену, он стонет и прислоняется к ней затылком. Сонхва прижимается к нему и крепко держит, до онемения пальцев впиваясь в джинсу обтягивающую бёдра, целует родинки на ключице и веснушки, переходящие на грудь в вырезе майки. Сан тянет за волосы и несдержанно стонет, плотнее прижимая к себе своими длинными ногами, заставляя пахом тереться о задницу. Сонхва в первый раз за все время в их отношениях на троих не задается вопросом «а можно ли?», сейчас он точно знает. Можно. Всё можно. Он в первый раз раздевает Сана. За столько времени вместе у них было немало возможностей, но он ни разу не делал этого самостоятельно. Он ни разу не стягивал с него майку или узкие джинсы. Никогда не носил его на руках и не опускал на кровать, так нежно, будто он сделан из венецианского стекла. Сонхва всегда приходил на готовенькое, разогретое и поданое Уёном. Новизна этих мелочей оседает на языке покалывающей остротой, приводит все чувства в экстаз. Сонхва нависает над раскрывшим объятья Саном. Кожа к коже, грудь к груди, неразборчивый шёпот в губы и перебивающие друг друга сердца. — ...Уена, — мямлит Сан, ерзая на простынях. — Что? — Сонхва смотрит на скрытое двумя слоями одеял тело Уена, высоким холмом возвышающееся на краю кровати. — В джинсах Уёна... смазка... — он толкает в грудь просит поторопиться, ничем не отличаясь своей нетерпеливостью от младшего. Сонхва нехотя отлепляется, опускаясь коленями на ледяной пол. Штаны Уёна валяются с его стороны кровати на полу, хотя рядом стоит стул. Не утруждая себя поисками по всем карманам, он бесцеремонно трясёт их, и откуда-то все-таки выпадает даже не один пакетик. Холодная смазка медленно растекается по пальцам, но Сонхва не даёт ей нагреться, тут же проскальзывая пальцем в податливое тело. Внутри Сана невыносимо узко и жарко. Он вздрагивает, выгибается и стонет в короткие поцелуи, ногтями впиваясь в плечи. — Разбудим? — шепчет Сонхва в уголок чужого рта. — Пускай проснётся сам, — Сан злобно ухмыляется. Младшие злят друг друга, распаляют, раскаляют нервы добела только для того, чтобы потом высосать всю эту дикую энергию досуха, а после умирать совсем без сил, но счастливыми. Это их вечное соревнование в мести возбуждает. Старший не может сказать, в какой именно момент он стал слишком зависим от этой опасной игры. Но скорее всего тогда, когда он стал эпицентром этого хаоса. Сонхва добавляет второй палец и меняет угол, находя самую сладкую точку. Сан стонет высоко и мелодично, а самое главное так громко, как никогда не позволял себе в квартире. Но это дом, здесь никто не услышит, не нажалуется, кроме... — Чего вам не спится? — тут же раздаётся хныкающий голос, и ворох одеял начинает двигаться. Сонхва снова касается кончиками пальцев простаты, и Сан стонет ещё громче, выгибаясь навстречу и сминая простыни. Одеяла на секунду перестают двигаться, но потом со скоростью маленького крота, быстро копающего туннель, Уён выбирается наружу — сначала показываются руки, а потом взлохмаченная голова. — Вы... — младший во все глаза смотрит то на одного, то на другого. — Наконец-то... — за секунду его сонное недовольное выражение лица меняется. — Дурни, почему так долго?! Я уж думал вы так и продолжите вокруг да около ходить, как последние девственники! Несмотря на то, что Уён ярко улыбается, старший замечает, как дрожат его губы, как срывается голос на последнем слове, что глаза на мокром месте, а пальцы нервно мнут одеяло. И замечает это не только он. — Иди к нам, — шепчут старшие в унисон. Уён бросается в их объятья словно прыгает с обрыва, расправляя крылья и с радостью оставляя позади висевший невыносимой тяжестью груз. Лишь в этот самый момент Сонхва понимает, насколько важно для младшего было, чтобы они с Саном наконец-то открылись друг другу. Именно Уён все это время всеми силами бился за то, чтобы стена между ними рухнула. Он включил все свои манипуляторские способности, и если раньше Сонхва думал, что он это делает для себя, то только сейчас понял, что... Нет. Каким бы эгоистом Уен не был, в их отношениях он самый настоящий альтруист. Он больше всех трудился, чтобы все между ними работало, без устали искал за какие бы рычаги потянуть, чтобы развернуть их в нужную сторону, чтобы сделать ближе, чтобы всем было хорошо. И сейчас, когда младший заявляет, что хочет быть между ними, Сонхва не совсем понимает. Но когда он прижимается грудью к спине Уёна, войдя в его горячее тело, вжимая его бёдра между ног Сана, задаёт ритм, от которого младшие задыхаются, и переплетает пальцы с пальцами Сана, прижимая его ладони к матрасу, именно тогда Сонхва ловит этот взгляд. Сан смотрит Сонхва в душу, прожигая в ней дыры и заполняя их желанием. По влажному вспотевшему телу бегут мурашки, по спине скользит холодок. И тогда Сонхва понимает — Уён продумал все до последней мелочи. Увидев однажды этот взгляд, ты будешь хотеть увидеть его снова и снова. Ты позволишь всей орде чертей, танцующих в этих глазах, овладеть собой, отдашь себя целиком, каждую клеточку.