Забудь сожаления

Покой среди покоя — не истинный покой. Веселье среди веселья — не истинная радость. Лишь когда обретешь покой в движении, воистину постигнешь небесную природу. Лишь когда постигнешь радость в печали, поймешь, чем живет сердце. Хун ЦзыЧен

             Время в дороге со старшими мастерами пролетело для Дао СуАна незаметно. Мастер Вэй определенно пребывал в приподнятом настроении. Сначала он, приобняв Дао СуАна за плечи, подробно расспрашивал его о том, что собой представляет его орден и какое умение ставит в основу учений. Когда мастер услышал, что каждый в ордене ЦиШань Дао обязан практиковать целительство, он задумчиво замолчал. Его глаза сами собой нашли глаза мастера ВанЦзи. Дао СуАн тем временем осторожно отстранился: косой взгляд Верховного заклинателя, который он уже долго ощущал кожей, заставлял его чувствовать себя некомфортно.       Задумчивость мастера Вэя сменилась весельем. Он поравнялся с ХаньГуан-цзюнем и, подражая его манере, стал с невозмутимым лицом вышагивать рядом. Ослик скосил на хозяина глаз и громко фыркнул. Дао СуАн прикусил губу, чтобы не выдать себя усмешкой. Травинка, которая не отдавала себе отчет в том, что жертва проказ мастера Вэя сам Верховный заклинатель, открыто улыбнулась. Мастер ВанЦзи тем временем спокойно сказал:       - Перестань.       Дао СуАн даже не удивился, услышав в его голосе вместо раздражения теплоту.       Мастер Вэй тут же широко улыбнулся Верховному заклинателю и весело рассмеялся.       После мастер Вэй кормил Яблочко. Тот снисходительно принимал из рук хозяина еду, как если бы это было подношение. Мастер не упустил возможности это ослу заметить, и вся их компания, за исключением хранящего невозмутимость мастера ВанЦзи, снова невольно заулыбалась. Затем мастер Вэй играл на флейте, иногда вспоминая что-то и делясь этим с ХаньГуан-цзюнем или время от времени обсуждая с ним что-то. Одновременно он пояснял Травинке, какой силой обладает каждая мелодия. Спустя некоторое время девочка достала свою флейту и стала старательно повторять за мастером. Дао СуАн, пребывающий в самом мирном расположении духа, вдруг заметил, что мастер ВанЦзи мрачно смотрит на руки девочки. Юноша удивился: Травинка, конечно, играла неумело, но этого только и следовало ожидать. Такого взгляда она определенно не заслуживала. Пытаясь понять причину, Дао СуАн поднял глаза на ее пальцы.       И помрачнел подобно Верховному заклинателю.       Дело было не в неумении. Цинь Чжань не могла хорошо играть. Пальцы одной руки были малоподвижны и плохо девочку слушались. Она пыталась раздвинуть их, плотнее прижать, чтобы закрыть отверстия флейты. Но, несмотря на все усилия, пальцы, застывшие в полусогнутом состоянии и неловко подергивающиеся, то и дело опускались мимо. Цинь Чжань, однако, не злилась и не отчаивалась. А мастер Вэй не упускал случая наградить ее улыбкой, стоило ей более менее справиться хотя бы с одной небольшой частью мелодии. Дао СуАн нахмурился.       «…Это свело с ума ее отца, который стал вымещать боль утраты на дочери, чем чуть было ее не убил».       Юноша посмотрел на девочку. Перевел взгляд на мастера Вэя. И осознал.       «Мой и Лань Чжаня ребенок».       Он осознал, как если бы ответ был написан перед ним большими иероглифами.       «Я хочу понять… где истина, а где ложь».       Вот такой Вэй УСянь человек. Просто человек с добрым сердцем. Человек, который этого перед другими никогда, разве что в шутку, не признает. Дао СуАна вдруг ошеломил тот факт, что все, кто когда-либо встречал, и даже те, кто лишь слышал имя Вэй УСяня, поносят его и осуждают. Что когда-то он сам сомневался в чести этого человека.       Юноша вспомнил, как в детстве отец говорил ему: «Истинно достойные люди своим благородством не хвастают».       Как же это все глупо… Почему мир такой неправильный?       *       - Мастер Вэй, - обратился к нему Дао СуАн.       Немного насупившийся Вэй УСянь и юный адепт сидели за столом в снятой ими комнате на постоялом дворе, где они остановились на ночлег. Лань ВанЦзи медитировал вместе с Травинкой в комнате напротив. Это он минутой раньше строгим указанием выставил их обоих за дверь, чтобы они не отвлекали юную ученицу болтовней.       - Вот уж Лань Чжань, - проворчал Вэй УСянь, наливая в чашку принесенное с собой из другой комнаты вино.       Дао СуАн промолчал. Он догадывался, что Верховный заклинатель обошелся с ними так, поскольку заметил: было нечто, что он хотел спросить у мастера Вэя, но не мог сделать это при них.       - Что ты хотел у меня спросить? – потягивая вино, повернулся к нему молодой мастер, сменив ворчливый тон на лениво-расслабленный. Дао СуАн удивленно моргнул, а затем мысленно покачал головой. Как он мог подумать, что его наставники друг друга не поймут? Среди всех глубоких и зачастую озлобленных заблуждений, в которых находился свет, эти два человека казались чуждыми миру странниками, разделяющими в царившем беспорядке подобное бесценному самоцвету доверие.       - Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о том, как вы нашли Травинку. Когда это случилось и в каком состоянии она тогда была. Если вы знаете, что произошло с ее рукой, прошу вас, расскажите мне. Я всего лишь ученик ордена Дао, но если есть что-то, что мне под силу, я хочу помочь.       Мастер Вэй с чашей вина в поднятой руке прищурился и улыбнулся. Его усмешка навела Дао СуАна на мысль, что мастер ждал от него этого вопроса. Возможно, с тех самых пор как узнал об особенности учений его ордена. И это вселило в юношу уверенность.       Я сделаю все, что возможно.       Когда дверь открылась и на пороге показался мастер ВанЦзи с Травинкой, юноша был просвещен до состояния ступора.       Если бы я был на месте мастера Вэя в то время, смог бы я не пройти мимо? Не опустить руки, сразу признав поражение? Смог бы я взять на себя ответственность? Смог бы я спасти жизнь?       Юноша посмотрел на сонно вошедшую в комнату девочку. Цинь Чжань от усталости не заметила перемену в его взгляде.       - Ты только посмотри, братец СуАн! – весело хохотнул мастер Вэй, указывая чашкой вина на подошедшую к ним со слипающимися глазами Травинку. - Ничто так не убаюкивает, как медитация с Лань Чжанем.       Он в одно плавное движение поднялся из-за стола. Взъерошил Травинке волосы и радостно прошагал к ждущему его в дверях Лань ВанЦзи. Вэй УСянь широко и совсем по-детски ему улыбнулся.       Когда мастера удалились, Дао СуАн уложил девочку в кровать. И без того слипающиеся веки Травинки сразу сомкнулись. Юноша осторожно взял ее руку и поднес к глазам.       *       Лань ВанЦзи прошел в их с Вэй УСянем комнату. Он услышал, как за спиной тихо закрылась дверь. Звякнул засов. Он повернулся.       Ин стоял у двери и лучисто улыбался. Лань ВанЦзи почувствовал, как эта улыбка приковала к себе его взгляд – он не мог отвести глаз, даже если бы захотел.       Он проследил, как Вэй Ин пересек комнату, походя положив флейту на стол, и закрыл окно. Затем другое. После чего снова повернулся к нему. И снова Лань ВанЦзи смог увидеть обращенную к нему улыбку. Они стояли молча, глядя друг другу в глаза через полкомнаты. Лань ВанЦзи чувствовал, как в груди словно разрастается шар обжигающего тепла, распирая тесные стенки ребер. Все его существо тянуло к этому свету, к этим глазам, к Вэй Ину… Но он не смел.       Руки Вэй Ина скользнули за спину. Пояс ослаб и упал на пол. Вэй Ин сделал шаг к нему.       Черные верхние одежды последовали за поясом. Пылающий нежностью взгляд не отпускал. Еще шаг – и сапоги, а за ними и нижние одежды остались на полу позади.       Прямо перед Лань ВанЦзи стоял Вэй Ин. Душа – вновь собранная из осколков – в его взгляде. Тело – худое и исполосованное шрамами – в дрожащем свете свечей. Вэй Ин обнажил все перед ним. Так он и стоял, глядя в его, Лань ВанЦзи, глаза.       Шар внутри Лань ВанЦзи с оглушительным звуком лопнул. Самоконтроль, рассудок… К чему все это сейчас? Перед ним? Перед тем, кто, отбросив все, носит на запястье лишь его ленту?       Неуловимый шаг навстречу – и руки со всей силой прижимают Вэй Ина к себе. Губы проглатывают губы. Язык бешено врывается в рот. Пальцы забираются в волосы. Ленту, сорвать ленту… Хочу чувствовать его запах… Хочу, чтобы он был везде!       Лань ВанЦзи заметил, как его собственные волосы упали по сторонам лица. Он задохнулся и вжал Вэй Ина в себя, покусывая его губы. Этот огонь… Что с ним делать? Как его потушить? Этот огонь его, Ина, сожжет…       Зачем ты меня раздеваешь?       Зачем ты кусаешь мои губы? Зачем гладишь по волосам? Зачем улыбаешься в мои безудержные поцелуи? Неужели не понимаешь? Мне не сдержать эту бурю! Ин!       Зачем ты дрожишь?       - А-аа…       Зачем стонешь от такой простой ласки?       - Чжань…       Зачем зовешь меня таким голосом? Зачем горишь в моих руках?       Мне не сдержать это, Ин! Это сильнее меня!       - ИН! – отчаянный полукрик-полустон сорвался с его губ и потонул в глубоком поцелуе. Лань ВанЦзи почувствовал, как последний оплот его рассудка сносит пылающей волной.       Едва отдавая себе отчет в том, что он делает, Лань ВанЦзи шагнул к одной из двух кроватей, увлекая слившегося с ним в неразрывном объятии Вэй Ина. Буквально сметая его собой на постель. Сбрасывая в миг одежды. И снова проглатывая ярко-красные улыбающиеся губы. Посасывая, покусывая язык. Чувствуя дрожь души в горящем теле. Таком же трепещущем, как и его. Чувствуя руки, обнимающие его спину.       Дрожи больше! Ощути меня больше!       Лань ВанЦзи впился поцелуем в основание шеи, там, где прямо под его губами безумно пульсировала кровь. Сквозь тяжелое дыхание он услышал тихий стон наслаждения.       Дрожь…       Еще…       - Ин!       Руки Вэй Ина в его волосах… Так хорошо. Ин, хочу, чтобы тебе было хорошо. Хочу, чтобы ты дрожал от наслаждения!       Обжигающие поцелуи покрывают тело. Руки исследуют каждый его уголок. Тихие стоны срываются в зыбкий полумрак комнаты. Здесь! Под губами так сильно стучит сердце. Он не замечает, как впивается зубами в сосок, извлекая тихий вскрик. Как целует его и снова кусает. Как сжимает в пальцах другой, сдавливая, и гладя, и сдавливая…       Но его тянет вниз. Туда, где невыносимо соблазнительное твердое пламя упирается ему в живот и обмазывает его теплой жидкостью. Дорожка быстрых поцелуев - и вот это пламя у него во рту и…       - Чжань… - сводящий с ума голос.       Пламя лавой изливается в него. Он жадно пьет. И Вэй Ин в его руках приглушенно стонет и дрожит. Руки Вэй Ина в его волосах неосознанно прижимают его голову к самому паху, заставляя вобрать всего его в рот, до горла. Горло сжимается в спазме. Вэй Ин сладко стонет. И Лань ВанЦзи не может сдержать укус. Подчиняясь безотчетно поднимающим и опускающим его голову рукам, он ласкает, ласкает... И снова пьет извергающиеся в него чувства. И слышит свое имя…       Он поднимает его бедра. Он хочет знать, знать его всего. Все места, что не знает никто. Знать так глубоко, как не знает он сам. Он вбирает их в рот и кусает. Он должен укусить. Это его! И Вэй Ин сладко дрожит, признавая это.       Он опускается дальше… Вот он, вход в его тело. Это тоже мое. Язык проникает в узкую щель…       - Чжань…       …лаская…       - Чжа-а-ань…       …смачивая…       Мой, ты весь мой!       Два длинных тонких пальца проскальзывают внутрь, растягивая. Пока губы впиваются в снова наполнившееся любовью тело. Пока другая рука гладит сокращающийся под ней живот, который теперь его. Который то и дело прошибает судорога истомы, стоит коснуться скрытого в глубине тела бугорка.       Три пальца внутри. Он гладит вздымающуюся в безумном ритме грудь. Сердце в ней тоже его. Оно так бьется из-за него. И грудь пробивает дрожь, в ней зарождается стон…       - Чжа-аань!       Это чувство – оно все его. Если делить это чувство, то только с ним. Если изливать его, то только в...       - Ин! – Дыханием срывается с губ. Он пронзает его. Со всей силы. Стремительно. До конца, до самого основания. Сразу выплескиваясь в также извергающееся на него молочно-белым семенем тело любимого. Низкий рык вырывается из горла.       Толчок.       Я твой.       Только что опустошенный, он снова растет в горячих недрах. Руки Вэй Ина впиваются в его плечи.       Толчок.       Я твой.       Мои чувства к тебе никогда не иссякнут.       Их... бесконечно... много…       - А-аа, Чжань…       Он наклоняется и глубоко целует его, смешивая их дыхание.       Толчок. Толчок. Толчок…       Я твой, Ин!       Я причиняю тебе эту боль!       Я вызываю эти слезы!       Я не могу остановиться!       Эти чувства не остановить!       Толчок, толчок, толчок…       - Я твой, Ин!       Это все твое!       Но это не все, Ин…       Чувств слишком много…       Он снова растет в пульсирующем теле любимого. Его собственный живот влажно блестит.       - Аа-а… Чжа..нь…       Ин, прошу, прими все это…       Толчок, толчок, толчок, толчок, толчок, толчок…       И бесконечный общий трепет. И общее пламя. И общее чувство. Что наполняет. Что омывает. Что возвышает.       Бесконечно…       *       - Чжань, Чжань…       - М?       - Кто бы мог подумать, что ты такой неукротимый?       - …       - Хочешь делать это со мной каждую ночь?       - …       - Ха-ха, ты хочешь!       - Спи.       - Я тоже хочу тебя, Чжань. Каждую ночь. Много-много раз.       - Сколько захочешь.       ….......       - Чжань?       - Что?       - Спасибо.       - За что?       - Если тебя нет, я не знаю, куда идти. Если ты есть, я снова вижу, что правильно. Так было всегда… После знакомства с тобой, даже когда мы были далеко или шли разными путями, я знал, что ты где-то есть, и знал, во что верить. Когда меня сбросили на Могильный курган*, мне казалось, ты зовешь меня. Я не послушал, и выбрал месть. В те три месяца отчаяния, что я провел на горе-склепе, я сделал печать, научился управлять темной энергией. Но я никогда не думал о том, чтобы создавать ее. Так же, как я знал, что ты где-то есть, я знал, что преступать этот порог неправильно.       - …       - Чжань, а ты помнишь? Когда ты и Цзян Чэн застали меня за расправой… Я избегал смотреть тебе в глаза. Я был полуразвалиной, весь в крови и тьме, и не жалел об этом. Но ты оставался все таким же – холодным и недостижимым светом.       - …       - Даже после того, как мы помирились, я сомневался, могу ли снова стоять рядом с тобой, идти вровень с тобой. А ты вдруг сказал, что по-прежнему мой друг. Самый близкий, на всю жизнь… Во время той бессмысленной битвы в Безночном городе я помню, как ты поймал меня за руку. Чжань… В мире, в котором больше ничего не осталось, был ты. В мире, который ненавидел меня и желал мне смерти, ты схватил меня за руку… Я не мог позволить тебе упасть.       - …       - После перерождения, когда я потерял сознание… Кто знает, возможно, если бы не звуки твоего гуциня, если бы не ты, сидевший напротив, я бы не проснулся.       - Ин…       - …и в этот раз тоже. Ты всегда меня ловишь… И будишь. Так хорошо, Чжань… Поцелуй меня еще.       - … Я думал о тебе все те три месяца, когда ты пропал. Каждый день, когда не видел тебя. Все тринадцать лет. Всегда.       - Я знаю, Чжань.       …...............       - Чжань?       - М?       - Как мне удалось достать из ножен Бичэнь?       - Лента.       - Значит, с твоей лентой Бичэнь воспринимает меня, как тебя? А если я ее сниму, то вынуть его не смогу?       - Не знаю. Хочешь, проверь завтра. Сейчас спи. Скоро утро.       - Да, Чжань… Скоро утро.