Writober by Шинечка

Персонажи/Пейринг: Алукард, Интегра Хеллсинг Жанр: юмор Рейтинг: G Интегра внимательно посмотрела на своего невозмутимого слугу. Прядь его волос в данный момент времени упорно пыталась выклевать ему глаз. — Это была хорошая идея? — спросила она, приподняв бровь. — Нет, — без тени раздумий ответил он. — Может быть, стоит вовсе отказаться от фамилиаров? — спросила Интегра, исподтишка наблюдая за отрастающим из его затылка вороном. Ворон пытался свить гнездо и поудобнее устроиться в нем, сварливо выклевывая что-то у Алукарда в ухе. — Не могу, — горделиво вздернул нос вампир. — Это дело принципа. Интегра тяжело вздохнула. С тех пор как выяснилось, что даже потусторонние летучие мыши переносят бешенство, жизнь Алукарда изрядно усложнилась. Он признался, что впервые с подобным столкнулся. Грешил на недоноска, кровь которого выпил две недели назад. После этой короткой задумчивой речи он вдруг поперхнулся пеной, пошедшей у него с губ, и свалился на пол в корчах. Будь он смертен, все закончилось бы куда печальнее. У Алукарда на переосмысление ушло три недели, последней каплей стала сдохшая от бешенства Гончая. Алукард долго размышлял над подходящим фамилиаром. Это ведь не только удобное средство перемещения, делился он с Интегрой, но и образ, что играет на устрашение. Это невероятно важно, моя госпожа, и я не вижу поводов для улыбок. После месяца ходьбы пешком вампир все-таки остановился на во̀ронах. Скорость полета приличная, адекватные размер и вес, предсказуемая (не то что у летучих мышей!) траектория полета, но главное — интеллект! Рукокрылые им откровенно не блистали, то за мотыльком увяжутся, то вышки телефонной связи испугаются. Еще на месяц Алукард ушел в себя. Не вылезал из гроба, медитировал в окружении пакетиков крови, изредка всхрапывая, ворочался, изредка издавая сиплый надсадный вороний крик, и снова засыпал. И вот он явился к ней, гордый и даже надменный, чтобы продемонстрировать всю свою новую «стаю». В первый раз выглядело эффектно. «Устрашающе», — отметила Интегра, глянув на вампира поверх газеты, и пожелала ему успехов на миссиях, иначе говоря, «пусть все обдрищутся от одного взгляда на тебя». Алукард оценил пожелание, широко усмехнулся и отправился в бой с новым настроением… Чтобы открыть, что интеллект у во̀ронов, несомненно, есть. И это интеллект взбалмошного, капризного, истеричного и злопамятного пятилетнего ребенка с дефицитом внимания и острой тягой обратить на себя родительское внимание. Первая же миссия превратилась в сущий ад. Вороны передрались за внимание Алукарда, едва не выклевали ему, на глазах изумленного соперника, оба глаза, половина куда-то улетела, отчаянно сварясь, а оставшаяся часть с трудом собравшегося в кучу Алукарду перед развоплощением обильно нагадила ему на плащ. Соперник умер, корчась от смеха. И это было только началом. Во̀роны были непредсказуемы. Они по одному и по два отваливались от Алукарда в полдень, воровали и перепрятывали его вещи. Они драли когтями обивку его кресла и плаща. Они любовно клевали его в щеку до крови и беспорядочно гадили на все подряд. И, разумеется, они истошно орали в любое время суток. Пожалуй, фантазируя о новых фамилиарах, Алукард слишком увлекся, воображая их. Слишком уж сгустки пакостной тьмы получились настоящими. Но Алукард был готов терпеть. — Дело престижа, — упорно повторял он, вынимания из пасти орущей птицы фалангу своего откушенного пальца. Водворял его на место, чтобы хватиться, что правая пола его плаща успела объявить войну левой и даже подралась за его спиной. Интегра до конца не понимала, что же было причиной его великотерпения. Быть может, все дело было в тех секундах тишины, когда исчадья ада вдруг смирялись со всем на свете и ласково, прикрыв свои черные бусинки-глазки, ластились под пальцы и издавали некое подобие кошачьего мурчания. В эти минуты Алукард, который уже несколько раз срывался на крик и грозившийся пооткручивать чертовым тварям головы, вдруг становился похожим на умиленного родителя. Тихонько вздыхал и забывал все свои угрозы. Разумеется, это совсем никого Интегре Хеллсинг не напоминало. Но, возможно, именно поэтому она все еще смиренно терпела такой невыносимый гвалт под крышей своего особняка.